Сорос о Соросе. Опережая перемены - Сорос Джордж - Страница 20

• Предыдущая
• 20/77
• Следующая

БВ – Можете ли вы связать эти действия с вашей теорией?

ДС – Организационная структура ERM – та, которая действовала в течение длительного времени в условиях, близких к равновесию, – была брошена в состояние динамического дисбаланса. Еще один элемент, о котором я пока не упоминал, усугубил ситуацию. Это была ошибка в восприятии участников рыночного процесса. Если вы помните, организации-инвесторы ожидали, что объединение европейских валют будет происходить в ходе одного непрерывного процесса, поэтому они заключили, что обменные курсы должны колебаться даже меньше, чем раньше. Все поспешили приобрести высокодоходные облигации в более слабых валютах. Это сделало ERM еще более жесткой, чем ранее, и привело к радикальному кризису вместо постепенной коррекции.

БВ – Вы понимали, что все воспринимали ситуацию как движение в сторону умеренных и неотвратимых изменений. Вы увидели, как нарастает огромное несоответствие, поэтому вы увидели здесь огромный дисбаланс. Поэтому решили, что это один из тех случаев, когда вам необходимо увеличить до максимума сумму используемого залогового капитала. Это было так?

ДС – Совершенно верно. Я был подготовлен к смене режима, в то время как остальные действовали в рамках режима существующего. Вот почему, я думаю, понимание того, что ситуация может пережить революционные изменения, оказалось полезным. Вы помните, британское правительство продолжало до последней минуты заверять общественность в том, что механизм обменных курсов непоколебим. Они могли повлиять на некоторых инвесторов, но они определенно не могли убедить нас.

БВ – И вы оказались правы. Стерлинг действительно упал, и вы получили на этом огромную прибыль. Но вы также привлекли к себе огромное внимание, большее внимание, чем когда-либо ранее, и далеко не во всем оно было доброжелательным. Вы подверглись сильным нападкам, их силу можно сопоставить с прибыльностью этой операции. Как вы на это отреагировали?

ДС – Много раз в жизни мне приходилось бороться, но я не склонен защищать валютные спекуляции. Я считаю их необходимым злом.

Я считаю, что это лучше, чем валютные ограничения. Но унифицированная валюта была бы еще лучше. Я защищаюсь тем, что я действовал в рамках правил. Если правила неправильные, то не я виноват в этом, поскольку я – лишь законный участник игры. Это вина тех, кто устанавливал правила. Я думаю, что это очень устойчивая и оправданная позиция, и не испытываю абсолютно никаких угрызений совести из-за того, что занимаюсь спекуляциями на валютных курсах. Но, как я уже сказал, я также и не считаю, что должен проводить кампанию в защиту валютных спекуляций. Мне есть куда приложить силы, помимо этого. Я думаю, что в обязанности властей входит разработка системы, не приносящей прибыли спекулянтам. Когда спекулянты получают прибыль, власти тем или иным образом терпят поражение. Но они не желают признаваться в неудачах. Вместо этого они скорее призовут к тому, чтобы повесить всех спекулянтов на уличных фонарях, вместо того, чтобы заняться самокритикой и понять, что же они сами сделали неверно.

БВ – Помогло ли это развить теорию рефлексивности на новом уровне? Идея заключается в том, что участник может повлиять на результат, но в этом случае участник фактически провоцирует результат. Ваша теория говорит: «Взгляните, вот уязвимая ситуация. Если вы в достаточных масштабах примете в ней участие, вы можете сделать результат предсказуемым».

ДС – Он не был столь уж предсказуемым. Утверждать, что он был предсказуем, можно только потом, но никак не до того. Поверьте, спекуляции не лишены риска, и результат далеко неопределенный. В любом случае мы действовали не автономно, мы следовали приказам хозяина ситуации Bundesbank. Вероятно, мы лучше других понимали, кто тогда был хозяином ситуации, и лучше других воспринимали поступающие сигналы. У меня нет сомнений в том, кто руководил этой охотой. Мы могли ошибаться, полагая, что Bundesbank определенно решил сломать ERM, чтобы сохранить свою роль в качестве основной направляющей силы кредитно-денежной политики в Европе. Но это оказалось весьма плодотворным заблуждением.

Кстати, игра еще не окончена. Европейский валютный союз продолжает угрожать существованию Bundesbank как организации, и, пока мы с вами беседуем, охота продолжается. Доллар ослабевает, частично вследствие мексиканского кризиса, а частично вследствие очевидного ослабления экономики США. Bundesbank проводит жесткую политику. Он недавно опубликовал очередной ежеквартальный отчет, в котором игнорируются последние организационные изменения и обрисовываются перспективы дальнейшего ужесточения его политики в Германии. Результатом является усиление немецкой марки в соотношении со всеми европейскими валютами. Французский франк ослабевает вследствие скандалов и падения популярности Балладюра. Одним из последствий мексиканского кризиса является бегство капитала из Италии. По мере того как эти страны пытаются поддержать свои валюты, они продают доллары, тем самым еще больше ослабляя курс доллара по отношению к марке. Это самоусиливающийся цикл, который дополнительно усиливается Bundesbank. Мы вступили в очередной период валютной нестабильности. Мы наблюдаем за этим банком, поскольку он является наиболее значительной силой на валютном рынке.

БВ – Это противоречит общепринятому мнению о том, что валютные торговцы обладают большим влиянием, чем власти.

ДС – В случае с Bundesbank это так. Мы танцуем, но музыку заказывают они.

БВ – Повсеместно считается, что вы способны влиять на рынки.

ДС – После кризиса фунта стерлингов я стал известен как «человек, который сломал Bank of England». Именно это создало мне репутацию человека, который способен влиять на рынки. Но во время кризиса фунта стерлингов я был лишь одним из толпы – может быть, более влиятельным и более успешным, чем большинство, – но тем не менее лишь одним из многих. Даже сейчас мое влияние по большей части иллюзорно. Изменения на рынке могут связывать с моим именем, как это случилось однажды с золотом. Но если мы пытаемся идти против рынка, мы попадаем в ловушку. Это случалось со мной не однажды: последним таким случаем была ситуация с иеной.

Остается фактом, что рынок обращает внимание на то, что мы делаем, и на то, что я говорю. То, что мы делаем, обычно затемняется фальшивыми слухами, но тот факт, что мои заявления могут влиять на рынки, ставит меня в очень неудобное положение. Я должен быть очень внимательным к своим заявлениям. Это значительно усложняет мою жизнь.

БВ – Я не понимаю, почему.

ДС – Я верю, что финансовые рынки внутренне нестабильны. Я должен быть внимательным, чтобы не вызвать нестабильности. Например, когда французский франк попал под удар, я действительно полагал, что мог вызвать его крах, если бы вступил в борьбу. Но я повел себя довольно глупо. Я решил воздержаться от спекуляций против франка, чтобы иметь возможность сделать, как я считал, конструктивные предложения. Это привело к вдвойне неудачным результатам: я потерял возможность получить прибыль и обеспокоил власти Франции своими комментариями еще больше, чем если бы просто спекулировал против франка. Это дало мне урок: валютным торговцам следует сохранять молчание и заниматься своим делом.

БВ – В конце концов вы заявили, что не собираетесь воздерживаться от покупок и продаж французского франка, и получили на этом некоторую прибыль.

ДС – Небольшую. Возможности получения прибыли к тому времени стали минимальными.

БВ – Но сейчас, когда вы видите новые возможности получения прибыли, вы ведь, не колеблясь, используете их.

ДС – Это верно. В последний раз я хорошо усвоил урок. Поэтому стараюсь воздерживаться от открытых комментариев. Вероятно, мне не следует говорить многое и вам, но к тому времени, когда книга будет опубликована, события уже произойдут и то, что я сейчас говорю, уже не сможет повлиять на рынки.

• Предыдущая
• 20/77
• Следующая