Кремлевский фантомас - Кассирова Елена Леонидовна - Страница 14

• Предыдущая
• 14/24
• Следующая

– Ограбить Оружейку никто не может.

– Как видишь, он может. Непонятно только, как он нашел меня.

– Ты играл с огнем, Кот.

– Такая работа.

– Вот и работай на него.

– И поработаю. Зато есть надежда, что я выясню, кто он.

– Мы с тобой уже выяснили, – буркнула Катя.

– Что мы выяснили?

– Что он – хозяин, а мы – рабы.

Говорили таким образом до рассвета. Гипсовая рука не давала ни спать, ни толком обняться. Оттого нежность усилилась, Костя шептал: «Катенька, прости», – Катя шептала: «Ну, что ты, Кот». И рука счастью уже не мешала, а помогала.

Под утро замолчали и попытались заснуть. Забылись ненадолго, Костя – с назойливой долбежкой в мозгу: «Мы не рабы, рабы не мы».

18-го, в понедельник, Касаткин проснулся знаме­нитым.

Телефон трезвонил ежеминутно с пяти утра.

В редакции звонили только Касаткину. Сначала Виктория, как всегда, брала трубку. Потом не выдержала и она. На всех редакционных телефонах этосамовцы включили автоответчик.

Первое поздравительное письмо пришло по е-мэйлу от Борисоглебского. Он отдыхал в Барвихе. Славу он презирал. Но тут не выдержал. Он, видимо, радовался за Костин успех. «Помни о крестном отце», – написал Борисоглебский. Касаткинским литературным крестным он считал себя. А вообще странно, зачем Глебу компьютер на отдыхе. Уезжая, он сказал, что едет отключиться от мира.

Далее оказалось, что воскресную московскую газетку читает Россия с регионами.

Касаткинская статейка «Хозяин Кремля» в сочетании с ограблением в тот же день Оружейки потрясла всех.

Закричали, что Касаткин – пророк. Он назвал Фантомаса кремлевским хозяином и оказался прав! Бандит проходит в кремлевских закромах, как хозяин.

«Это Самое» от 17 июля стало бестселлером. Воскресный номер раскупили в первый день. Затем он всю неделю продавался втридорога в «Библио-Глобусе», а затем вдесятеро дороже на книжных развалах.

В обсуждении статьи и всего «фантомасовского» дела приплели годовщину расстрела царской семьи и долгожданного захоронения останков. Скептикам, говорившим – случайность, отвечали – случайностей нет.

Мимкин из понедельничного «Нового журнала» намекнул, разумеется, что Фантомас – сам Касаткин.

Во вторник затрясло биржу. Упали акции «Лензолота», рубль и, вечный козел отпущения, японская иена. Рубль, к счастью, на сутки, так как во вторник вечером глава Центробанка Губинин успокоил. Он заявил, что у банка – резерв, одиннадцать миллиардов долларов.

На неделю успокоились: было не до резерва. Правда, через месяц с небольшим Губинина на всякий случай сместили, заменив его на осторожного Хренащенко.

На третий день Касаткин от славы изнемог.

Люди звонили уже с Канар, Сейшел, Багам, и даже Федор Конюхов с земли Франца-Иосифа.

Обижать читателей все же было нельзя. Костя отвечал на звонки граждан, иногда глупые и безумные, давал интервью, звучал на всех радио, даже на «Спортивной волне». Телерубрика «Герой дня» в июле была в отпуске, но специально для Касаткина прилетела черт-те откуда ведущая Мила Морокина и попросила Константина выступить.

«Герой» вышел с Касаткиным экстренно в среду, сокращенно вместо «Футбольного обозрения» и полностью после новостей. Морокина усмотрела в деле тяжкий общественный недуг. Она искала виновника.

Константин Константиныч сидел, как на электрическом стуле. Но все же он любил женское общество и женские лица, тем более симпатичные. К тому же, за всю передачу ему удалось не сказать ни слова, кроме «да» и «нет».

В четверг Касаткина пригласили в гостиницу «Рэдиссон-Славянская». В обычное время четверг был тусовочным днем. Летом тусовка прекращалась. Но в честь Кости в Москву вернулись все тусовщики. В отеле устроили не только фуршет, но и пресс-конференцию. Касаткина рвали на части. Он не успел съесть ни одного канапе.

В пятницу лидер коммунистов Вампиров собрал митинг у памятника Карлу Марксу, в том же месте, где на прошлой неделе Костя встречался с Рахмановым. В микрофон краснолицый кричал: «Да здравствует Фантомас, борец с режимом!» Вампировские пенсионерки-забияки стучали кастрюлями.

Пик славы пришелся на субботу. Лучший российский журналист Максим Соколов в своей субботней колонке, пройдясь по газетной охоте на фантомасов, ни словом не обмолвился о г-не Касаткине. Это стоило самого дорогого!

А в конце недели итоговый аналитик Сикелев, щеголяя версиями, сказал многозначительней всех. Четвертая власть – кремлевская. Президент действует по ее указке.

«Итоги» смотрели у Касаткина все. Никто ничего не понял. «По-моему, он и сам ничего не понимает», – сказала Лидия Михайловна.

В телепрограмме на следующую неделю Касаткина поместили на обложку. Костя, слегка небритый, в белой рубашке и грязных журдэновских мокасинах, выглядел голливудской кинозвездой. Стало ясно: чем человек скромней, тем сексуальней. Киркоров в фиолетовом пончо и Леонтьев в блестящем комбинезоне выглядели ряжеными фантомасами. А Лео ди Каприо, тоже в рубашке и мокасинах, казался касаткинской тенью.

После этого прорвало дорогие иллюстрированные журналы. На обложке «Плейбоя» Касаткин смотрелся потрясающе. Костю уже узнавали на улице, а когда он заходил в булочную, продать ему булочку сбегался весь магазин. У дверей дома и редакции дежурили поклонники с цветами и бумажками и ручками – взять авто­граф. Каждый день утром вместе с «Известиями» Касаткин вынимал из почтового ящика письма с предложением руки и сердца от женщин и мужчин. Некоторые обещали покончить с собой.

Теперь Касаткин или кричал во сне, или мучился бессонницей.

Правда, Костины женщины были молодцы. Катя ревновала к публике скромно и даже справилась с подвальным стрессом. Маняша сказала, что, если у Кости нет сейчас денег заплатить за бабушку, она подождет. В редакции Виктория Петровна показала себя с лучшей стороны: она опять снимала трубку, спрашивала: «Кто говорит?» – и подзывала Костю очень выборочно. Чаще сама отвечала. Даже собственные длинные, окутанные тайной телефонные разговоры Виктория прекратила. Она не хотела беспокоить Касатика.

Но покой и не снился.

А Костин роман с милицией, в общем платонический, продолжался.

Участковый Николай Николаевич Овсянников и молоденький Дима Минин навестили его. Но только уже ради следствия. «Костиным», то есть «фантомасовским», делом занялись верхи.

Сперва Костя ходил на Петровку к следователю Савицкому, к оперативникам Соловьеву и Семенову, видел даже начальника их, полковника Колокольникова. Потом они сами приходили говорить к Косте, потом опять вызывали к себе закреплять показания.

Но закреплять было особо и нечего.

Сам Костя преступника не видел. Очевидцев опросили по второму разу. Но продавщицы, в том числе со Сретенки и Цветного, покупатели с Лубянки, где увели панагию, уже сказали всё, что могли, в районных отделениях два месяца назад. Этосамовские касаткин-ские газетные художества – не доказательства.

Катя тоже рассказала всё, что знала. Костя верил, что не врет. Скрывать ей нечего. Всё, что есть у нее, – Костя и работа в библиотеке.

К тому же у Кати есть свидетель – бомж.

Бомжа из сквера нашли в морге. Тип утонул там же в фонтане. Странно, зачем фонтан включили, если сквер все равно огорожен строительными бытовками. Костя опознал ушанку. Разговор с бомжом Касаткин помнил, но толку от алкаша – как от козла молока. Бомж твердил про мужика и бабу.

Но его «мелкому чернявому мужику с белой говешкой на ветровке» соответствовала гражданка Смирнова Екатерина Евгеньевна, стриженая, в куртке «Найк». Тем более, что первой спустилась она, по ее словам. Значит, если Катя – «чернявый», то человек в робе и с хвостиком – и есть тот самый, «проводник». Хвостом могли быть щегольские, нестриженые и стянутые сзади волосы или парик.

Можно предположить, что преступник – женщина. Костя задумался, конечно. Но нет, дух не тот. Наглый, резкий и размашистый. У женщины действия ограничены, уютны, не масштабны.

• Предыдущая
• 14/24
• Следующая