Руки вверх, Синяя Борода - Роньшин Валерий - Страница 9

• Предыдущая
• 9/28
• Следующая

Подруги пошли в шестой кабинет. И увидели доктора Цыпуха. В отличие от веселого Харитона Харитоныча, доктор Цыпух был мрачный тип с колючими глазами. Вот бы кому работать на кладбище.

— В чем дело? — сухо спросил Цыпух.

Катька начала объяснять;

— Понимаете, мы с подругой приехали в гости к моей бабушке, а нам сказали, что она умерла.

А я тут при чем?

Хотелось бы узнать, отчего она умерла. Доктор посмотрел на Катьку, затем на Лику.

Взгляд у Цыпуха был тяжелый и неприятный. Впрочем, неприятным был не только взгляд доктора, но и его голос. И не только голос, но и весь его вид. И не только вид, а даже кабинет Цыпуха и тот был неприятным. Здесь все было черного цвета. Черный стол, черные стулья, черные шкафы… Настенные часы тоже были черные. Часы стояли. Две черные стрелки замерли на черной цифре двенадцать.

Как звали твою бабушку? — спросил доктор.

Светлана Несмеянова.

Если мне не изменяет память, Несмеянова была вовсе не бабушкой, а молодой девушкой.

Орешкина кивнула.

— Правильно. Но мне она- приходится двоюродной бабушкой. — И Катька в очередной раз стала объяснять, почему так получилось.

Доктор Цыпух слушал ее объяснения с каменным выражением лица. Когда Орешкина закончила, он сказал:

Смерть больной Несмеяновой я не констатировал.

А кто констатировал?

Цыпух достал из черного портсигара тонкую черную сигару и, щелкнув черной зажигалкой, закурил.

— По этому вопросу обратитесь в СМЭС. — Доктор выпустил изо рта струю дыма (как ни странно, дым оказался белый).

Что еще за СМЭС?

Судебно-Медицинская Экспертная Служба девочка, — раздельно произнес Цыпух. — Она находится в Ростове. Именно специалисты этой службы занимались Светланой Несмеяновой.

А почему именно они?

Потому что Несмеянова умерла неестественной смертью, — с каким-то мрачным удовольствием проговорил доктор. — Так что поезжай в Ростов. Там тебе все объяснят. Впрочем, — добавил он, — могут объяснить и здесь. В милиции.

Сказав это, доктор Цыпух отвернулся к окну давая понять, что разговор окончен.

Но Катька решила все выяснить до конца,

Что значит "умерла неестественной смертью"? Ее убили, да?! Убили?!

Нет, девочка, не убили. — На тонких губах доктора зазмеилась улыбка. — Она всего-навсего покончила с собой.

Фу-у, какой противный тип, — сказала Лика, когда девчонки вышли на улицу. — Вылитый вампир.

Ага, — согласилась Катька, тоже дыша всей грудью. — И кабинет у него на склеп похож.

После разговора с доктором Цыпухом подруги чувствовали себя совершенно разбитыми. Но под летним солнышком и ласковым ветерком с Дона осадок быстро исчез.

И девчонки пошли в милицию.

Во дворе милиции, на широкой скамейке, сидели два сержанта и играли в домино.

Скажите, пожалуйста, — обратилась к ним Орешкина, — как нам пройти к самому главному милицейскому начальнику?

Как войдете, так все прямо, прямо и прямо, — объяснил один из сержантов.

А в самом конце направо, — добавил другой сержант.

Подруги вошли в помещение милиции и по длинному коридору пошли прямо, прямо, прямо, потом завернули направо и уткнулись в дверь с табличкой:

Лика постучала.

— Да, да, — донеслось из-за дверей.

Девчонки вошли в кабинет.

За столом в расстегнутом кителе и с ослабленным галстуком сидел майор Сидорчук и ел гороховый суп. Это был уже немолодой мужчина простоватой наружности.

— Что скажете, девчата? — не переставая орудовать ложкой, спросил майор.

— Ой, извините, — попятилась Лика, — у вас обед?

— Какой обед? Просто решил закусить. Присаживайтесь. Супчика хотите?

— Нет, спасибо, — отказалась Катька. — шла к вам по делу.

— А кто ко мне не по делу? 9 Майор со вздохом отодвинул тарелку в сторону: — Ну что там у вас? Рассказывайте.

Орешкина рассказала.

— Как фамилия бабули? — спросил Сидорчук.

— Несмеянова.

— В больнице видно что-то напутали. Старушка с такой фамилией самоубийством не кончала.

— Она не старушка, — сказала Лика. — Ей восемнадцать лет.

— Это ж как так может быть?..

Пришлось Катьке опять объяснять, как так может быть.

— Ох и жук твой прадед! — усмехнулся майор Сидорчук. — Я, кстати говоря, тоже по молодости… Впрочем, не важно. Ну и чего вы, девчата, хотите?

— Узнать правда это или нет? — сказала Орешкина.

— Что именно?

— Правда ли, что моя бабушка покончила с собой?

— Сейчас уточним. — Майор выглянул во двор, крикнул: — Шмаков, зайди на минуту.

— Сей момент, Федор Иваныч, — отозвался чей-то голос.

Сидорчук вернулся к столу.

— А вы, девчата, откуда будете?

— Из Санкт-Петербурга.

— Неплохое местечко. Бывал я там по молодости. В Третьяковку заходил.

— Вы, наверное, в Эрмитаж заходили, — поправила майора Лика. — Третьяковская галерея в Москве.

— Какая разница, — пожал плечами Сидорчук, — там картины, здесь картины…

Дверь открылась, и в кабинет вошел сержант Шмаков.

— Слушай, Шмаков, — обратился к нему майор, — ты вел дело этой, как ее… э-э…

— Несмеяновой, — подсказала Катька.

— Да, Несмеяновой.

— Никак нет, Федор Иваныч. Этим делом Шпаков занимался.

Майор Сидорчук снова подошел к окну и прокричал:

— Шпаков, зайди на минуту.

Через минуту в кабинете появился сержант Шпаков.

— Шпаков, ты вел дело Несмеяновой?

— Так точно, я!

— Ну и чего с ней случилось?

— Утопилась.

— Как утопилась?! — воскликнула Катька.

— Как Катерина в пьесе Островского "Гроза", — ответил Шпаков. — Только та в Волгу бросилась, а эта — в Дон.

— Ну хорошо, она в Дон бросилась, — сказал Сидорчук, — а дело-то ее где?

— А дело у вас в шкафу.

Майор достал из шкафа тонкую папку и, развязав тесемки, открыл. В папке был всего один листок.

— Это что, все дело? — Сидорчук повертел листок в руках. — Ты расследование-то проводил?

Шпаков пожал плечами.

— Да чего тут расследовать, Федор Иваныч?

Девушка, перед тем как утопиться, написала записку.

А где записка?

Вы ее в руке держите.

— А, так это записка. — Майор нацепил на нос очки и стал вслух читать: "Я, Несмеянова Светлана, решила добровольно расстаться с жизнью. В моей смерти прошу никого не винить. Я не сумасшедшая. Эту записку пишу в здравом уме и твердой памяти. Если мое тело найдут, то прошу его похоронить на Монастырском острове, рядом с моим прапрадедушкой. Заранее благодарю". Подпись. Число… — Сидорчук протянул записку Катьке. — На, читай.

Орешкина взяла записку.

— Она же на машинке напечатана!

— Ну и что?

— Предсмертная записка — и на машинке. Странно.

— Ничего странного, — сказал Шмаков. — Раньше пером писали, потом шариковыми ручками, сейчас вот на машинках печатают, а скоро самоубийцы свои записки на компьютерах будут набирать. Жизнь идет вперед.

Главное, что подпись от руки, — добавил Шпаков.

— А ты экспертизу проводил? — обратился Сидорчук к Шпакову. — Подпись не поддельная?

— Обижаете, Федор Иваныч. Специально в ростов из-за этого мотался. И эксперты-графологи подтвердили, что подпись — Несмеяновой.

— А где акт?

Еще не прислали.

— Ладно, ребята, идите, — отпустил майор сержантов.

Катька передала записку Лике,

— Интересно, из-за чего она утопилась? — сказал Соломатина, тоже прочтя записку.

Майор Сидорчук усмехнулся.

— Ясно, из-за чего. Из-за несчастной любви.

— А вот и нет, — возразила Орешкина. — У Светки счастливая любовь была. Она осенью замуж собиралась. У нее в Ростове жених.

— Значит, он в Ростове другую нашел, — ответил Сидорчук. — Я помню, в молодости…

• Предыдущая
• 9/28
• Следующая