Верните мне мозги! - Селин Вадим - Страница 13
- Предыдущая
- 13/19
- Следующая
В доме была всего лишь одна комната. В углу стояла старинная русская печь, только не большая, а маленькая; спать, как это делал в свое время Иванушка-дурачок, на ней было нельзя; рядом громоздилась бочка с водой, посередине комнаты стоял дубовый стол, как Танька подумала, ручной — дяди Афанасия — работы. На стенах висели сухие травы, кастрюли и разный скарб. В общем, домик был довольно уютным и необычным. Девчонка еще никогда не была в подобных домах. Жаль, что при такой планировке особо не разгуляешься, вечеринку не замутишь…
— А мне много места и не надо, — сказал дядя Афанасий, услышав последнюю фразу Таньки. Оказывается, она произнесла ее вслух. Танька покраснела. — Да, слух у меня хороший… А в лесу только уши и нужны. Даже без зрения жить здесь можно, а без слуха — никак. Глаза и обмануть могут, а уши почти всегда правду говорят. Очень у меня слух хороший.
Танька промолчала. На встречу с Серегой она уже махнула рукой — опоздала уже, наверно, да и из леса этого фиг знает когда выберется, если выберется вообще.
Дядя Афанасий был высоким и крепким, но, очевидно, далеко не молодым. Правда, сохранился он хорошо. Одет был просто — в какое-то старье, которое даже и на бомжах редко увидишь, но здесь, в странном доме, эта вышедшая из моды одежда не выглядела сверхъестественно. Впрочем, одежда значения не имеет. Танька обратила внимание на шрам, который уродовал лицо дяди Афанасия. Он проходил глубокой красной рубцеватой дорожкой по всей левой щеке, начиная от левого уха и заканчивая подбородком.
— Это я с медведем дрался, — сказал дядя Афанасий, словно подслушав Танькины мысли или услышав мысли вслух. — Да, с медведем… Давно это было… Когда я только в лес пришел. Дом я тогда только начинал строить. Еще ни окон не было, ни дверей. И однажды ночью сюда медведь забрался. Я с перепугу начал суетиться, паниковать, чем медведя разозлил, и началась драка. Я в молодости крепкий был, смог кое-как дать ему отпор, а то б он сразу меня разорвал. Хорошо, что рядом со мной ружье лежало, и я успел его застрелить. В глаз стрельнул. Медведь замертво и свалился. Но перед этим он успел меня по щеке полоснуть когтями своими. Вот, до сих пор шрам остался.
Дядя Афанасий замолчал и разлил чай в старые алюминиевые кружки. Похоже, эта история до сих пор трогала его за душу.
— А что потом? — спросила Танька.
— А потом… суп с медведем. Вон, под твоими ногами шкура того медведя лежит. Это, можно сказать, трофей, кубок за победу над медведем. Точнее говоря, над медведицей. Ночью я ее пристрелил, а утром отправился в глубь леса за хворостом и увидел на опушке троих медвежат. А медведицы поблизости не было. Я сразу догадался, что их мамку я и застрелил… — Мужчина печально вздохнул. И уже совсем другим тоном добавил: — Аккуратно так застрелил, в глаз, мех не повредил.
— О, господи, — прошептала потрясенная Танька. Как все помнят, она была любительницей животных. — И медвежата умерли?
Дядя Афанасий кивнул.
— Да, умерли… Мне стало жалко, я их хотел выкормить (они еще маленькие совсем были — две недели от силы, как родились), но у меня ничего не получилось. Молоко они не пили, да так и померли с голоду и тоски по мамке. Эх… мамка им нужна была… А не было ее уже на белом свете… — грустно сказал дядя Афанасий и снова другим тоном добавил: — Вернее, была, но не совсем — шкура ее во дворе сохла, а в бочках мясо томилось. Медвежатина, кстати, вкусная такая, пальчики оближешь.
— А где вы молоко взяли? — поинтересовалась Танька, чтобы развеять гнетущую обстановку.
— А я тогда корову держал. Тут ей самое место — трава, лес кругом. Живи да радуйся. И знаешь, самое главное, что после смерти медвежат и корова моя умерла, как будто они ее с собой забрали. Ужас. Но если разобраться, я не мог по-другому поступить — медведица не прошла бы спокойно мимо меня, в любом случае пришлось бы драться, — вздохнул дядя Афанасий и повозил кружкой по столу.
— А почему вы в лес ушли?
— Сам не знаю. Потянуло меня в него, вот и ушел. Стало мне в деревне душно как-то, тесно, в лесу жить захотелось. Ну, и пришел я сюда. До сих пор живу. Много лет уже. А ты кто будешь? Как сюда забрела?
— На свидание шла и забрела, говорила же уже, — не стала распространяться Танька.
— Понятно.
После бесконечной чайной церемонии и рассказов лесничего Танька заметила, что за окном стали сгущаться сумерки.
— Уже вечер! — воскликнула она, вскакивая со стула. — Мне пора домой — на свидание ведь я уже опоздала! Дядя Афанасий, выведите меня, пожалуйста, из леса.
— Подожди домой. Оставайся у меня на ночь, а утром я тебя и выведу, — сказал дядя Афанасий.
— Да нет, мне сейчас идти нужно, — отказалась Танька.
— До утра оставайся, — настаивал лесничий. — Сейчас я тебя никуда не поведу — в темноте и медведи бродят, и волки, и… нечисть, чтоб ее так…
И Танька решила принять предложение дяди Афанасия и остаться у него с ночевкой. А то вдруг действительно она с медведем повстречается? А если их будет несколько? А если их будет несколько голодных? Так что лучше переночевать в домике, а утром вернуться в город и мечтать, чтобы Серега Штопор назначил еще одно свидание и отдал наконец ее мозги.
Вскоре лес стал полностью черным. Танька никогда не думала, что бывает ТАК темно. Ведь обычные «городские» ночи не темные, а, можно сказать, светлые. Тут и там светятся окна высотных домов, кто-то пускает ракетницы, салюты и все такое прочее, а здесь было по-настоящему темно. И тихо. Очень тихо.
— Пора спать ложиться, — устало сказал дядя Афанасий, потянулся, хрустнув старческими суставами с отложением солей.
Танька, как дама, улеглась на его старой продавленной кровати с панцирной сеткой, а он устроился на полу.
Танька думала, что не заснет всю ночь, однако буквально через пару минут резко провалилась в глубокий сон. А еще через пару резко из него вывалилась — вдруг ей вспомнилось вот что: когда она только попала на кладбище, солнце садилось, она еще боялась ночевать среди покойников, которые валялись в открытых гробах по всему кладбищу, а когда увидела дом дяди Афанасия, солнце заливало светом полянку, на которой он был построен. А через некоторое время вновь наступил вечер, и вот — девчонка уже легла спать…
И заснула.
Ей снилось поле. Она видела себя сверху, с высоты птичьего полета. Она бегала по полю и зачем-то звала Катюху, которая с какого-то перепугу тоже оказалась на этом поле, но подруга не отзывалась. Поле простиралось на многие-многие километры, прямо до самого горизонта, а может быть, и на весь мир… И Танька бежала, и кричала, и боялась. Страшно было — не то слово! До чертиков. Катюхи нигде не было. За Танькой струилась извилистая дорожка из примятых колосков. И вот, когда она совсем выбилась из сил, — рухнула в густые колоски и посмотрела в небо. Получилось, что смотрела она как бы сама на себя. С неба видела себя, лежащую в колосках, а с земли видела тоже себя, но парящую в воздухе. Чуть передохнув, она нехотя поднялась с примятых колосков и продолжила бесконечный и, вполне вероятно, бессмысленный путь.
— Катюха! Катюха! Где ты? Срочно отзовись! — кричала Танька, бегая по полю. Ноги ужасно болели, в боку кололо, а солнце нещадно слепило глаза.
И вдруг она выбежала на участок поля, который сплошь состоял из сухих колосков. Почему они высохли — она не знала, да и неважно это было для нее в ту тревожную минуту.
— Странно, колоски сухие, — пробормотала она, отмечая про себя, что солнце начало сильно жечь спину. И негде было спрятаться от солнца… Кругом было поле…
Неожиданно она почувствовала запах дыма.
— Неужели поле загорелось? — удивилась Танька, ощущая, что запах становится все сильнее и сильнее.
И вот она увидела сам дым. Он плотным черным столбом возвышался над колосками и устремлялся в небо.
— Точно, поле горит, — сказала Танька и развернулась, чтобы побежать в другую сторону, но здесь увидела, что и сзади, и слева, и справа от нее были такие же пышные дымные столбы, как и впереди. Бежать было некуда. Дым заволакивал небо, от него слезились глаза, стало невозможно дышать… Танька заметила, что, кроме дыма, к ней еще подобрался и огонь и начал с садистским наслаждением лизать ее обгоревшую спину.
- Предыдущая
- 13/19
- Следующая
