Жребий принцессы - Тарр Джудит - Страница 93

А кто-то из воинов Асаниана, сосчитав платья Хирела и заметив его корону, вскричал: — Асукирел!

И снова армии стояли друг против друга, разделенные широкой ничейной полосой, на которой после ужасного поединка магических сил не осталось ничего, кроме пепла и руин. Оказавшись в середине, Севайин остановилась, Зхил'ари сомкнулись вокруг нее плотным кольцом. Хирел осадил свою кобылу рядом с Брегаланом и вгляделся в лица соотечественников так же, как она смотрела на своих. Гул голосов, выкрикивающих их имена, все усиливался и усиливался и внезапно смолк.

Газхин объехал круг на своем пританцовывавшем, нервно фыркавшем жеребце. Он остановился немного поодаль, и, когда зазвучал его мощный зычный голос, установилась звенящая тишина.

— Перед вами стоят наследники обеих империй. Они повелевают вам сложить оружие. Они приказывают вам прекратить вражду. Они говорят вам: "Мы должны будем править, когда война закончится. Мы не хотим управлять опустошенными владениями. Если вы по собственной воле не заключите мир, мы вынудим вас к этому, так же как принудили армию прекратить бой".

Еще никогда не звучало подобных слов на поле брани. Еще никогда наследники двух великих королей не отказывались сражаться, и тем более никогда еще они не прекращали битву при помощи колдовства. Это было неслыханно, невообразимо. Это было страшнейшим предательством.

Севайин начала терять силы. Она уже с трудом удерживала невидимую стену, Зхил'ари тоже ослабели. Хирел покачивался в седле. Хотя Красный князь и вылечил его, он еще не вполне оправился от страшных ран. Сила уже выходила из-под его контроля, посылая огненные стрелы в его мозг и тело.

"Мало-помалу, чрезвычайно осторожно Севайин ослабила напряжение своей силы. Сделай она это слишком быстро — и все сошли бы с ума и погибли. Слишком медленно — и магия испепелила бы Хирела. Он знал об этом, потому что она знала. Страх, возраставший в его душе, истощал силу Севайин, пожирал ее. Хирел безуспешно пытался справиться с собой. Севайин не осмеливалась прикоснуться к нему. Он превратился в стеклянный футляр, внутри которого бушевало пламя. Он мог разбиться вдребезги от малейшего дуновения.

Наконец последние щупальца магии растаяли в воздухе. Ноги Севайин подкашивались, и Хирел подхватил ее. Взметнувшийся сноп искр испугал их обоих. Хирел в ужасе отпрянул, но это оказалось лишь прощальным всплеском магической силы. Севайин сжала его руки и рассмеялась. Он нахмурился. — Я позорю своих предков. — Конечно, позоришь. Ты совершаешь великое колдовство, вмешиваешься в войну двух империй…

— И становлюсь трусом при малейшем затруднении, подвергая мою возлюбленную смертельной опасности.

— Если бы ты не боялся, это было бы хуже позора, львенок. Тогда бы ты был настоящим героическим глупцом.

Он гневно сверкнул на нее глазами. Севайин вспомнила об остальных и обернулась к ним. Люди будто обезумели. Большинство жаждали крови. Некоторые призывали к убийству императоров и возведению на престол их наследников. Лишь очень немногие призывали к благоразумию. Битва грозила разразиться снова, превратившись теперь в настоящий хаос, где человек убивал бы человека, маг сошелся бы с магом, и никто не смог бы обуздать озверевшую толпу.

Внезапно над полем разнесся мощный безмолвный призыв Севайин, подобный реву и пламени, устрашающий, подавляющий и приковывающий к ней все взгляды, разумы и силы. Она обращалась сразу ко всем: "Вы, кто будет править этой пустыней, подойдите ко мне. Отвечайте мне".

Она не видела императоров, которые были окружены стеной разъяренных принцев и князей. Асанианцы и варьяни оказались на этот раз единодушны. Они кричали об измене. Они страшились западни, приманкой в которой считали наследников империй. Может быть, наследники все еще пленные или вообще это не живые люди, а колдовское наваждение? Может быть, они хотят заманить более крупных заложников, чем они сами? Или хотят привести императоров к гибели?

Севайин едва заметно пошевелилась. Все ее тело испытывало боль, смятое сокрушительной волной магии. Она тратила последние силы на то, чтобы уверенно сидеть в седле, чтобы прямо держать голову и защищать свой разум. Маги стремились проникнуть в него; их прикосновения причиняли боль. Каждая новая стремительная и яростная атака усиливала эту боль, не давая передышки, не оставляя надежды на облегчение.

Внезапно все прекратилось. По рядам варьяни пробежало белое пламя, шеренги асанианских принцев дрогнули. С одной стороны вперед вырвался Бешеный, навстречу ему выкатилась колесница Зиад-Илариоса, запряженная парой золотистых кобыл.

Губы Севайин растянулись в недоброй улыбке. Оба императора выехали к ним без сопровождения: с Мирейном был только Бешеный, колесницей Зиад-Илариоса управлял возница. И тем не менее оба они были под защитой. Мирейна охраняла его магическая сила. За спиной императора Асаниана замерла в ожидании тысяча лучников, натянувших тетивы и нацеливших стрелы.

Императоры двигались неторопливо и все-таки подъехали чересчур быстро, Зхил'ари расступились перед ними.

Они остановились. Мирейн был рядом, но недостаточно близко, чтобы дотянуться до него.

Севайин продолжала сохранять неподвижность. Гнев отца был так велик, что она чувствовала его кожей. Так велик, что не позволял Мирейну видеть что-нибудь, кроме этого темного лица и рыжей гривы волос. Обман казался ему еще горше оттого, что его собственное дитя выразило ему неповиновение. Он бросил ей в лицо гневные слова: — Что ты сделал? Ты, юный глупец, что… ты… Она наблюдала за тем, как его внезапно поразил ее вид, как он отказывался поверить, не желал признавать правду. Ход его мыслей был таков: сын еще очень молод, и его внешность меняется с каждым месяцем; тело его еще только набирает силу после болезни, когда он так исхудал, что был подобен тени. Поэтому он выглядит намного моложе своих лет. И вполне естественно, что, находясь в полном здравии, он больше похож на безбородого юношу, чем на взрослого мужчину. Очень красивого юношу, своими чертами напоминающего девушку.

Севайин скорее почувствовала, нежели видела, как Хирел отъехал от нее, спешился и приблизился к отцу, чтобы помочь ему спуститься с колесницы. Она поняла, что Зиад-Илариос снял маску, потому что боль Хирела острым клинком пронзила ее. Император ужасно состарился. Он двигался с большим трудом, каждый шаг был для него мучением, все суставы распухли и одеревенели, лицо потеряло остатки былой красоты, а волосы поседели. Он обнял сына и заплакал.

Мирейн совсем не переменился. Быть может, он слегка похудел и стал немного жилистее. Но выглядел он так же, как в ту пору, когда его наследник был еще ребенком и когда он сам вел войны в дальних пределах мира. Хотя Севайин знала, что он смертен, она все же понимала, почему люди сложили о нем легенду, в которой говорилось, что он — воплощение бога, что он никогда не состарится и не умрет.

Крепкие кости и счастливая судьба, да еще волосы, почти не тронутые сединой. Он медленно спешился, напряженно-спокойный, не сводя глаз с лица Севайин. Снял шлем, повесил его на луку седла и тряхнул своей косичкой. Их разумы не могли встретиться, потому что Севайин закрыла свой мозг. Она дотронулась до шеи Брегалана. Сенель встал на колени, и она сошла с седла. У нее подгибались колени. Ребенок протестующе забился в утробе, и у нее перехватило дыхание. Она заставила себя выпрямиться.

Теперь отец ничего не мог отрицать: ее положение было видно даже под складками древних тяжелых одежд.

Он шагнул к ней. Севайин напряглась; стараясь крепко держаться на ногах. Она была ниже Мирейна. Его солдаты увидели это, и происходящее стало медленно доходить до них. Рука отца коснулась волос и щеки Севайин.

— Что ты наделал? — прошептал он. — Что ты наделал? — Я подарила нам надежду.

Услышав новое звучание ее голоса, он отпрянул, потом снова коснулся ее. Положил руки ей на плечи, жестко и крепко сжал их. Слезы боли и слабости навернулись на глаза Севайин, но она подавила их.