Правила Золушки - Кауффман (Кауфман) Донна - Страница 22

• Предыдущая
• 22/65
• Следующая

– И она точно знала, что я бы с радостью так и сделал. Нужно было мне сказать. – Шейн нервно откинулся назад.

– Да, нужно было. Мы много лет спорили с ней об этом. Александра настаивала, что еще не время, что тебе нужно повзрослеть, прежде чем узнать об этом. – Хол дернул плечом. – Может, ты бы все и оставил ей. А может, и нет. Александра не была дурой. Она, естественно, сомневалась, что тебе что-то нужно, но, учитывая ваши взаимоотношения, ты бы запросто мог пустить наследство на ветер, лишь бы позлить ее. – Адвокат пристально, с немым укором посмотрел на Шейна. – Это был серьезный риск. Атександра была обязана Чарльзу, и, если бы ты вернулся домой и всерьез решил управлять империей, она бы сделала все, чтобы подготовить тебя. Но, с другой стороны, она не совсем выжила из ума, чтобы позволить тебе выскочить из ниоткуда и стащить власть прямо у нее из-под носа.

– Ты правда полагаешь, что, если бы я примчался по одному ее велению, Александра тут же вручила бы мне ключи.

– Зная Александру, могу сказать, что она бы себя не обидела. Она знала, что рано или поздно империя Морганов будет твоей. Это было желание Чарльза. Но я сомневаюсь, что она открыла бы тебе всю правду, если бы не увидела моргановской гордости, какая была у нее самой.

– Я так не думаю.

Хол кивнул, ничуть не обидевшись.

– Покуда она всем заправляла, не сомневайся, так бы оно и было.

– Ты имеешь в виду, покуда я управлял бы империей так, как ей хочется?

– Возможно, – вздохнул Хол. – Корпорация «Морган индастриз» и семейное имущество было смыслом жизни для Александры. Ее заслуги в этом деле были ей очень дороги.

– Из-за Чарльза?

– Разве что сначала, – улыбнулся Хол. – Твой прадед был еще большим упрямцем, чем Александра. Они стоили друг друга. Они проворачивали такие дела, по сравнению с которыми мировая война – просто игра в солдатики.

Шейн глубоко вздохнул и опустил голову.

– Не верю, – проговорил он, не обращаясь к кому-то конкретно, хотя знал, что Хол воспримет это на свой счет. В конце концов, он был личным адвокатом Александры. Он тоже все знал. Но поступал так, как ему велела она. Шейн это понимал и не держал на него зла.

– Разве это что-то бы изменило? – спросил Хол. – Ты вернулся бы, если бы узнал, что все принадлежит тебе?

Хол спрашивал не из праздного любопытства, и Шейн постарался ответить серьезно. Долго думать не пришлось. Он отрицательно покачал головой.

– Нет. Я не хотел этого тогда и, несмотря на то что теперь понимаю Александру немного лучше, не хочу и сейчас. – Шейн поднял руку, не давая им возразить. – Ты сказал, она не была дурой, и я полностью согласен. Конечно, она была очень похожа на Чарльза и посвятила всю свою жизнь корпорации. Александра не могла рисковать, передав все в руки ненадежного человека. Почему у нее не было кого-то на примете? Неужели она и впрямь думала, что, приехав домой, я превращусь в какого-то промышленного магната? Что у меня хватит этой пресловутой гордости и верности семейным традициям, которые были так важны для нее?

– Возможно, так она и думала. Александра на самом деле не понимала, как человек в здравом уме может отвернуться от такого наследства. Она всегда надеялась, что, вернувшись домой, ты поймешь, чего тебе не хватало. – Хол вздохнул с сожалением. – Что же касается всего остального, то мне думается, она была слишком упряма и никогда не допускала мысли, что может умереть раньше времени. Александре хотелось научить тебя всему. Но такой ситуации она не предусмотрела. Возможно, если бы Александра прожила дольше и ваши отношения не наладились бы, она нашла бы себе преемника. Но, честно говоря, несмотря на то что ее окружали надежные люди, Александра никогда бы не доверила корпорацию или семейное наследство представителю другой фамилии.

Шейн чувствовал, что Хол давит на него. Впервые он до конца осознал, что ему предстоит гораздо более сложная задача, чем просто разобраться с текущими делами. Это было дело не только Александры, но всей семьи Морганов. Однако этот факт ничего не менял. В противоположность предкам Шейн не обладал той движущей силой, преданностью и верностью своему делу. Или, если точнее, накоплению капитала.

– Так каким боком это касается меня? – в конце концов устало спросил Шейн. – Каковы мои законные обязанности?

На это ответил Уильям:

– Законные? Никаких. По завещанию Чарльза имущество переходит к тебе. Этот пункт выполнен. Что с ним делать, решать тебе.

Шейн нагнулся вперед и положил голову на руки. Мне решать, да? Пижон. Просто пижон.

– Знаешь, – проговорил он наконец, – Александра ошиблась. Я не чувствую, будто мне чего-то не хватало. – Шейн поднял голову. – Я сидел в офисе «Морган индастриз» целую неделю по восемнадцать-двадцать часов в сутки. – Он попытался криво улыбнуться, но ничего не вышло. – Скажем так, я для этого не создан. – Шейн встал и подошел к окну. – Может, потому что я доволен своей жизнью. Кому-то она покажется богемной, но последние тринадцать лет она дарила мне счастье и радость. – Он обернулся. – Я всегда считал, что быть Морганом – это не значит быть несчастным. – Шейн посмотрел на адвокатов. – А я стану несчастным, если возьму на себя управление корпорацией. Я был совсем молод, когда решил идти своей дорогой вместо того, чтобы подчиняться бабушке, но теперь я стал старше, а мое мнение ничуть не изменилось. Зачем тогда все это? Ради... чего? Чтобы мной гордились предки? Чтобы состояние семьи Морганов выросло еще больше? Все это годится для таких людей, как Александра, мой прадед, прапрадед и так далее. – Шейн вздохнул и остановился. – Но не для меня. Я могу потратить на это всю жизнь и все равно не стану похожим на них.

Тишина, повисшая в комнате, была почти осязаемой. Хол повернулся и вытащил толстую папку из портфеля.

– Что ж, – сказал он.

В его глазах было море эмоций, от глубокого разочарования до едва сдерживаемой злобы. Когда Хол с силой хлопнул папкой о стол, Шейн решил, что адвокат едва сдерживает ярость.

– Я сожалею, что пришлось прервать твои затянувшиеся каникулы из-за такой чепухи, как наследство, которое твои предки наживали несколько веков. Но нравится тебе это или нет, ты вернулся, не так ли? – Хол открыл папку, вытащил очки из жилетного кармана и водрузил их на нос. – Посмотрим, как быстро мы сможем все здесь продать, чтобы ты поскорее продолжил свой отдых.

– Почему ты мне не сказала? – заорала Дарби, когда Пеппер наконец подошла к телефону. Сначала на ломаном английском ей ответила горничная, потом она ждала целую вечность. Пеппер вообще повезло, что она там, на другом континенте. Семь дней под одной крышей – ее мировой рекорд. Надо записать в Книгу рекордов Гиннесса.

– Дарби? У тебя все в порядке? Погоди, ты звонишь мне по международной линии? Ты же никогда не звонишь, даже если я в Штатах!

– А зачем? – отозвалась Дарби, с трудом сохраняя самообладание. – Чтобы выслушать еще пару чокнутых идей?

– У тебя расстроенный голос? Погоди, какой сегодня день недели?

– Четверг.

– Упс! – завизжала она. – Значит, ты уже стала Золушкой. Это круто? Чувствуешь разницу? Жаль, что у меня нет телефона с монитором: умираю хочу тебя видеть. Знаю, знаю, все это тебе чуждо, но, поверь мне...

– Единственное, что мне чуждо, – это скандинав в комнате для гостей, – сквозь зубы прошипела Дарби. – Я потому и звоню.

Возникла пауза.

– Ты по поводу мистера Бьорнсена звонишь? Что-нибудь случилось? Он в порядке? – Она вдруг запнулась. – О нет. Только не это. Он приставал к тебе, а ты его отшила или что-то в этом роде? Зная тебя, можно предположить худшее. Господи, Дарби, с ним все в порядке? Он что, в больнице? Кто-нибудь знает? Потому что, если это всплывет... – У Пеппер перехватило дыхание, она прошептала: – Черт, а папа знает???

– На самом деле, – проговорила Дарби, удивляясь, что ее зубы еще не превратились в порошок, – именно это я и хочу выяснить. Папа знает?

– Что ты имеешь в виду? Как, по-твоему, я должна узнать, если он... Ох... Ты про то, сказала ли я ему... – Она умолкла.

• Предыдущая
• 22/65
• Следующая