Тогайский дракон - Сальваторе Роберт Энтони - Страница 44

Тогайранку так и подмывало снова вытащить меч и броситься на предателя. Тем не менее ни жестом, ни выражением лица она не дала ему понять, насколько оскорбило ее последнее замечание.

Выходя из здания, она знала: сейчас Тао Джин Эан беседует с Дии'дак о ней и, возможно, обсуждает план, как опозорить ее в глазах остальных тогайру или просто уничтожить. Пока она во владениях ятола Тао, за каждым ее шагом будут следить, и любой отказ подчиниться его приказам наверняка приведет к столкновению и с ним, и с Дии'дак.

Но другого пути выяснить истинное положение дел в Тогае она не видела.

Значит, быть по сему.

Одетый в куртку из тяжелой шкуры буйвола, отороченную серебристым мехом волка, высокий, сильный, с перекатывающимися под кожей мускулами, Ашвараву и внешне соответствовал той репутации неистового воина, которая летела впереди него по степи. У него была твердая квадратная челюсть, лохматые брови, густые черные волосы и темные, таинственно мерцающие глаза. Его посадка в седле не давала возможности усомниться в том, что этот человек с легкостью может заставить своего скакуна совершить любой маневр.

II это соответствовало действительности.

Поговаривали, что многие враги Ашвараву, встретившись с ним на поле битвы, сдавались, не вступая в поединок и умоляя о быстрой милосердной смерти. И все, кто хоть раз видел сурового тогайранского воина, верили этим слухам.

Он с мрачным видом смотрел на одинокий могильный камень, выступающий из травы чуть выше пересохшего русла реки: на этом месте был распят и убит совсем молодой тогайранец по имени Джейсан Ло.

Ашвараву привел сюда отряд, чтобы его люди сами увидели этот камень — еще один пример жестокости ятола Гриаша и его убийц чежу-леев. Многие воины Ашвараву принадлежали к подвергшемуся нападению племени. Многие знали и любили Джейсана Ло.

Еще одно оскорбление, нанесенное тогайру, еще одно напоминание о том, что у них с бехренцами нет ничего общего и любой ценой надо изгнать завоевателей со своей земли.

Ашвараву направил коня к могильному камню и трижды ткнул в него кончиком копья — так по традиции живые тогайру обещают погибшему товарищу отомстить за него. Вслед за Ашвараву его воины один за другим приближались к могильному камню и давали такую же клятву.

Он посмотрел на воинов, своих друзей — и понял, что они готовы на все.

— Наши люди поняли, что от них требуется? — спросил Ашвараву разведчика.

— Они считают, что смогут тайком провести и спрятать человек двадцать, — ответил тот.

Лицо предводителя отряда исказила презрительная улыбка. До чего же глупы завоеватели! Используют покоренных в таких жизненно важных делах, как строительство фортификационных сооружений! Людям Ашвараву не потребовалось особых усилий, чтобы войти в контакт с занятыми на строительстве защитных стен тогайранскими рабами, и еще меньше, чтобы убедить их помочь отряду Ашвараву во время планируемого нападения.

Он приказал помощникам выделить два десятка лазутчиков. Горящие жаждой мщения воины двинулись по степи к бехренской деревне. До сумерек они будут прятаться в траве на подступах к Дуан Кел, а потом, когда рабы отвлекут внимание охранников, один за другим проберутся в поселение и спрячутся в заранее оговоренных местах.

Высоко подняв над головой копье, с песней бога войны Джаука на устах Ашвараву с оставшимися воинами пошел в атаку на Дуан Кел незадолго до рассвета.

Послышались крики дозорных, призывающих бехренских поселенцев защищать свои дома от нападения. Впопыхах выбравшиеся из постелей поселенцы принялись осыпать нападающих стрелами, но стремительно скачущий отряд не замедлил движения и не свернул в сторону.

В отличие от перепуганных бехренцев нападавшие не стреляли с далекого расстояния, дабы не тратить стрелы впустую. Дождавшись, пока цель не окажется в пределах досягаемости, они вскинули мощные луки и уже в который раз доказали, что никто в мире не сможет сравниться с тогайру в искусстве стрельбы на скаку.

Окружающая деревню стена не превышала человеческого роста, и Ашвараву с его воинами не составляло труда пускать стрелы поверх нее, поражая бехренцев.

К делу приступила другая часть отряда. Они закинули на стену крюки, привязанные к веревкам, другие концы которых крепились к седлам лошадей, и, развернув пони, натянули веревки, разваливая укрепления.

Бехренцы попытались организовать хоть какую-то слаженность в обороне, но этим планам не суждено было осуществиться из-за действий затесавшихся среди поселенцев лазутчиков. Наконец нападавшим удалось разрушить часть стены, и люди Ашвараву ворвались в поселок.

Дуан Кел не задумывалось как поселение, способное выдержать серьезное нападение, и у его защитников не было ни малейшего шанса отразить его. Спустя несколько минут почти все они лежали на земле мертвые или тяжелораненые. Уцелевшие вскоре побросали оружие, умоляя о пощаде.

Ответом им было одно слово, от которого мурашки побежали у них по телу: Ашвараву.

Плененных мужчин связали и отвели к пересохшему руслу реки. Там некоторых из них развязали и приказали рыть в песке ямы такой глубины, чтобы человека можно было закопать в них по пояс.

В песок по пояс закопали около четырех десятков беспомощных, скрученных веревками, с завязанными глазами бехренцев. Ашвараву велел воинам набрать побольше камней…

Избиение продолжалось несколько часов, до тех пор, пока последний бехренский поселенец не погиб.

Большинство мужчин Ашвараву вернулись в Дуан Кел, чтобы развлечься с бехренскими женщинами, а потом прикончить и их.

Детей убивали милосердно — одним ударом; после чего их тела вместе с телами женщин сожгли на огромном костре, разложенном в центре поселка.

Джейсан Ло был отомщен.

Со временем Бринн поняла, какой ее проступок больше всего оскорбил ятола Тао. Он ввел правило, чтобы по окончании встречи с ним тогайру опускались на одно колено и склоняли голову.

На протяжении последующих нескольких недель девушка прикладывала все усилия, чтобы избегать ятола.

И с не меньшим рвением вникала в распорядок жизни поселка. Старалась по возможности ничем не выделяться, что не слишком ей удавалось хотя бы потому, что она постоянно не расставалась со своим мечом и магическим браслетом поври.

Каждый день она навещала Крепыша. Пони, привыкшему к вольной жизни, явно не нравилось находиться в конюшне.

— Еще немного, — каждый раз обещала ему Бринн. — Скоро мы снова вернемся в привольные степи.

Пони, казалось, понимал ее и всегда становился спокойнее, когда тогайранка обращалась к нему. В последние несколько дней, однако, он грыз деревянное стойло и тыкался в него мордой даже в ее присутствии — верный признак серьезного недовольства.

Внешне Бринн сохраняла спокойствие, не желая еще больше огорчать пони. Внутренне же она просто дрожала от возмущения, добавив ограничения в передвижениях четвероногих скакунов к списку преступлений бехренцев, отчего ее ненависть к ним еще более усилилась.

Но она по-прежнему не позволяла клокочущему внутри гневу выплеснуться наружу. Девушка уже начала разбираться в нынешнем положении тогайру. Кое-кто из них ассимилировался; к огорчению Бринн, она не раз слышала от многих жителей деревни, что насаждаемый бехренцами новый уклад кажется им предпочтительнее старого.

Однако так думали далеко не все. И уж конечно, не Барачак и Тсолана, которые каждый вечер засыпали ее расспросами о Кейлин Кек. И хотя девушка не так уж много могла рассказать о временах десятилетней давности, она делала все, что в ее силах, — а заодно и сама задавала массу вопросов. Так уж получилось, что эта пожилая чета стала для нее источником знаний о той самой прошлой жизни, которую тогайранка собиралась возродить.

На протяжении нескольких недель все оставалось относительно спокойно. Деревня готовилась к приходу зимы. К северу от Пояса-и-Пряжки зимы были довольно мягкие, но в тогайских степях, открытых всем ветрам и расположенных довольно высоко в нагорьях, дело обстояло иначе.