Дата Туташхиа - Амирэджиби Чабуа Ираклиевич - Страница 100

• Предыдущая
• 100/177
• Следующая

– Вы получили что-нибудь из Дагестана?

– Нет.

– Так зачем же вам ехать?

– Сам не знаю!.. – улыбнулся Зарандиа.

В ту минуту я понял (и думаю так и по сей день), что его порыв не был капризом, а был властным толчком, пришедшим из глубины души, и не был этот порыв навеян минутным состоянием, а был следствием долго созревавшей внутренней уверенности, что ему непременно надо быть в Дагестане.

– Вы рассчитываете уговорить Дату Туташхиа?

– Это дело почти безнадежное, граф, но говорят, риск – это половина удачи, и тем, кто рискует, сопутствует ветер судьбы.

– Но форма… Под каким соусом вы собираетесь преподнести ему наше предложение?

– Правда и откровенность, только они. Его не проведешь, Да и не пристала нам с ним ложь. К чему она?

Я покачал головой, ибо не верил во всю эту затею.

– А ведь и мне необходимо ехать… инспектировать наши губернии, – сказал я.

– Я помню об этом.

– Ничего не поделаешь, поезжайте вы…

Мне хотелось сказать ему, что в последнее время он заметно взволнован и что это может привести к спешке, а стало быть, и к оплошности, но я сдержал себя. По отношению к Мушни Зарандиа подобные предостережения были излишни.

Но он прочитал мои мысли и сказал:

– Не беспокойтесь, граф, я сделаю все, что нужно и возможно.

На другой день я отправился в Баку, а еще через два дня Зарандиа отбыл в Мегрелию. На обратном пути он из Мцхета повернул на север и, не заезжая в Тифлис, пройдя Крестовый перевал, очутился в Дагестане.

Мне предстояло двухнедельное путешествие. Я боялся, что и этого времени мне не достанет, ибо предстояли совещания в трех городах, однако обернулось так, что я завершил дела раньше положенного срока и уже на десятый день вернулся в Тифлис. Зарандиа еще не было.

Совсем еще молодым человеком святейшим и праведнейшим синодом я был определен служить в высокогорное село, приютившееся в скалах Кавказского хребта. В селе жили мегрельские гуртовщики-скотоводы, и называлось оно Луци.

Тамошние жители в вере не тверды, и по наущению дьявола в первый же год моего служения свершился в Луци страшный грех: в одну ночь вырезали семью Тодуа – мать и четырех сыновей. Уцелел только отец семьи Доротэ Тодуа, который пас в горах гурт. Пристав сказал мне, что это преступление совершил вероотступник, враг престола, разбойник и убийца Дата Туташхиа. Перед всем приходом я проклял грешника и предал его анафеме.

Выше Луци, в горах, находятся летние пастбища и хижины пастухов. В этих хижинах нередко укрывались абраги, и каждое лето Дата Туташхиа поднимался туда. По пути он заходил в Луци. Когда пришла весть, что семью Тодуа вырезал Дата Туташхиа, в приходе началось смятение, толки и пересуды. Ясон Карчава, уважаемейший в селе гуртовщик, при всем народе сказал разбойнику, что дорога через деревню ему отныне заказана и чтобы в гости он ни к кому не приходил. Туташхиа, спокойно выслушав эту отповедь, предерзко заявил, что он не убивал, и отправился своей дорогой. Больше он в селе не гостил, но ходить через село не перестал и как ни в чем не бывало здоровался с каждым встречным, кроме меня. Были люди, которые годами не отвечали на его приветствие – он был отвергнут, и власти об этом знали.

Но хотя все от него отвернулись, некоторых посещало сомнение, а правду ли сказал пристав и не берем ли мы от излишней доверчивости грех на душу. За глаза многие прихожане осуждали меня. Туташхиа знал, что я его проклял, и я боялся его мести.

Доротэ Тодуа был крепкий старик, но горе и слезы сломили его. Он быстро дряхлел, и ему все труднее было управляться с гуртом. Каждую осень он говорил, что отгонит гурт вниз, в долины, и продаст.

Была у меня дойная коза, она бродила без присмотра, и однажды вечером не вернулась домой. Не пришла она и утром. Я прождал ее до полудня и пошел искать.

Я шел по узкой тропинке, бегущей по краю пропасти, и на другой стороне увидел трех путников. В одном из них я тотчас узнал Доротэ Тодуа. Он шагал не торопясь с кожаной сумой на спине. В эту пору ранней весны стада гонят из долин в горы, между тем Доротэ шел один.

Я подумал, что наконец-то он продал гурт, и стал вглядываться в его спутников. Один был в черной чохе и при оружии. Впереди путников шел саврасый, через седло его была перекинута бурка. Я узнал Дату Туташхиа и подивился лишь тому, что он идет вместе с Доротэ Тодуа, а что он был нагл и ничего не боялся, я знал и так. Второй был не знаком мне. Встречаться с Туташхиа было мне ни к чему.

Тропинка свернула вправо. Я надеялся найти козу в овраге и тоже свернул вправо. Склон оврага был крут, и подниматься было трудно. Я шел долго и, пока одолел подъем, очень устал, А козы все не было видно. Наверху оврага рос огромный, в три обхвата, граб, густо обвитый плющом. Если взобраться на дерево, подумал я, можно будет разглядеть все склоны. Они поросли густым кустарником, и белую козу в этой зелени легко заметить.

Я взобрался на граб, оглядел склоны, ничего не увидел и расположился отдохнуть, не сводя между тем глаз с кустарников.

Послышалось цоканье лошадиных копыт.

В десяти шагах справа был очень глубокий, узкий, как щель, овраг, дно которого пересохло. Тропинка, идущая снизу, обрывалась по ту сторону оврага. Для путников через овраг было перекинуто бревно, а по эту сторону снова начиналась тропинка и, извиваясь, вела через лес в Луци.

«Эге-е! – подумал я. – Видно, они останавливались на отдых, не то, пока я лазил по оврагам, должны были бы уйти далеко за Луци».

Я стал спускаться с граба и хотел спрыгнуть, чтобы не попадаться им на глаза, но не успел и укрылся в плюще.

Сперва показался саврасый Даты Туташхиа. Он встал у бревна, перекинутого через пропасть, и обернулся к хозяину. Туташхиа шел опустив голову, за ним, стуча посохом, – Доротэ Тодуа, а последним – невысокий толстяк лет двадцати пяти.

Не получив от хозяина ответа, лошадь, осторожно переступая, прошла по бревну и остановилась по эту сторону, пощипывая траву в тени граба.

Дата Туташхиа, подойдя к бревну, остановился, поджидая спутников. Доротэ Тодуа снял со спины суму и отдал ее Туташхиа. Приняв ее, абраг перешел по бревну и опустил суму на землю. Вынув кисет, он набил трубку, и, пока высекал огонь, Доротэ ступил на бревно, но вдруг остановился, не решаясь идти дальше. Обойдя старика, незнакомец стал на бревно и протянул ему руку, приглашая идти за ним. Старик протянул ему не руку, а посох, и они двинулись. Незнакомец шел медленно, ведя за посох старика, и когда ступил на землю – старик в это время был на середине бревна, – вырвал у него посох и ткнул им старика в грудь.

Доротэ Тодуа полетел вниз, и оттуда донесся звук упавшего на дно тела.

Туташхиа обернулся.

Стоя на коленях, незнакомец вглядывался в глубину оврага. Туташхиа подошел к краю обрыва и тоже глянул в пропасть.

Незнакомец пошарил глазами по сторонам и бросился к суме Доротэ Тодуа. Он быстро развязал ее, вывалил на землю все, что в ней было, схватил кисет из козлиного пузыря, зубами развязал стянутый в тугой узел шнур и вытащил деньги. Много денег.

Увидев деньги, Туташхиа издал звук, я не разобрал – удивления или радости.

– Сколько их здесь! Гляди! Гляди! – Незнакомец трясся, перебирая деньги, пробуя их на вес, он мял их, разглаживал, складывал… и вдруг встретился глазами с Туташхиа.

Он замер, стоя на коленях, челюсть у него отвисла, и он глядел на абрага как моська. Абраг молча разглядывал его и, пыхнув трубкой, пустил дым.

Незнакомец отвел глаза и принялся делить деньги. Он не умел считать и раскладывал их на две кучки: направо – налево, направо – налево.

– Половина тебе, половина мне… Здесь вон сколько! – Он подобострастно поглядел на Туташхиа, опять снизу вверх, встретился с ним взглядом и окаменел. – Пополам… – Незнакомец был совершенно потерян. – Ты ведь Дата?.. Дата Туташхиа. А я Звамба… Звамба я!

После долгого молчания абраг спросил, откуда известно, что он – Туташхиа.

• Предыдущая
• 100/177
• Следующая