Сила безмолвия - Кастанеда Карлос - Страница 17

• Предыдущая
• 17/60
• Следующая

Получив свободу, дон Хуан шагал так быстро, как только мог. Он прошел около четырех-пяти миль, прежде чем обнаружил следы людей. Он знал, что город поблизости, и думал о том, что возможно поработает здесь до тех пор, пока не решит, куда идти дальше. Он присел передохнуть, предвосхищая обычные затруднения чужестранца в небольшом отдаленном городке, когда уголком глаза уловил движение в кустах недалеко от тропы. Он почувствовал, что кто-то наблюдает за ним. Его охватил непомерный ужас, он вскочил и бросился бежать в направлении города; чудовище, шатаясь из стороны в сторону, прыгнуло на него, пытаясь схватить его за шею. Оно промахнулось всего на дюйм. Дон Хуан закричал, как никогда не кричал прежде, но у него было достаточно самоконтроля, что-бы увернуться и броситься назад в обратном направлении.

Когда дон Хуан побежал, спасая свою жизнь, чудовище, преследуя его, налетело на кусты всего в нескольких шагах от него. Дон Хуан сказал, что это был наиболее пугающий звук, который он когда-либо слышал. В конце концов он увидел мулов, которые медленно двигались на расстоянии, и начал звать на помощь.

Белисарио узнал дон Хуана и побежал к нему, выказывая явный страх и ужас. Он бросил дон Хуану узел с женской одеждой и закричал: — «беги как женщина, идиот!».

Дон Хуан признался, что не имея понятия о том, как бегают женщины, он все же сделал это. Монстр прекратил преследование. А Белисарио приказал ему быстро переодеться, пока он держит чудовище на расстоянии.

Не глядя ни на кого, дон Хуан примкнул к жене Белисарио и улыбающимся погонщикам мулов. Они вернулись немного назад и вышли на другую тропу. Никто не говорил с ним несколько дней, только Белисарио ежедневно давал ему свои наставления. Он говорил дон Хуану, что индейские женщины очень практичны и идут прямо к сути вещей, но они очень застенчивы, и поэтому, когда их окликают, они проявляют физические признаки испуга с помощью бегающих глаз, поджатых губ и расширенных ноздрей. Все эти признаки сопровождаются боязливым упрямством вперемешку с застенчивым смехом.

Он заставлял дон Хуана оттачивать мастерство своего женского поведения в каждом городе, через который они следовали. А дон Хуан упорно верил, что он учит его быть актером, хотя Белисарио настаивал на том, что он обучает его искусству «выслеживания». Он рассказал дон Хуану, что «выслеживание» является искусством, которое применимо ко всему и которое имеет четыре этапа обучения: безжалостность, хитрость, терпение и ласковость.

Я был вынужден еще раз прервать его рассказ.

— Но ведь «выслеживанию» обучают в глубоком повышенном состоянии сознания?

— Конечно, — ответил он с усмешкой. — но ты должен понять, что для некоторых мужчин ношение женской одежды служит дверью в состояние повышенного сознания. Фактически, подобные средства более эффективны, чем толчок точки сборки, но их очень трудно устроить.

Дон Хуан сказал, что его бенефактор ежедневно муштровал его в четырех направлениях «выслеживания» и настаивал, чтобы дон Хуан понял, что безжалостность не является резкостью, хитрость не должна быть жесткостью, терпение отличается от небрежности, а ласковость далека от глупости.

Он учил его, что эти четыре этапа должны быть отточены до совершенства, пока не станут такими гладкими, что будут незаметны. Он верил, что каждая женщина является естественным сталкером. И это сильное убеждение заставляло Белисарио утверждать, что только переодевшись женщиной, мужчина может действительно научиться искусству «выслеживания».

— Я посетил с ним каждый рынок в каждом городе, который попадался нам на пути, и торговался с кем только было можно, — продолжал дон Хуан. — мой бенефактор был рядом, наблюдая за мной со стороны. — «будь безжалостным, но обаятельным, — говорил он мне, — будь хитрым, но симпатичным. Будь терпеливым, оставаясь активным. Будь ласковым, но смертоносным. Только женщины могут это. Если мужчина действует таким образом, ему нет цены».

И словно для того, чтобы дон Хуан твердо следовал заданной линии, время от времени на горизонте появлялся человек-чудовище. Дон Хуан видел его, скитаясь по сельской местности. Он видел его довольно часто после того, как Белисарио делал ему энергичный спинной массаж, который предназначался для того, чтобы облегчить резкую нервную боль в его шее. Дон Хуан засмеялся и сказал, что он и понятия не имел о том, что его умело вводили в состояние повышенного сознания.

— Прошел месяц, прежде чем мы достигли Дуранго, — сказал дон Хуан. — за этот месяц я прошел краткий курс четырех настроений «выслеживания». Он не очень изменил меня, но дал возможность получить представление о том, что значит быть женщиной.

Дон Хуан сказал, что я должен сидеть здесь, на древнем наблюдательном посту и использовать притяжение земли, чтобы сдвинуть точку сборки и вспомнить другие состояния повышенного сознания, в которых он обучал меня «выслеживанию».

— В минувшие несколько дней я несколько раз упоминал о четырех настроениях «выслеживания», — продолжал он. — я говорил о безжалостности, хитрости, терпении и ласковости в надежде, что ты сможешь вспомнить то, чему я учил тебя относительно их. Было бы чудесно, если бы ты использовал эти четыре настроения, чтобы они вернули тебе полное воспоминание.

Он молчал, как мне показалось, очень долго. А потом сделал заявление, которое не должно было удивить меня, но удивило. Он сказал, что обучал меня четырем настроениям «выслеживания» в Северной Мексике вместе с Висенте Медрано и Сильвио Мануэлем. Он не вдавался в подробности, желая, чтобы его заявление впиталось в меня. Я попытался вспомнить, но в конце концов сдался и даже хотел закричать, что не могу вспомнить то, чего никогда не было.

Пока я преодолевал глас своего протеста, в моем уме начали возникать тревожные мысли. Я знал, что дон Хуан не скажет, что он раздражен мной. Я стал навязчиво сознательным, как делал это всегда, когда меня просили вспомнить состояние повышенного сознания, понимая, что в действительности события, которые я пережил под его руководством, не имели непрерывности. Эти события не нанизывались одно на другое, как моменты моей повседневной жизни, которые легко можно было составить в линейную последовательность. Вполне вероятно, что он прав. В мире дон Хуана нельзя быть уверенным ни в чем.

Я попробовал выразить свои сомнения, но он отказался слушать и только подгонял меня вспоминать. К тому времени стало совсем темно. Было очень ветрено, но я не чувствовал холода. Дон Хуан дал мне плоский камень, который я положил на грудину. Мое сознание остро подстраивалось ко всему вокруг. Я почувствовал резкое притяжение, которое не было ни внешним, ни внутренним, но скорее ощущением поддерживающей тяги неопознаваемой части меня самого. Внезапно я начал вспоминать с оглушительной ясностью встречу, которая состоялась несколько лет тому назад. Я вспоминал события и людей так ярко, что это напугало меня. Я чувствовал холод.

Потом я рассказал обо всем дон Хуану, но, кажется, это не произвело на него впечатления и даже не заинтересовало. Он посоветовал мне не поддаваться ни ментальному, ни физическому страху.

Мое воспоминание было таким феноменальным, словно я вновь проживал пережитое. Дон Хуан хранил молчание. Он даже не смотрел на меня. Я почувствовал себя онемевшим. Ощущение оцепенения медленно проходило.

Я повторил то же самое, что всегда говорил дон Хуану, когда вспоминал событие вне линейного существования.

— Ну как это могло быть, дон Хуан? Как я мог забыть все это?

А он ответил так, как отвечал всегда.

— Этот тип воспоминания или забывания не имеет ничего общего с нормальной памятью, — заверил он меня. — он связан с движением точки сборки.

Дон Хуан утверждал, что хотя я обладаю полным знанием того, что является «намерением», я еще не владею этим знанием. Знать то, что является «намерением», означает, что кто-то может в любое время объяснить это знание или использовать его. Нагваль благодаря силе своего положения обязан владеть своим знанием именно в такой манере.

• Предыдущая
• 17/60
• Следующая