Тайна прошлогоднего снега - Роньшин Валерий - Страница 22

• Предыдущая
• 22/29
• Следующая

Флаг тебе в руки, Эмка, — сказала я себе. — И барабан тебе на шею!.." Я чувствовала своим сыщицким чутьем, что деревня Бесовка и есть то самое "ло­гово тигра", в котором я найду ответы на все свои вопросы.

А вопросов у меня набралось более чем доста­точно.

И про мои прикольные сны-послания, и про звонки Гафчика из потустороннего мира, и про виртуально-реального Каннибалова, и про Одуванчикову-меркурианку, и про Володьку-"запре-делыцика", и про мое падение-непадение с небо­скреба, и про любительницу смерти Смертолю-бову, и про море крови в номере отеля, и про карлика Большакова, и даже про моих дорогих мамочку с папочкой, до которых я никак не мог­ла дозвониться и они почему-то не звонили из своих Тимбукту и Катманду. Ну и, конечно же, вопрос вопросов — что за артефакт этот прошло­годний снег?..

Короче, вперед, на Бесовку!..

Я вскочила в электричку и — ту-дух! ту-дух! — помчалась в Тулу, там я перескочила на автобус и — тррр-дррр — по ухабистой сельской дороге затряслась в Яичницу, а в Яичнице пере­скочила на другой автобус и опять — тррр-дррр — затряслась в Сковороду. И вот когда я притряслась в эту самую Сковороду, от которой, по словам старичка, до Бесовки было "рукой по­дать", то тормознулась по полной программе.

Оказалось, что в Бесовку автобусы не ходили, и попуток туда тоже, оказалось, не оказалось. Никому ничего в Бесовке не надо было. Мало того, когда водилы слышали, куда мне нужно по­пасть, они многозначительно крутили пальцем у виска и, хлопнув дверцей, жали на газ.

И это тоже было загадкой, которая требовала своей разгадки.

— Извините, — обратилась я к первой же по­павшейся старушке, — а у вас из Сковороды в Бесовку вообще никакой транспорт не ходит?

— А тебе на что эта Бесовка-то? — спросила старушка. — Ты ж еще такая молодая. Тебе ведь еще жить да жить…

— А там все умирают, что ли?

— Почитай, что так, девонька. Поганое это место… — Старушка закрестилась. — Кто туда уезжает, тот обратно уже не возвращается.

— А что там с ними случается?

— Ох, не знаю, девонька, ох, не знаю, — сно­ва перекрестилась старушка, и тут лицо ее при­няло испуганное выражение. — Вон этот из Бе­совки… — указала она на забрызганный грязью "уазик".

— Вы же говорили, что… — начала я, но ста­рушка уже улепетывала со скоростью ракеты, не­смотря на свой древний возраст.

Я подошла к "уазику". За рулем сидел моло­дой парень, буквально пышущий здоровьем — румянец во всю щеку, улыбка от уха до уха… Где-то я его уже видела, но вот где?.. Я начала рыться в памяти, но с ходу ничего не нарыла. А рыть дальше — времени не было, парень уже собирался уезжать.

— Здравствуйте, — поздоровалась я.

— Здорово, коль не шутишь, — подмигнул он мне весело.

— А вы случайно не из Бесовки приехали?

— Случайно из Бесовки. А сейчас обратно ту­да еду.

— А меня не подбросите?

— Подброшу! За стольник!..

— А за полтинник?! — решила я поторговаться.

— А за штуку?! — расхохотался парень. — Да ладно, шучу я, садись, довезу бесплатно. — И он распахнул дверцу.

Я села. Мы поехали.

— Небось никто не соглашался тебя до Бесов­ки везти? — снова подмигнул мне парень, крутя "баранку".

— Ага, никто. А почему?

— Потому что дураки, — безапелляционно заявил он. — Бесовка — это же рай!

— В каком смысле — рай? — осторожно по­интересовалась я.

— В самом прямом. Знаешь, какие там поми­доры родятся — ВО! — показал он руками поми­дор величиной с арбуз. — И яблоки — ВО, и картошка — ВО!.. — показывал он все те же "ар­бузные" габариты. — А знаешь, сколько я с од­ного смородинового куста смородины собираю?

Я не знала.

— Двести ведер!

— Отпа-а-дно, — восхитилась я.

— А знаешь, сколько моя корова молока дает за одну дойку?

Я опять не знала.

— Цистерну!

— Потря-а-а-сно, — снова восхитилась я. — А почему тогда оттуда никто не возвращается?

Парень раскатисто хохотал.

— Да потому что там — ЛАФА! Кто ж от доб­ра добра ищет? Я вон тоже раньше в Москве жил, академиком был. Может, слыхала — акаде­мик Лихачев. А как в Бесовку перебрался, мне эта

Москва нужна стала, как селедке акваланг.

— Для академика вы больно молодо выгляди­те, — не без ехидства заметила я.

— Ну правильно, — нимало не смутился па­рень. — В Бесовке все молодеют. Я когда из Мо­сквы уезжал — мне уже под девяносто было. А сейчас больше двадцати никто не дает… — Сказав это, шофер запел "шоферскую" песенку:

Крепче за бара-а-нку держи-и-сь, шо-о-фе-е-р…

И в этот момент я вспомнила, где видела шо­фера Лихачева. Да в своем прикольном сне № 37! Лихачев лихо так вез меня прямиком на Тот Свет. А вдоль дороги дорожные указатели стояли с надписями: "Тот Свет — 100 км", "Тот Свет — 90 км"… И сейчас, кстати говоря, мы проезжали мимо дорожного указателя, точнее — огромного плаката, на котором огромными же буквами было написано:

Все машины, что ехали впереди и позади нас, мчались дальше по трассе, а шофер Лихачев лихо свернул налево, как раз под плакат.

— А почему вы сюда повернули? — спросила я.

— Так это ж дорога на Бесовку.

— Но там же написано: "Опасно для жизни".

— Для посторонних — опасно. А мы-то с то­бой не посторонние. Мы свои, бесовские, — со смешком, подмигнул мне Лихачев. — Верно ведь?

— Ну, я-то пока что не бесовская…

— Раз едешь в Бесовку — значит, бесов­ская, — уверенно объявил Лихачев и снова запел:

А дорога ле-е-нтою-у се-е-рою умчи-и-тся…

Встречные машины нам больше не попада­лись, да и за нами никакого транспорта не было. Абсолютно пустая дорога. Вскоре справа и слева от нее встал густой лес.

— Это случайно не Подрывайкин лес? — спросила я.

— Он самый! — кивнул Лихачев.

— А почему он так называется?

— А в нем каждое лето грибники с ягодника­ми на минах подрываются.

— А откуда в лесу мины взялись?

— С войны остались.

— И много их там?

— Как мух на помойке.

— А почему их не разминируют?

— Черт его знает, — крутил-вертел "баранку" Лихачев. — Наверное, у областного начальства средств на это дело не хватает.

— А зачем тогда грибники с ягодниками в этот лес ходят, — не понимала я, — раз там по­дорваться можно?

— Хороший вопросик, — посмеивался шофер Лихачев. — Ну а зачем люди на машинах ездят, на самолетах летают, ведь можно разбиться. И бьются. А зачем к морям и океанам отправля­ются каждое лето — ведь можно утонуть. И то­нут. Так уж человек устроен. Осмотрительным становится только после собственных похорон. Лежит себе тихонько в гробу и не рыпается.

— А правду говорят, что в этом лесу, на Чер­товой поляне, прошлогодний снег не тает?

— Есть такое дело, — подтвердил Лихачев. — Тоже, кстати сказать, тьма народа подорвалась на минах, когда за этим снежком ходила.

— А зачем он им нужен был?

— Так он же колдовской.

— А в чем его колдовство заключается? — спросила я с тайной надеждой — а вдруг сейчас услышу исчерпывающий ответ.

Но не услышала.

— Черт его знает, — пожимал плечами Лиха­чев. — Это надо у Жорки спросить.

— У какого Жорки?

— Да есть у нас в Бесовке один дурачок.

— Дурачок?

— Ага, он без головного мозга родился. Вот ведь повезло парню.

— Почему повезло?

— Да потому что никакая ерунда в голову не лезет. И думать ни о чем не надо. Так вот, Жор­ка может до самой Чертовой поляны довести и на мине не подорваться. Только он не каждого туда водит, а только тех, кто ему понравится.

— А он что, знает проходы между минами?

— Ничего он не знает. Он же дурак. Прет на­пролом.

— А почему он тогда не подрывается?

— Так ведь дуракам везет.

Я мысленно взяла Жорку-дурачка на заметку и хотела дальше порасспрашивать Лихачева о прошлогоднем снеге.

• Предыдущая
• 22/29
• Следующая