Падение Иерусалима - Картун Дерек - Страница 61

• Предыдущая
• 61/77
• Следующая

— Привет, — бросил на прощание капитан. — Из-за чего вчера суматоха была?

Лоцман пожал плечами: понятия, мол, не имею. Ну, до скорого…

Когда гавань скрылась из виду, «Круа Вальмер» начал набирать скорость. До Хайфы при обычных четырнадцати узлах было четыре дня пути. Среди команды находились двое из военной разведки — их прислал Савари. А среди баллонов с топливом, стоящих в трюме, два были чуть толще и длиннее остальных, и свежая краска на них еще не совсем высохла.

Не успел Таверне — он же Александр Жалю — выйти из лифта на третьем этаже своего дома на улице Спонтини, как ему преградили путь двое в штатском, оба — весьма крепкого сложения. Один из них предъявил удостоверение:

— Контрразведка. Вы Александр Жалю, не так ли?

— Да.

— Будьте добры, пройдите с нами. Вас приглашают для беседы.

— Какой еще беседы?

— Речь, видимо, пойдет о вашем брате.

— Что с ним?

— Не знаю, месье. Нам поручено только доставить вас в управление.

Внизу ждала машина. Через двадцать минут Александр Жалю сидел за столом напротив Альфреда Баума и громко возмущался тем, что ему не позволяют связаться с адвокатом.

— Всему свое время, месье, — пытался успокоить его Баум. — Я пока хотел бы задать вам несколько вопросов.

— Ни слова от меня не услышите, пока здесь нет моего адвоката.

Баум внимательно посмотрел на посетителя, его лохматые брови чуть дрогнули, сошлись на переносице, и взгляд внезапно стал острым и холодным, как стальной клинок.

— Вы обвиняетесь в государственной измене, — произнес он. — И счет вам будет предъявлен весьма крупный.

Александр Жалю деланно рассмеялся:

— Ну это уж ни в какие ворота не лезет! Я добропорядочный гражданин, бизнесмен…

— А ваш брат так не считает.

— Мой брат? Но ведь…

— Что?

— Вы хотите сказать, что мой брат отзывается обо мне дурно?

— Вот именно. — Наступило молчание, которое прервал Баум: — Дело не выгорело. Ваш брат в тяжелом состоянии, но поговорить с ним мы сумели.

— В толк не возьму, о чем вы. Мой брат — он что, серьезно заболел?

— Вам отлично известно, что сегодня ночью его пытались убить. Но знаете, эти наемные убийцы — и они могут промахнуться. Вам и вашим друзьям следует потребовать с них штраф за неаккуратную работу.

— Безумие какое-то! Ничего не понимаю — кто стрелял в брата? Где он сейчас?

— В больнице.

— Я требую свидания с ним.

— Требуете? Не то у вас положение, чтобы требовать.

— Поднимется грандиозный скандал, вот увидите!

— Поднимется — кому ж это не ясно? Только мы народ толстокожий, к скандалам привыкли. Ну так вы готовы ответить на несколько совсем простых вопросов, связанных с покушением на вашего брата?

— Ни на какие вопросы отвечать не собираюсь. В присутствии моего адвоката я, возможно, постараюсь помочь следствию — но только до тех пределов, пока не затронуты мои собственные интересы. Я не позволю инкриминировать мне всякую чепуху.

— Постарайтесь понять, — голос Баума звучал негромко, но в нем слышалась угроза. — Ваш брат утверждает, будто вы с майором Савари продали иностранцам партию весьма опасного оружия, украденного из арсенала. Он сообщил множество подробностей. Так что положение у вас незавидное.

Лицо Жалю не выдало смятения, но Баум заметил, как побелели суставы его пальцев, — так крепко сжал он ручки кресла.

— Мне нечего сказать.

— Думается мне, — Баум сменил угрожающий тон на мягкий, почти мурлыкающий, — что ко всем прочим обвинениям мы смело сможем добавить попытку преднамеренного убийства.

— Повторяю, мне нечего сказать.

— Вот и отлично. Не могу больше тратить время впустую. Сейчас вас отведут в подвал, и если завтра я не буду слишком занят, вернемся к сегодняшнему разговору. А пока мои люди постараются склонить вас к более содержательной беседе.

Оставшись один, Баум вызвал Алламбо:

— Знаешь, трюк с покойным братцем не сработал. Он, конечно, удивился, услышав, что тот жив, и испугался, но язык ему это не развязало.

— Сколько мы его сможем тут продержать?

— Несколько дней — так я надеюсь. Надо его непрестанно допрашивать, задавая одни и те же вопросы, — найдется же слабое звено в его броне, хотя в данный момент ничего подобного не вижу.

Однако прогноз Баума оказался чересчур оптимистичным. Уже на следующее утро секретарь министра внутренних дел позвонил шефу контрразведки Жоржу Вавру и попросил его зайти. Когда Вавр явился, лицо секретаря изобразило крайнее смущение:

— Не хотелось бы вмешиваться в ваши дела, — признался он. — Но наш министр получил взбучку от министра обороны по поводу того, что вы задержали Александра Жалю. Он действительно у вас?

— Вроде бы да.

— Министр обороны требует его немедленного освобождения — на этом настаивает военная разведка. Этот Жалю выполнял какое-то их поручение — так они говорят. Сами знаете, что это за публика, — у них ведь не спросишь, какое задание они ему дали и почему именно ему. Во всяком случае наш пообещал, что Жалю будет отпущен немедленно.

— Очень жаль, — сухо произнес Вавр. — Он свидетель и участник серьезнейшего преступления, расследование которого ведется под личным надзором президента республики. Министра следует поставить в известность.

— Министр выразил мнение, что этого человека можно пригласить на допрос в любой момент. Он получил гарантии от военной разведки, что тот никуда не убежит.

— Чтобы освободить Жалю при таких подозрениях против него, мне необходимо личное письменное распоряжение министра.

— Оно будет.

Баум, выслушав рассказ Вавра, неожиданно рассмеялся:

— Может, оно и к лучшему, здесь от него никакой пользы — молчит, хоть ты его режь. И никакой уверенности, что заговорит. Так пусть себе гуляет, черт с ним. Но вот официальное распоряжение насчет его освобождения в свое время нам пригодится, тут я не сомневаюсь.

— Я тоже.

— А они ничего там не сказали — как с ним обращаться, когда он отсюда выйдет, как нам себя с ним вести в будущем, а?

Вавр сузил глаза и посмотрел на собеседника с таким выражением, будто ему известно, что у того на уме. Опять какой-нибудь безумный прожект, который он, Вавр, ни в коем случае не одобрит и не поддержит.

— Насчет будущего они умолчали, но это вовсе не значит, приятель, что ты волен поступать с ним, как тебе вздумается. Никакой самодеятельности, слышишь?

— Без этого ничего не получится.

— Что ты еще там задумал?

— Нам же ясно, что этот тип — опасный преступник, — вдохновенно начал Баум. — Опаснее некуда, правда? Недаром в ход пущены все средства, чтобы его отсюда вызволить — он и для них опасен, для своих соучастников. Но ведь никто всерьез не предполагает, будто мы его отсюда выпустим — и дело с концом. Отпустим, мол, и забудем…

— Продолжай, продолжай — хочу понять, к чему ты ведешь. Я к твоим выкрутасам привык, они на меня не действуют.

— Устанавливаем за ним слежку. Круглосуточную. Затравим его до такого состояния, что он начнет метаться, вот тут и проколется на чем-нибудь. А тогда уж заберем его снова — и даже высокопоставленные дружки не решатся дважды повторить один и тот же трюк. — Он улыбнулся обезоруживающе. — Вот и весь мой план, что тут такого особенного?

— А когда начнется скандал — ты сам пойдешь к министру обороны объясняться?

— Могу.

На сей раз расхохотался Вавр. Эти двое — старые друзья, давние сослуживцы — отлично понимали друг друга.

— Убирайся из моего кабинета, — велел Вавр. — И больше не появляйся со своими дурацкими идеями, слышишь?

— Вы, стало быть, ничего не слышали?

— И слышать не желаю.

У себя Баум с Алламбо и еще двумя инспекторами до мельчайших подробностей разработали схему наружного наблюдения за Таверне — восемь человек на машинах должны были превратить его жизнь в сущий ад.

— Сразу будет видно, когда он сломается, — сказал Баум. — А произойдет это непременно. Не могут же все наши усилия пропасть даром. Он наверняка попытается сбежать. Куда и на чем, — не знаю. Вот тут бы его не упустить. Поймаем его — это и будет момент истины. Но если он уйдет — тогда держись, ребята. Вылетите отсюда, как пробка из бутылки. В провинцию. В полицию пойдете служить. — Он обвел коллег острым взглядом и добавил, как припечатал: — Мундир напялите.

• Предыдущая
• 61/77
• Следующая