Рождение героев - Прусаков Андрей - Страница 4

Зверь размахнулся. Его удар убил бы красноволосую, если бы не Шенн: юноша с силой метнул дротик, вогнав его прямо в глаз твари. Будь на ее месте человек, он бы упал замертво, но тварь лишь выронила дубину. Завывая от ярости, она выдернула дротик из глаза – это дало красноволосой время отступить. Шенн вышел из-за дерева и взмахнул рукой, надеясь, что девушка поймет его знак. Так и есть. Она бросилась к нежданному спасителю, а Шенн отступил на тропу достаточно медленно, чтобы она поняла, где проход. Ее глаза были удивительными, синими-синими, и Шенн пятился, не отводя от них взгляд.

Рев чудища вернул его к действительности. Даже серьезно раненный, монстр не собирался упускать добычу и кинулся вслед за ними в Лес.

Красноволосая что-то сказала, и Шенн догадался, что она благодарит его. Еще рано! Он протянул руку. Надо бежать вместе, чтобы не попасть в расставленные у тропы ловушки. Она почти не колебалась, лишь засунула один из блестящих крюков за широкий пояс и сжала его ладонь. Второй крюк остался наготове, и Шенн заметил это. Правильно, на ее месте он бы тоже осторожничал.

Чудищу становилось все теснее на тропе. Оно еле протискивалось между плотно стоявшими деревьями, оставляя на тропке и стволах кровавые потеки. Шенн остановился и, отпустив руку девушки, сказал, указав пальцем на нее, а затем на землю у себя под ногами:

– Останься здесь! Я справлюсь сам. Никуда не ходи! Никуда! – Он подкрепил свои слова энергичным жестом, и, кажется, красноволосая поняла.

Шенн вышел навстречу монстру. Тварь взмахнула длинной рукой, но юноша отпрыгнул без особого труда. Он метнул второй дротик, но для чудища тот был как укус мошкары – хоть и остро заточенный, деревянный наконечник просто застрял в густой шерсти, не причинив твари ощутимого вреда. Выбить бы второй глаз – но это вряд ли получится. Что ж, у Шенна есть еще кое-что…

Он подскочил к монстру, стараясь раззадорить порядком истекшего кровью противника, тот взревел и резво кинулся на Шенна. Уворачиваясь, юноша споткнулся о корень, и сердце сжало ледяными пальцами – такая оплошность могла стоить жизни! Шенн рванулся изо всех сил и ушел от смертельных объятий, когти лишь разорвали рубашку на спине. Он сошел с тропы и побежал, зверь мчался за ним. Юноша слышал его дыхание за спиной, но не оглядывался. Еще немного, несколько шагов! Шенн оттолкнулся и подпрыгнул, ухватившись за висящую лиану, зверь замахнулся лапой, но земля под ним с треском провалилась. Раскачиваясь, юноша висел над ямой, а тварь умирала, корчась на острых кольях ловушки.

Краем глаза он увидал красноволосую. Что за волосы, как огонь! С такими волосами в Лесу не скрыться. Если только измазать их грязью… Но тогда она не будет такой красивой! Но с такой внешностью здесь ее ждет только смерть.

Он раскачался и ловко спрыгнул наземь. Девушка подошла, улыбнулась и что-то сказала, показывая пальчиком на его лицо и волосы. Конечно, они не такие красивые, ведь он измазал их грязью вперемешку с травой. Зато никто не увидит Шенна, когда он в дозоре!

Она подошла к краю ямы-ловушки и посмотрела вниз. Потом что-то сказала и плюнула на мертвого монстра. Ее прекрасное лицо выглядело усталым, но она улыбалась. И как улыбалась! Шенн вспомнил, что еще недавно хотел убить ее, но теперь, видя ее улыбку… Он не сможет. Но есть закон! Чужаки не должны переступать границ Леса, и он, дозорный, поставлен следить за этим! Шенн помнил, как жесток Хозяин Леса, как он наказывает ослушавшихся его, и невольно содрогнулся. Надо что-то делать…

– Тебе надо идти, – сказал он, взяв девушку за плечо.

Красноволосая охнула, ее прекрасное лицо исказила гримаса боли. Шенн глянул и понял: когти твари задели ее, но девушка не подала вида, что ранена. В народе Шенна уважали терпеливых, а уж если это девушка… Он осторожно протянул руку и, глядя ей в глаза, сказал:

– Я перевяжу твою рану. У меня есть снадобье из паутины и помета короеда, оно заживляет очень быстро. Только не здесь, пойдем отсюда. Я покажу тебе укромное место.

Они отошли на границу Леса, на место, где Шенн обычно спал. Несколько упавших деревьев и свисавшие с крон лианы создавали небольшой укромный уголок, совершенно незаметный постороннему глазу. Дозорный жестом предложил сесть на ложе из мягкой пахучей травы, отбивавшей любой запах, и дернул себя за рубаху, показывая, что надо снять верхнюю одежду.

Красноволосая что-то произнесла, но подчинилась, не сводя с Шенна пронзительных синих глаз. Она положила блестящие крюки рядом и сняла странную кожаную куртку с вывернутым наружу мехом, распоротую жуткими когтями. Под ней оказалась рубашка, белая-белая, с синим шнурованным вырезом. Шенн никогда не видел такой. Из чего она сделана? Материал был тонкий и мягкий и совершенно не походил на траву. Рукава рубахи грубо оборваны, и на голой руке юноша увидел рану с сочащейся кровью. Под ложем из трав он нащупал кожаную флягу с водой и, подобравшись ближе, осторожно промыл рану, чутко прислушиваясь к происходящему в Лесу. Рев монстра мог привлечь внимание других дозорных или кого-нибудь еще – надо быть наготове. «Наготове к чему? – думал Шенн, украдкой разглядывая девушку. – Если нас заметят вдвоем, ее убьют сразу, а меня отведут на суд к Хозяину Леса!» В том, что приговор будет единственным и страшным, Шенн не сомневался. Почему же он не убьет ее? Почему вместо того, чтобы проломить красноволосой голову палицей, он залечивает ей рану? Шенн понял почему, еще раз взглянув в глаза девушки. Он может отпустить ее и вывести за пределы Леса, но как он станет жить без этих глаз и чудесных огненных волос? Как она выживет одна, раненая, ведь по Лесу бродят твари и сильнее, и опасней того чудища!

Мазь густым коричневым слоем покрыла рану, а поверх нее Шенн наложил повязку. Юноша закончил работу и отодвинулся на расстояние вытянутой руки. Красноволосая заметила, как он смотрел на нее, и улыбнулась. «Она понимает, что нравится мне», – подумал Шенн. Он приложил ладонь к груди и назвался:

– Шенн, – потом протянул руку к ней. Пальцы едва не коснулись ее груди, довольно заметной под полупрозрачной рубашкой. Левой рукой красноволосая поправила прядь, упавшую на лицо, и назвала себя:

– Далмира.

«Ее зовут Далмира, – подумал Шенн, – какое необычное имя! Такое же красивое, как и она сама! Выходит, старейшины говорят неправду, и люди Снаружи не жестоки и кровожадны, иначе она бы попыталась убить меня!»

– Здесь опасно, тебе надо уходить, – сказал он, – но не бойся, со мной ты в безопасности!

Произнося эти слова, Шенн бахвалился: в действительности он не мог поручиться ни за ее жизнь, ни за свою. И пусть она не поняла ни слова, его уверенная речь должна успокоить девушку.

Он медленно протянул руку к лежащему крюку и вопросительно посмотрел ей в глаза:

– Могу я посмотреть это?

Красноволосая не препятствовала, но что-то произнесла в ответ, и тон ее голоса стал… нет, не угрожающим. Скорее, предупредительным. Шенн понял: она разрешает потрогать оружие, но предупреждает, что наготове. Шенну нравилась такая осторожность, он ощущал, что с него не сводят глаз и следят за каждым движением, но также чувствовал, что Далмира не нападет первой.

Он взял в руки резную полированную рукоять из странной кости, непохожей на кость животного, и первым делом попробовал ногтем остроту лезвия. Ого! Таким ножом запросто вспорешь толстую шкуру короеда, а ведь наши деревянные дротики просто отскакивают от нее! Но почему лезвие такое кривое? Ведь лучше сделать обычный прямой нож!

Далмира заметила его удивление и улыбнулась, показав ровные белые зубы. Она протянула руку, и Шенн не без сожаления отдал странный нож. Девушка сунула плоские крюки в специальные ножны на поясе и поморщилась – видимо, рана давала о себе знать. Из-под плаща виднелись лишь рукояти.

– Интересно, какой он, мир Снаружи? – спросил Шенн и горько пожалел, что они не могут понять друг друга. Сколько можно узнать нового, будь у них один язык! Но даже если бы он и узнал что-либо, что проку? Как рассказать об этом родичам? Ведь старейшины не дозволяют даже спрашивать о том, что происходит Снаружи! Они говорят, что существа, обитающие там, прокляты, они несут только зло – и люди и звери, поэтому их нужно убивать. Убивать всякого, преступившего границу Леса. Он не выполнил первую, наиглавнейшую заповедь и теперь, пусть даже отпустит Далмиру восвояси и никто не узнает о его оплошности, как жить, зная то, чего не знает никто из рода Зверя? Как хранить знание, ни словом, ни полусловом не выдавая его? Шенн замер, почти физически ощущая, как по миру зазмеилась огромная трещина, разделяя старое и новое, правду и вымысел.