Главная тайна Библии - Завалов Михаил Игоревич - Страница 44

• Предыдущая
• 44/79
• Следующая

Когда произойдет воскресение? Некоторые думают, что мы сразу после смерти переходим к воскресению.[185] Мне трудно с этим согласиться. Павел говорит, что, если Христос есть начаток, первый плод, то те, кто Ему принадлежат, будут воздвигнуты «при его пришествии» — а оно, без сомнения, еще не произошло. В Книге Откровения (как и во многих других иудейских текстах того времени) умершие терпеливо — а иные и нетерпеливо — ожидают того момента, когда наконец они восстанут к новой жизни.[186] Представление о таком промежуточном состоянии достаточно постоянно сопровождает веру в воскресение как иудеев, так и христиан.

А, в частности, если новое творение действительно в каких–то важных аспектах будет связано преемственностью со старым (о чем я говорил раньше), мы не можем думать, что оно уже наступило, как не могли бы утверждать, что воскресшее тело Иисуса уже живет и действует прежде его распятия. Новое является трансформацией, а не просто замещением старого. А поскольку старое, очевидно, еще не было преображено, воскресение произойти не могло. Время имеет значение, оно входило в план изначально благого творения. Хотя и оно может быть преобразовано каким–то таким образом, какой мы пока не в силах себе даже и представить, нам не следует поддаваться соблазну слова «вечность» (так выражение «жизнь вечная», постоянно встречающееся в Новом Завете, означает там не вневременное существование в будущем, но «жизнь будущего века»), воображая себе, что, как поется в одном старом песнопении, «там времени больше не будет».[187] Нет: «Старая нива времени, пространства, материи, чувств вспахана и засеяна заново. Быть может, она нам и надоела; но не Ему».[188]

Как это произойдет? Как о том говорил Джон Полкинхорн и другие, речь идет о великом акте нового творения. Полкинхорн нашел для этого современную метафору, которая мне симпатична (хотя, как я мог убедиться, иным людям она кажется мерзкой). Он излагает ее куда утонченнее, но я надеюсь, это не будет просто карикатурой, если я изложу ее проще. Вот чему это подобно: Бог загрузит наши программы на свой компьютер до того дня, пока не даст нам новый компьютер, где мы можем пользоваться этими программами снова.[189] Павел говорит, что Бог даст нам новые тела; тут может сохраниться какая–то преемственность со старым телом, как это было в воскресении Иисуса, но Бог способен воссоздать человека даже в том случае (как это было с Лионскими мучениками), если его пепел развеют над быстрой рекой.

Когда бы первые христианские писатели ни задавались вопросом «как?», они постоянно на это отвечают: Духом Божьим. Дух, паривший над бездной, Дух, обитавший в Иисусе в такой полноте, что Его стали называть Духом Иисуса, — тот же Дух, уже действующий в последователях Иисуса как начаток, залог и обеспечение грядущего, не только дает начало будущей жизни уже сейчас, но будет той мощной силой, которой совершится последнее преображение. Символ веры говорит о «Духе Святом, Господе животворящем». Это совершенно точно соответствует Новому Завету.

Все это ставит перед нами новые и крайне важные вопросы: где же в таком случае находятся умершие в данный момент? Как мы должны к ним относиться и что должны о них думать?

XVI века в представлении большинства западных христиан церковь делилась на три части. Во–первых, это церковь торжествующая, куда входят святые, блаженные души, которые уже созерцают Бога. Конечно, согласно официальному мнению, они все еще должны ожидать общего воскресения, однако об этом все больше забывали и из некоторых средневековых описаний данный момент вообще начисто выпал. Вспомните Данте или средневековые драмы–мистерии. Есть такое место, как небеса; отдельные души уже оказались там, а потому их надо почитать как «святых»; они уже в присутствии Бога, чего же еще им ожидать?

Из этих святых одни отправились прямо на «небеса» сразу после смерти, а другие провели какое–то время в ином месте, о чем мы еще поговорим. Но, попав на небо, они становятся как бы влиятельными покровителями при дворе для тех, кто еще находится в пути. У всех этих торжествующих святых есть свой праздник — День всех святых.

На другом конце находится церковь воинствующая (то есть она сражается в том же смысле, как об этом говорится в Первом послании к Тимофею: «воинствуй как добрый воин» за веру[190]). Это, конечно же, народ Божий в нынешней жизни, но о нем мы сейчас не говорим.

И между теми и другими находится церковь ожидающая, и место, где она ожидает, называется чистилищем. Это сложный предмет, который необходимо рассмотреть подробнее.

Учение о чистилище принадлежит Католической церкви. Такой доктрины не было и нет в православии, а Реформация от нее решительно отказалась — причем не по причине личных антипатий или каких–то злоупотреблений учением, но на основании библейского богословия. Главные положения относительно чистилища мы найдем у Аквината (XIII век) и Данте (начало XIV века), но сама идея глубоко проникла в души творцов и мыслителей всего того периода.[191] Позднее Средневековье приложило великие усилия для развития идеи чистилища и пыталось организовать вокруг нее всю христианскую жизнь. Как учили тогдашние богословы, большинство христиан не полностью свободно от греха до самой смерти, а потому им нужно и наказание, и очищение, хотя им можно помочь в этот сложный период молитвами, а особенно богослужением церкви воинствующей. В связи с этим в начале XVI века и появилась торговля индульгенциями, которая ужаснула не только Мартина Лютера, но и некоторых католических богословов того времени.

Поэтическую и драматическую силу идеи чистилища показал Данте семь столетий назад, а из относительно близких времен можно вспомнить, например, знаменитую поэму кардинала Ньюмана «Сон Геронтия», ставшую еще более знаменитой, когда Элгар написал к ней музыку. Это представление и соответствующее учение все еще входят в рацион большинства членов Римско–католической церкви и некоторых других христиан, которые прислушиваются к ее учению. Но недавно два ведущих учителя этой церкви высказали совершенно иные взгляды.

Карл Ранер, умерший в 1984 году, пытался совместить представления западных и восточных христиан относительно того, где находятся души между смертью и воскресением. Он хотел отказаться от «индивидуализма», который уделяет чрезмерное внимание судьбе отдельной души, а вместо этого предположил, что после смерти душа теснее соединяется со вселенной в целом, а потому, в ожидании воскресения, она лучше видит разрушительное воздействие своих грехов на весь мир. Это и есть, думал он, достаточно грозное чистилище.[192]

Однако большего внимания заслуживают представления кардинала Иозефа Ратцингера, ныне папы Бенедикта XVI. Ссылаясь на главу 3 Первого послания к Коринфянам, он утверждает, что сам Господь есть огонь суда, и этот огонь преобразует нас в соответствии со своим воскресшим и прославленным телом. И это произойдет не в течение какого–то длительного процесса, но в момент последнего суда. Таким образом, Ратцингер связывает чистилище с самим Иисусом Христом как эсхатологическим огнем, отделяя чистилище от идеи промежуточного состояния. Это, в свою очередь, упраздняет возможность столь популярной в Средние века идеи индульгенций, которая была идеальной мишенью для оппонентов из протестантов. Какими бы ни были наши собственные мнения на этот счет, мы видим, что два влиятельнейших ортодоксальных католических богослова последнего поколения довольно решительно предлагают отказаться от Аквината, Данте, Ньюмана и многих других сторонников чистилища.[193]

• Предыдущая
• 44/79
• Следующая