Дата Туташхиа - Амирэджиби Чабуа Ираклиевич - Страница 38

• Предыдущая
• 38/177
• Следующая

Квалтава и его приятели тоже разглядывали нас в упор, медленно переводя осоловелый взгляд с одного на другого. Потом возобновили трапезу, и этим как будто все обошлось.

А Дзоба между тем понемногу перетаскивал мои вещи. Большой тяжелый ящик они втащили вместе с Кику. Кику подошла было к нам, но тут ее настиг окрик:

– А ну, девка, поди сюда. Чего ты там не видела?

– Сейчас, батоно. Выслушаю господ и подойду. Одну минуту.

– Или ты не слышишь, что я тебе говорю, – вновь заорал Бодго Квалтава.

– Погоди, Бодго, – вступился младший, которого звали Куру Кардава. – Ты же не знаешь, что это за люди.

Но Квалтава не собирался уступать. Это поняла и Кику. Она подняла глаза, как бы прося у нас прощения и за гостей, и за себя, и поспешила к столу Квалтава.

Туташхиа, казалось, даже не заметил выходки Квалтава. И следа раздражения нельзя было уловить в нем. Он сидел с видом безразличным и отрешенным.

– Принеси нам еще кувшин вина, – сказал Квалтава Кику. – А другой подай вот тем, – он кивнул в нашу сторону. – И сыра еще давай.

Третий из них, Каза Чхетиа, все это время жадно разглядывал Кику и, когда она поспешила к стойке, не удержался:

– Ох-х-х!

В тогдашней Мингрелии этим возгласом выражали и восторг, и удивление, и страсть. Но порой – и злость.

Каза Чхетиа не мог оторваться от Кику. Было в ее глазах и во всем ее облике что-то такое, отчего казалось, будто она только-только проснулась и еще нежится в постели.

Уже совсем стемнело. Дзоба принес свечи. Кику подала кувшин вина, другой кувшин – подношение Квалтава – поставила на наш стол и снова спросила, чего бы мы пожелали на ужин.

Я и Дата заказали не помню теперь что. Монах отказался от еды и попросил принести только воду.

И снова не успела Кику дойти до стойки, как Квалтава ее окликнул:

– Убери со стола… Все убери. Оставь вино, огурцы и сыр. Вытри и принеси еще одну свечу.

Кику тут же все сделала.

Каза Чхетиа попытался заглянуть в вырез ее платья, но Кику быстро прикрылась рукой.

– Ей, видите ли, стыдно, – хохотнул Квалтава, доставая из кармана колоду карт.

Каза Чхетиа скользил глазами по шее, груди, бедрам Кику.

– Стыдно ей стало… тоже мне, богородица! За пять рублей вот здесь догола разденется, – сказал он, когда Кику отошла.

– Будет тебе, – одернул его Куру Кардава, младший из них.

– Много ты знаешь, молод еще. Женщине бабки покажи, за бабки она на все пойдет. Порода у них такая. У них у всех ноги короткие. Приглядись – увидишь, – сказал Каза Чхетиа и бросил Квалтава: – Ну, сдавай, если взялся!

– Короткие, говоришь, ноги? – процедил Квалтава. – Вот принесут свечу, тогда и сдам.

– Да, короткие, короче, чем у мужчин. Поэтому и делают женскую обувь на высоких каблуках. Чтобы ноги длинней казались.

Дзоба принес еще одну свечу. Квалтава разлил вино, все трое выпили, и началась игра.

Наконец Кику принесла ужин и нам. Монах налил себе воды, добавил немного вина из кувшина, достал из торбы хлеб и покрошил в чашку. Разбойники много пили и крупно играли. Они было заспорили, и еще немного – началась бы пьяная драка, но Куру Кардава пошел на мировую:

– Ладно! Бери четвертак и больше не зарывайся. В другой раз это у тебя не пройдет.

Каза Чхетиа сгреб деньги с таким видом, будто угроза Куру относилась не к нему. Квалтава не вмешивался и не отрываясь смотрел в нашу сторону.

– Сдавайте. Я сейчас, – он двинулся к нашему столу.

Монах перекрестился и поднял на него глаза. Поглядел ему в лицо и я, но меня замутило, и я опустил голову. Туташхиа по-прежнему не проявлял к Квалтава ни малейшего интереса, но я почувствовал, что он сжался, как пружина, и вот-вот взорвется.

– Бодго, давай сюда, играть так играть! Чего ты там потерял? – позвал Куру Кардава.

Я встретился глазами с Казой Чхетиа. Он смотрел на меня, как на Кику. Только там он зарился на плоть, а здесь на кровь.

– Сейчас приду! Играйте! – Квалтава стоял перед Туташхиа. – Хотелось бы знать, почему это вы не пьете вино, которым вас угощают?

Туташхиа и впрямь не притронулся к кувшину. Я – тоже. Ведь меня никто не приглашал. Да и настроения пить не было, хотелось только добраться до постели.

– Благодарим вас за угощение, очень сожалею, но я не пью, – сказал Туташхиа.

Левая бровь у Квалтава изогнулась и поползла вверх, будто хлыст, который тут же со свистом опустится.

На Туташхиа это не произвело впечатления. Он лениво жевал мясо. Квалтава перевел взгляд на меня, окатив наглостью.

– Пьем, как не пьем? – засуетился монах. – Вот вашим вином я ужин себе заправил.

Но Квалтава и не думал слушать монаха.

– А ты что не пьешь? – спросил он меня.

– Видите ли, мне тоже нельзя. Но за ваше здоровье – с удовольствием, – неожиданно для себя услышал я собственный голос. Я залпом выпил вино и перевернул чашу вверх дном. – Пусть так будет пусто вашим врагам.

А что мне было делать?

– Так-то, – сказал Квалтава и резко повернулся к Туташхиа: – Ты кто такой?

– Вы меня спрашиваете? – не поднимая головы, произнес Туташхиа.

– Тебя. Кого же еще?

– Путник я, – ответил Туташхиа.

Квалтава смутился и как-то осел.

– Будешь играть или нет? – раздался раздраженный голос Куру Кардава.

Перед Куру Кардава высилась куча ассигнаций. У Казы Чхетиа опять ничего не осталось.

– Дай-ка мне, Бодго, из моей доли тысячу рублей. Я проиграл, – сказал Каза Чхетиа.

Они вмешались весьма кстати. Квалтава пора было убираться, но не мог же он уходить, поджав хвост, оставив последнее слово за Датой. Он бы опять полез к нему, и к чему это могло привести – один бог знает. Из внутреннего кармана черкески Квалтава вытащил толстую пачку денег, отсчитал тысячу рублей и, надменно оглядев всех, вернулся к своему столу.

Духанщик облегченно вздохнул.

Мимо нас проскользнула Кику с постельным бельем на вытянутых руках. Как только она ухитрялась ходить, не касаясь земли!

– Ох-х-х, – выдохнул Каза Чхетиа, – не я буду, если не разденется за пятерку! – сказал он, когда Кику исчезла за занавеской.

Она тут же вернулась, и он поманил ее. Туташхиа быстро поднял глаза и тут же отвел их.

В камине затрещало сухое полено, вспыхнуло пламя и весело заплясал огонь.

Каза Чхетиа придвинул к Кику золотой червонец и, метнув взгляд в сторону стойки – не заметил ли духанщик, – сказал:

– Вот золотой. Хочешь, будет твоим? Червонца твой папаша за месяц не заработает. Разденься догола, покажись нагишом… и забирай.

– Ты что, сдурел? – Куру Кардава швырнул монету Казе.

Кику глянула на поблескивающий в пламени свечки червонец и покосилась на гостей.

– Тебе что за дело. Сиди и не лезь! – Чхетиа выскочил из-за стола.

Куру спокойно тасовал карты.

– Садись, ради бога. Ты меня сперва пугаться научи, а после пугай.

Квалтава положил руку на плечо Чхетиа.

– Пошевеливайся, девочка, – крикнул Дуру. – Пора постели стелить. А ты, Дзоба, помоги мне топчаны принести.

– Видишь ли, Куру, – сказал Квалтава, когда Кику вышла, – мне самому голая Кику ни к чему, но каждый отвечает за себя, и не твое дело встревать поперек пути. Это и есть дружба, и другой она не бывает. По совести говоря, прав ты, а не Чхетиа. Ладно б какой-никакой доход он с этой девки имел. Здесь ничего не скажешь. Деньги – это все. И женщина – это тоже деньги.

Игра пошла с новым азартом и ожесточением, Куру Кардава беспрерывно выигрывал.

– Ставлю тысячу рублей – в долг! – объявил Чхетиа.

– Нет, друг, такие обещания – пыль. Даю тебе в долг, ставь наличными, если хочешь.

Куру отсчитал деньги.

– Будешь должен мне тысячу рублей. Бодго, ты – свидетель.

Каза Чхетиа поглядел в свои карты и вывел ставку в пятьсот рублей. Куру Кардава это не понравилось, но он промолчал и дал партнеру еще две карты.

В духане воцарилась тишина.

Дата Туташхиа с любопытством следил за игроками. Когда выяснилось, что Каза Чхетиа сделал девятку и выиграл ставку, Туташхиа вновь повернулся к камину. За каких-нибудь три-четыре минуты куча банкнот Куру перекочевала к Казе Чхетиа.

• Предыдущая
• 38/177
• Следующая