Банкир - Катериничев Петр Владимирович - Страница 51

• Предыдущая
• 51/135
• Следующая

— Разрешите продолжать урок?

— Продолжайте, — значимо кивнул председатель. — Мы отметим ваше усердие в защите Нравственности Экономических Идеалов. — Подумал и продолжил:

— А по выявленным фактам придется назначить расследование. Использование кредитных карточек несоответствующего уровня — это уже преступление! — Он строго посмотрел на девочек. — Но в этом виноваты не ученицы, а те, кто… — Председатель запнулся, снова обратил взгляд к Гуркиной:

— А почему они без галстуков? Устав запрещает находиться в общественном месте без галстука подросткам моложе четырнадцати лет! А школа — место общественное!

Гуркина покраснела от досады за упущение, повернулась к девчонкам:

— Вы слышали? Быстро повязать! — Отомкнула шкаф, вывалив одежду и белье прямо на пол.

Девочки, наклонившись над ворохом, лихорадочно перебирали вещи, находили галстуки и повязывали их.

— Ну, продолжим урок… Открыли тетрадочки…

Наказанные девчонки так и остались стоять нагишом у доски. Лена Одинцова откровенно скучала. Проверяющие из комиссии были такими бесцветными, одинаковыми, что…

Зазвенел звонок с урока. Девочки вопросительно посмотрели на Гуркину, но та и ухом не повела.

Вошел дежурный мальчишка; глаза его округлились, но он выдавил из себя положенную фразу: «Все — на линейку!»

Девочки переминались, не зная, как поступить, а Лена вдруг почувствовала необычайную легкость. Она вышла из класса и зашагала по коридору — спокойно, плавно, не обращая внимания на жмущихся к стенам людей — почему-то не школьников, а самых разных взрослых, не замечая хихикающих, злорадных, глумливых, растерянных лиц, не замечая ничего вокруг — вперед, к выходу…

Двери почему-то оказались огромными, светлого дуба, с массивной ручкой в виде головы льва, из зубов которого свисало бронзовое кольцо…

— Одинцова, не сметь! — услышала она позади себя визгливый и противный голос; взялась за это кольцо — дверь распахнулась удивительно легко, она сделала шаг… Ей было ничего не страшно и не стыдно; неведомая прежде легкость пронизывала все ее существо, и кто бы ни оказался там, за дверью…

А за дверью оказался свет. Он лился потоками отовсюду, он окутывал ее тело прохладным серебристым туманом, он струился невесомым дождем… Она сделала еще шаг — и почувствовала, как твердь ушла куда-то из-под ног, а она запросто двигалась в потоках этого мерцающего сияния; она то кувыркалась в них, то невесомо и расслабленно парила, то неслась куда-то вперед и вверх, беззащитная и неуязвимая в своем бесстрашии… Потом… Потом она лежала, закрыв глаза, на шелковистой траве; нежаркое солнце ласкало кожу, едва уловимый июльский ветерок шевелил травинки, и одна — щекотала ей нос, так что хотелось и засмеяться и заплакать… Сквозь сомкнутые веки она чувствовала тень высоких сосен, обступивших поляну, и ленивая нега постепенно, исподволь, переходила в желание… И тогда, когда оно стало жарким, почти нестерпимым, девушка ощутила ласковое прикосновение уверенных, сильных и нежных рук… Закусила губу, выгнулась всем телом и…

…Первое, что увидела Лена Одинцова, открыв глаза, был снег. Сквозь огромное, незанавешенное окно был виден белый берег и только за ним — темной влагой покойно вздыхало море. Лена вздохнула с сожалением: уснуть и досмотреть уже не удастся. Улыбнулась, прикрыв глаза и пытаясь запомнить ощущения, какие она испытала… А может быть… А может быть, люди и живут только затем, чтобы видеть сны?.. Ведь жизнь порой — куда скучнее. И уж точно — менее красочна…

Девушка снова улыбнулась… Сон был странным и волнующим… Она попыталась снова ощутить ту легкость, невесомость, ту свободу, что чувствовала, когда летела, и воздушные струи так невесомо ласкали ее, и потом… Но не смогла. А жаль. И все же… И все же ее не оставляло чувство, что это не совсем сон…

Телефон зазвонил на приставном столике переливистой певучей трелью. Лена сняла трубку.

— Да? — Долго спишь, Одинцова! Или сны сладкие снятой, или спишь не одна. Ну как, угадала?

— Смотря что…

— Как отдыхается?

— Честно говоря, уже под завязку. Здесь на весь пансион — пятнадцать отдыхающих, да и те…

— Шахтеры?

— Вострякова, у тебя крыша съехала на шахтерах! Пенсионеры.

— Старые кони борозды не портят…

— …но и пашут неглубоко. Не, я здесь в полном воздержании.

— Ну и как?

— Честно? Да уже — очень…

— Так подлетай.

— Не, добуду. Нужно, чтобы отдых надоел. Может, тогда и делать хоть что-то захочется.

— Смотри сама.

— Угу. Как Лешик, пацаны?

— Пацаны нормально, в садик ходят да свекровьевы нравоучения слушают. А Лешик с работы не вылезает. У него — аврал.

— Лучше, чем ничего.

— Надоело. Даже если работа у тебя — хобби, то нельзя же месяцами…

— Вострякова, по-моему, ты гундишь.

— Да нет… Я же его люблю. Пусть. Но иногда обидно: то его нет, то я — в отъездах… А жизнь так и утекает.

— Галь, может, тебе тоже сюда, воздухом подышать…

— Не могу.

— Дела?

— Дела — у прокуроров. А у нас так, делишки. А вообще — сдуреть можно!

— Почему?

— Как это почему… Одинцова, ты чего, телик не смотришь?

— Не-а. А зачем?

— Хорошо тебе… И чем занимаешься?

— Брожу. Или — бегаю. У моря.

— Ну и как море?

— Море?.. Море — большое.

— Счастливая…

— Не знаю… Может быть… Может…

— Ладно, отдыхай. Объявишься — сразу звони.

— Ага.

— Одинцова… А что тебе все-таки снилось?..

— Сегодня?

— Да.

— Не знаю, как и сказать… Наверное, снег. Только не такой, как в Москве, а какой в снах бывает.

— А какой в снах бывает?

— В снах?.. Нежный.

Я обогнул утес, тропа пошла под уклон. Расслабился, подошвы кроссовок ритмично хрустят по мелкой гальке. Постепенно я чувствую какой-то новый ритм — кто-то догоняет. Судя по всему, тоже бегун, только дистанцию тот выбрал явно короче, или — просто менее опытен. Сейчас будет подъем, и с запалом на четырехсотметровку его одолеть может только чемпион.

Шаги приблизились, поворачиваю голову:

— Лыжню?

Бегуном оказалась высокая, худенькая русоволосая девчонка, похожая на подростка. Поравнялась со мной, спросила, чуть запыхавшись:

— «Динамо» бежит?..

— Все бегут…

— В горку рванем? А то одной тяжело.

— Рвануть? Не получится.

— А на спор?

— На что?

— Ни на что… Кто быстрее.

— Быстрее буду я.

— Хм… Вот за что люблю сильный пол, так это за крутую самонадеянность!

— Вот за что люблю слабый, так это за суетное желание стать «сильным»…

Играть, милая барышня, нужно на «своей территории»…

— Да? Кастрюли, пеленки, постель?

— Нет. Очарование, обаяние, доброта.

— Так рванули или слабо? — прищурилась девушка.

— Рванули!

— Ал!

Девчонка метнулась вперед, как спущенная с тетивы стрела. Я поймал себя на том, что просто любуюсь ее худенькой стремительной фигуркой… Бегать наперегонки явно не хочется, но… Десять метров… Пятнадцать… Двадцать пять… Прикидываю. Так… Подъем — почти два километра… Если оторвется намного — не обогнать… Пора. Работай. Вдох-выдох не на три шага, а на два…

Вот так… Теперь — метров триста привыкнуть к новому ритму, превратить в «крейсерскую» скорость… Девушка впереди уже метров на сто… Так… «Сдохнет» на втором километре… А сейчас — и это забыть. Работай!

Теперь я уже не соревновался ни с кем. Просто вышел на скорость и начал ее «отрабатывать».

Расстояние сокращается… Желтая курточка мелькает все ближе… Обхожу девушку уверенно, спокойно, неторопливо. Только оказавшись на вершине холма, выдыхаю резко, поворачиваюсь и бегу вниз, ей навстречу. Через пару минут мы бежим рядом, переваливаем холм, и — под горку, к шоссе.

— Ну что, доказали? — спрашивает девушка, едва переводя дыхание.

— Что?

— Превосходство. Можете не отвечать: довольство просто написано на вашем лице.

• Предыдущая
• 51/135
• Следующая