Банкир - Катериничев Петр Владимирович - Страница 10

• Предыдущая
• 10/135
• Следующая

— Что конкретно вы выяснили?

— Все это зафиксировано на пленках. Объект был в состоянии, которое я называю «летаргическая кома», и при этом он вспоминал! Иногда его воспоминания облекались в форму стихов, эссе, картин — нет, это нужно было видеть!

— Сколько времени занял допрос?

— Почти семь часов. Это, я вам скажу, очень серьезное психологическое напряжение для любого врача…

— А для пациента?

— Что?

— Для объекта это было напряжением?

— В каком смысле?

— Доктор. — Альбер выдержал паузу. — Меня интересуют две вещи. Первое: насколько полно объект «освобожден» от своих… э-э-э… знаний.

— Полагаю, на основе полученного материала можно составить полную картинку. Естественно, с материалом необходимо целенаправленно поработать.

Иначе говоря: что именно нужно извлечь из сказанного. Я понятно объясняю?

— Вполне. Второе: каким образом объект сумел убить троих моих людей, ранить вас, и куда он исчез впоследствии?

— Это не поддается объяснению. — Доктор закатил глаза, все лицо его приняло слезливо-жалкое выражение. — Он так меня ударил!.. — Сидящий опустил лицо вниз, погладил бок. — Прямо в живот. Что сказали медики, ушиб сильный?

— Не особенно. Ничего серьезного не задето. Просто вы потеряли сознание от болевого шока…

— Боль была жуткая!..

— …и при падении повредили что-то там… Вену или артерию — здесь я не специалист.

— Пролежи я так немного, и — все…

— Могло быть и такое, но обошлось. Итак, повторяю вопрос: почему после семи часов допроса, когда респондент, — это слово Альбер произнес с едва заметной иронией, — находился, как вы это называете, в «летаргической коме», он оказался способным действовать, как боец спецназа очень высокого уровня?!

Кстати, кто он, по вашему мнению, по профессии?

— Точно я сказать не могу… То, что он называл — экономика, финансы, — не вполне соответствует его, так сказать, внутреннему сознанию… Человек он высокообразованный — это несомненно, причем мыслящий образами, парадоксально…

Я бы назвал это так: он думает в стиле импрессионистов и постимпрессионистов, иногда — немного мистически, в стилистике раннего Врубеля или Нестерова, порой — необъяснимо странно, мы называем это явление «парадокс в Абсолюте», где Абсолют понимается как ипостась того, что обыватели называют Богом… Однако живот болит, — растерянно, без всякого перехода завершил Доктор, с легкой пока тревогой глянув вниз, на собственное туловище, плотно обтянутое простынями. — Не могли бы мы перенести беседу? Мне кажется, я чувствую себя немного хуже…

Альбер мельком глянул на часы на стене, за спиной сидящего. Похоже, действие обезболивающего ослабевает… Врач специально подобрал то, что нужно: легкая эйфория не затрагивала сознания и не мешала связному рассказу, убирая в то же время последствия болевого и психологического шока. Но… Жить ему осталось минут десять. Нужно спешить.

Мужчина нажал кнопку. Появился врач со шприцем наготове:

— Это вас поддержит.

— Что со мной? — спросил Доктор коллегу по-латыни.

— Ничего серьезного. Шок.

— Я чувствую скрытую боль, но пока еще не могу определить ее источник.

— Не беспокойтесь, Доктор, — ответил медик по-русски. — Это просто невротическая реакция, следствие перенесенного болевого и эмоционального стресса. К тому же у вас было серьезное напряжение в течение нескольких часов… Работа психоаналитика, которую вы блестяще провели, — это тоже эмоциональный стресс особого рода, а поскольку завершился он нападением пациента, произошла долговременная невротическая реакция.

— У меня что-то повреждено?

— Ничего серьезного. Небольшая внутренняя гематома. Если что вам действительно необходимо, так это отдых, покой. — Медик говорил неторопливо, размеренно, и это успокаивало сидящего. Он ловко уколол в вену, опорожнил шприц, пояснил:

— Морфий. В очень небольшой концентрации.

— Благодарю вас. — Доктор поднял взгляд на хозяина кабинета:

— Мне необходим покой…

— Его у вас будет сколько угодно. Еще сигарету?

— Да. — Доктор затянулся, расслабленно перевел дыхание. — Так на чем мы остановились?

— Расскажите подробно, что произошло после окончания допроса. Я не специалист, но полагаю, что после той дозы наркотиков, какую получил объект, он вообще не способен был двигаться…

— Да, это так, но…

— Я слушаю…

— Вы ведь запланировали… летальный исход…

— Да. Объект после допроса подлежал устранению. Откуда вы это узнали?

— От Смоляра. Он так и выразился: «Теперь с этой падалью и возиться не нужно. Просто выбросим за борт». Мне, честно говоря, было жаль такой материал… И я решил, поскольку летальный исход запланирован, провести еще один опыт… Очень любопытный в научном плане… — Доктор мельком взглянул на Альбера, поправился, оправдываясь:

— Я полагал, что это может дать дополнительные результаты по допросу.

Альбер сжал челюсти. Все как всегда. Любой четкий и выверенный план рушится, порой погребая под собой создателя, когда хотя бы один из исполнителей принимает «командирское решение» сделать «как лучше». Нет, премьер страны выдал некогда бессмертную фразу: «Мы хотели как лучше, а получилось — как всегда».

Доктор замолчал, по-собачьи преданно глядя в глаза Альберу.

— Вы поступили правильно, — кивнул тот.

— Это ведь было жутко интересно… Вы знаете, химики синтезировали по моей программе совершенно новый, невиданный препарат; по вызываемым эффектам он не схож ни с одним из известных психоделиков, а его действие не подпадает не только под описание обычной клинической картины психоделиков, но и ни под одно из описаний доктора Тимоти Лири, сделанных им столь поэтично; анализируемые им энергетические уровни сознания — сказка для младших школьников, по сравнению с которой мой новый препарат — это Достоевский, Кафка, все мифы и все религии мира одновременно…

Альбер снова сжал челюсти. Даже малая доза морфина возымела действие: собеседник «уплыл»… Раздался звонок внутреннего телефона.

— Это врач.

— Слушаю.

— У Доктора сильное кровотечение. Потеря сознания и даже агония может наступить в любой момент.

— Может быть, нам… прерваться на время?

— Бессмысленно. Я ничего не могу гарантировать.

— Так. Сколько времени у нас есть?

— Может быть, и нисколько.

— Понял. — Альбер положил трубку. Резко вдруг навалился грудью на стол, снова приблизив лицо к лицу Доктора и уперев ему в глаза острые, словно трехгранные штыки, блестки зрачков:

— Ты, экспериментатор сучий! По твоей вине сорвана важнейшая операция, убито трое моих людей и объект операции бесследно исчез! — Он выдвинул ящик стола, вытащил тяжелый вороненый пистолет, большим пальцем взвел курок. — Если ты, гнида, четко и внятно не ответишь на поставленные вопросы, твои гениальные мозги вылетят из черепа за секунду! Ты понял?

— Да… — прошептал Доктор, едва разлепляя запекшиеся разом губы. Он сидел недвижно, вжавшись всем телом в спинку кресла, словно хотел слиться с ним, стать его частью, ничем…

— Первое: что произошло после того, как ты вколол ему этот чудо-препарат?

— Сначала ничего. Потом тело его обмякло, и я решил, что он умер. Похоже, дыхания не было. Смоляр велел подчиненным достать трос, гирю и был готов топить труп в море… Я подошел лишь затем, чтобы посмотреть зрачок и убедиться в летальном исходе.

— Тебя не удивила столь быстрая кончина?

— Нет. По правде говоря, я дважды пытался экспериментировать с новым веществом… В подобной ситуации результат был идентичным. Правда, до этого респонденты минут на десять приходили в возбужденно-идиллическое состояние, не описанное ни в одной работе, и именно тогда…

— Заткнись. О «чистой науке» будешь рассуждать… на покое. Дальше.

— Я решил, что произошла массированная передозировка и респондент умер; подошел, чтобы посмотреть зрачок, и — отлетел в угол комнаты! Удар был неожиданный и невероятно сильный! Полуоглушенный, поднялся, тряхнул головой, открыл глаза — Смоляр впечатался в стенку от удара ногой в лицо. Он умер мгновенно, это было очевидно… Двое его сотрудников не успели выхватить оружие — своеобразный стресс, да и сказалось выпитое…

• Предыдущая
• 10/135
• Следующая