У дьявола в плену - Рэнни Карен - Страница 13
- Предыдущая
- 13/61
- Следующая
Он кивнул:
– Да. Он весит более двухсот тонн. Потребовалось три судна и два года, чтобы переправить его в Шотландию.
Давина оглядела двор. Обелиск был не единственным странным украшением. В дальнем конце двора были расположены статуи двух мужчин, сидящих на каменных стульях. Их позы были напряженными, а остроконечные бороды немного вились на концах. На головах у них были островерхие шляпы со змеями. Глаза каменных мужчин и змей были навечно устремлены в сторону Эмброуза.
– Насколько я помню, – произнесла внезапно она, – богиня Хатор изображалась в виде коровы.
– Откуда вы это знаете?
– Я много читаю. Египет меня всегда завораживал, но я никогда бы не подумала, что увижу здесь что-то настолько странное, как этот обелиск.
Он не ответил.
Сегодня утром ее муж казался другим человеком. Высокомерным незнакомцем. Одет он был в черные брюки и белую рубашку с открытым воротом. Волосы были немного встрепаны – будто он несколько раз небрежным жестом пропустил их пряди между пальцами. Сапоги были начищены до блеска, но потерты с внутренней стороны, как бывает, когда они служат для верховой езды.
Взгляд его глаз выражал властность и отчужденность – казалось, перед ней чужой, незнакомый ей человек.
Она почувствовала, что краснеет. Какая же она дура – вообразила, что он хочет ее видеть. Но она не ушла и не стала искать повода, чтобы уйти.
– Я сделала что-то не так? – спросила Давина, подумав, не слишком ли она с ним прямолинейна. В таком случае ему придется привыкать к этой черте ее характера. В конце концов, разве это не часть жизни супругов? Изучить слабости и недостатки другого человека и принять их? – Почему вы ушли от меня прошлой ночью? Потому что я не захотела рассказать вам о скандале?
Ее вопрос, кажется, удивил его.
– Я с удовольствием оставлю прошлое в прошлом, Давина. У меня нет желания до чего-либо докапываться.
– Значит, у нас будет у каждого своя спальня? Я полагала, что мы будем спать вместе.
Он отвернулся от нее и зашагал в конец двора. Потом он долго смотрел на Эмброуз, и Давина решила, что он вообще перестал о ней думать. Или он просто хочет, чтобы она ушла?
Она приподняла двумя руками юбки, решив, что самое лучшее, что она может сделать, – это просто оставить его одного, прежде чем она не запутается окончательно.
Но в тот момент, когда она приняла это решение, он обернулся. Она отпустила юбки и разгладила кринолин. Это было плохой привычкой, за которую тетя всегда ее ругала. «Давина, кринолин служит для того, чтобы придать твоим юбкам красивый вид. Но если ты будешь хвататься пальцами за обруч, это привлечет внимание к тому, что у тебя надето под юбками…»
Ну и что? Маршалл наверняка знает, что на ней надето. А она точно знала, как он выглядит, когда голый.
– Мои мать и отец всегда спали в разных комнатах, – сказал он наконец. Он говорил негромким голосом, но, несмотря на расстояние между ними, она отчетливо его слышала. Возможно, звук усиливался из-за того, что их окружали камни… – И по-моему, такое положение вещей их устраивало, – добавил он.
– Они любили друг друга? – спросила она.
На мгновение она подумала, что он вряд ли ответит.
– Мне кажется, нет.
– А мои родители обожали друг друга. Моя мать умерла, когда я была совсем ребенком, но отец носил в кармане ее миниатюрный портрет до самой смерти. Он всегда спал только на левой стороне кровати, словно правую занимал призрак. И он никогда не пользовался второй подушкой.
Даже если она говорила что-то не так, она все равно должна была это сказать. Он наверняка будет ее за это критиковать или смотреть свысока и заставит ее держаться от него на расстоянии тысячи миль и тысячи лет.
– Мы не знаем друг друга, – сказал он.
– И скорее всего не узнаем, особенно если будем жить в разных комнатах.
– Разве мой поверенный не объяснил вам условия нашего брака, Давина?
Пожалуй, ей действительно надо сейчас уйти, пока разговор не стал совсем неприятным. Да уж куда хуже? Сколько на свете женщин, которые так открыто говорят о том, что им нужны любовь и внимание? Сколько женщин задают себе вопрос, почему их мужья не хотят спать с ними? Она никогда раньше не была невестой и, наверное, плохо представляла, как следует себя вести. Но у нее было неприятное чувство, что она поступает неправильно, говоря сейчас с Маршаллом таким образом и в таком тоне.
Она уже не в первый раз отваживалась отпускать странные замечания, высказывать свое мнение или задавать прямолинейные вопросы. Тетя не раз предупреждала ее, что надо быть осторожнее и тактичнее.
– С вашим поверенным я встречалась всего один раз, – сказала она. – В основном он разговаривал с моей тетей. Мне следует знать какие-то особые правила?
– Да. Я буду приходить к вам, только когда сочту это нужным.
– И когда это будет? Когда наступит полнолуние? Или когда у вас будет хорошее настроение? – Она оглядела двор. – Или вы каким-то образом получите информацию от давно умершего египтянина?
Ей показалось, что на его губах промелькнула улыбка, но она была такой мимолетной, что Давина решила, что ошиблась.
Когда он все же ответил, ей очень захотелось топнуть ногой по каменным плитам. Или закатить истерику. Как должна себя вести отвергнутая молодая жена?
– Вы всегда говорите то, что думаете? Или что чувствуете в данную минуту?
– А когда вы обращаетесь к другому человеку, вы всегда не называете его или ее по имени? И не смотрите на него… или на нее?
Он посмотрел ей прямо в глаза, твердо и не мигая, а его взгляд был таким пристальным, что она чуть было не отвернулась. Но она не была трусихой. В противном случае она бы сейчас здесь не стояла.
– Я вас не боюсь.
Она видела, что ее слова удивили его. Но когда он улыбнулся, она тоже взглянула на него в недоумении.
– В таком случае вы либо очень глупая женщина, либо очень смелая, – сказал он вполне дружелюбно.
Она долго смотрела на него, не зная, что сказать и даже подумать. Ее охватило какое-то странное чувство, похожее на то, какое она испытывала при чтении одного из романов. Как будто его слова дали толчок каким-то эмоциям, таившимся глубоко в ее сердце.
– Возможно, я и то, и другое, – наконец ответила она, стараясь быть такой же приветливой. – Мой отец говорил, что смелости мне не занимать. Но что этой смелостью, как шоколадом, не следует злоупотреблять.
– Ваш отец был мудрым человеком. А вы всегда прислушивались к его советами?
– Очень часто, но не всегда.
Поколебавшись, она заговорила снова:
– У меня осталась только тетя, как у вас – ваш дядя. – Она прижала руками юбки, вспомнив слова Терезы. – Мы с вами сироты, и у нас почти нет родственников. Разве это не было бы замечательно, если бы мы обрели семью друг в друге?
Он опять отвернулся и устремил взгляд куда-то вдаль. Видимо, она переступила все мыслимые границы.
– Извините, – сказала она, заставив себя улыбнуться. – Совершенно очевидно, что вы чувствуете не то же самое. Чего же тогда мне ждать от замужества? Какие еще есть правила?
– Только самое главное.
– Хорошо.
Приподняв юбки, она повернулась и пошла прочь.
Возможно, ей надо было сказать на прощание что-то еще, но он вряд ли почувствует себя обиженным из-за того, что она покинула его так поспешно. Наоборот. У нее было такое впечатление, что он будет более чем счастлив избавиться от нее.
– Нам удалось установить самое главное из того, что будет происходить между нами, моя леди жена, – сказал он ей вслед. – Вам придется довольствоваться этим.
Она резко повернулась.
– Вы меня так называете потому, что не помните моего имени? Меня зовут Давина. Имя достаточно обычное. Но я могу откликаться и на какое-либо другое, если вы хотите. И что же это главное, ваше сиятельство?
– Я спал с вами, и, между прочим, в моих объятиях вы почти теряли сознание.
Ее раздражала краска, залившая ее лицо. Она покалывала, словно сыпь, хотя была вызвана замешательством.
- Предыдущая
- 13/61
- Следующая