У дьявола в плену - Рэнни Карен - Страница 8

• Предыдущая
• 8/61
• Следующая

Он подошел к письменному столу, выдвинул правый верхний ящик и достал большой конверт, который он получил только сегодня вечером. Податель послания остался незамеченным среди шума и веселья свадебного пира. Гэрроу точно знал, что написано в письме и приложенных бумагах, но все же решил их перечитать – просто чтобы еще раз удостовериться. Улыбнувшись, он нацарапал свое имя внизу письма и добавил одно предложение-инструкцию. Один из его клиперов отплывает через неделю, а когда вернется, он станет еще богаче, чем прежде.

Положив бумаги в ящик, он запечатал письмо и сунул его в кожаную сумку. Завтра тот же курьер, спрятанный в комнатах для прислуги – наверняка с бутылкой вина и молоденькой служанкой, – вернется обратно в Перт.

Гэрроу не был слишком склонен к иронии. Но его не могла не развеселить абсурдность ситуации. Началом его огромного состояния была торговля опиумом, употребление которого в определенных кругах считалось необходимостью, а в других ядом, разрушающим здоровье. То же самое вещество было, возможно, причиной безумия его племянника Маршалла.

Ночь мягко окутала своими тенями Эмброуз. Время от времени вспышки света и взрывы безудержного смеха напоминали Маршаллу, что его дом полон незнакомых людей. Отсутствие на пиру хозяина гостей не смущало – ведь они были уверены, что он находится со своей невестой.

Маршалл стоял перед дверью апартаментов графини, сжимая и разжимая кулаки. Дверь была украшена позолоченной резьбой и являла собой произведение искусства, созданное умелым мастером более ста лет назад. Мог ли тот человек представить себе, что спустя сто лет хозяин замка будет стоять перед этой дверью, обуреваемый страстями? Мог ли тот давнишний столяр даже подумать, что за этой дверью, украшенной им позолоченной резьбой, будет другая, еще большая преграда, которая зовется искушением?

За этой дверью было не просто искушение плоти, хотя и это присутствовало. Но Давина на несколько часов подарила ему забвение. С ней он не будет лордом-отшельником, Дьяволом из Эмброуза, графом Лорном, честь которого запятнана делами прошлых лет. С ней он будет просто мужем.

Она ничего о нем не знала, и это, с одной стороны, его смущало, а с другой – было причиной, чтобы радоваться. С ней он сможет быть таким, каким пожелает. Добрым или сдержанным, отчужденным или любящим. Или он просто может быть тем человеком, каким он всегда себя знал и который только совсем недавно повредился в уме и потерял способность быть самим собой.

Ему следует оставить ее в покое. Он должен повернуться и уйти в свои собственные апартаменты. Там, с помощью нескольких бокалов вина, он сможет забыть о своей невесте. Там он наконец уснет, и ему не потребуется прикосновение другого человеческого тела. Никто не будет обнимать его, или целовать, или обещать физическое наслаждение.

Вино подействует.

Но искушение было слишком велико. К тому же все думают, что он со своей невестой. Мир оправдал его на эту ночь. Сегодня ночью он, возможно, здесь, чтобы выполнить обязательства, налагаемые на него его статусом и происхождением. Не важно, что он ненавидит ночь и боится своих страшных снов. Он надеется, что его невеста сможет облегчить переход от здравомыслия к безумию.

Может быть, его обуяла вовсе не похоть, а обычная меланхолия, и он стоит перед ее дверью, пытаясь, неизвестно почему, искупить свою вину за то, что не был с ней до конца честен и заставил ее выйти за него замуж.

Заставил? Он поднял руку и провел пальцем по позолоченной резьбе двери. Разве он ее заставлял? Но честен он с ней не был. Днем, когда они еще были в часовне, он мог бы остановить церемонию одним движением руки. Он отвел бы ее в отдельную комнату и поговорил бы с ней всего несколько минут, достаточных, однако, для того, чтобы ознакомить ее с некоторыми неопровержимыми фактами своей биографии.

«Меня называют Дьяволом, потому что до Эдинбурга дошли слухи о моих припадках. Когда на меня накатывает безумие, я вижу всех демонов ада. По ночам меня мучают кошмары, а днем преследуют видения. Я уже не совсем уверен, принадлежу ли я этому миру, хотя и не могу полностью избавиться от ощущения, что я часть этого мира. Я уже зашел далеко по пути к безумию, и вместе с тем я жажду прикосновения невинного человека так же, как я Жажду вина…

Выходите за меня замуж, и вы ни в чем не будете нуждаться. У вас будет все, кроме моего постоянного общества. Я буду с вами, только когда мне захочется, и буду нуждаться в вашем присутствии до тех пор, пока не стану достаточно силен, чтобы избавиться от своего безумия и, возможно, от своего страдания».

После такого признания она умчалась бы в карете обратно в Эдинбург с такой скоростью, на какую только способны ее лошади. Возможно, она даже предупредила бы всех о его странном покаянии, так чтобы ни одна женщина никогда больше не смотрела на него с испугом и не спрашивала, почему его прозвали Дьяволом.

Какой же он глупец! Возможно, что эта женщина не лучше его.

Дверь неожиданно приоткрылась, и он отдернул палец. Сначала появился луч света, а потом ее лицо.

– Вы заблудились, ваше сиятельство? – спросила Давина, но не открыла дверь пошире и не пригласила его войти.

Неужели она так же колеблется, как он? Может, она чувствует себя так, словно они идут на цыпочках по битому стеклу? Или по тонкому льду после первых заморозков? Ступают осторожно, нащупывая безопасные места?

– Может, так оно и есть, – ответил он, честно стараясь восстановить душевное равновесие. Надо что-то сказать и уйти. «Спокойной ночи!» Годятся ли эти слова при таких обстоятельствах, как первая брачная ночь?

Наверное, лучше сказать что-то такое, чтобы она поняла, как велико его желание. «Я хочу лечь с вами в постель. Хочу прикасаться к вам…» Нет, это слишком откровенно.

Он может пообещать ей, что оставит ее в покое, если она позволит ему что-то другое. «Разрешите мне посмотреть, как вы спите, и просто восхититься вашей красотой. Или слушать ваше дыхание и дышать в такт с вами…»

И тогда ночь на несколько часов перестанет быть ужасной. Давина не превратится в какое-то другое существо, которое начнет рычать и будет все в крови. Она останется такой, как сейчас – красивой и нормальной.

– Так вы заблудились? – опять спросила она и на этот раз немного отступила и пошире открыла дверь.

Другой мужчина принял бы это за приглашение, но ему было достаточно известно о поведении женщин в таких ситуациях, и он понял, что это проверка. Она оценит его в следующие несколько минут. Если он толкнет дверь, она заклеймит его как варвара. А если он не тронется с места и позволит ей диктовать свои условия, она сочтет его слабаком. Поэтому он выбрал третий путь, который больше подходил ему по характеру, а возможно, и по обстоятельствам. Он просто сказал:

– Я не заблудился, Давина. Просто я не знал, дал ли я вам достаточно времени, чтобы подготовиться.

– Чтобы стать женой, а не просто невестой?

Он улыбнулся, а она продолжила:

– Моя тетя говорит, что я бываю бестактной. Думаю, что мой отец был с ней согласен. Но я никогда не считала добродетелью прятаться за слова, ваше сиятельство.

– Маршалл, – поправил он. – На данном этапе нам следует пренебречь формальностями, не так ли?

– Мы не знаем друг друга, ваше сиятельство. Если я буду называть вас по имени, вы будете считать, что мы друзья. Ведь так? В таком случае я буду рада называть вас Маршаллом.

В это мгновение искушение взяло над ним верх. Он слегка толкнул створку, и Давина отступила, позволив ему войти в свою комнату и закрыть за собой дверь.

Только тогда он осмелился разглядеть ее как следует. Всю. С ног до головы. Роскошь спальни поблекла в сравнении с ее необыкновенной красотой.

На ней было надето нечто белое, кружевное, окутывавшее ее от горла до пяток. Она выглядела восхитительно.

Кто-то, видимо, составил о ней неправильное мнение и надушил ее слишком – дли нее – сильными духами с восточными специями. А может быть, эти духи лишь часть его безумия, а от нее пахнет только мылом.

• Предыдущая
• 8/61
• Следующая