Льды возвращаются - Казанцев Александр Петрович - Страница 84
- Предыдущая
- 84/105
- Следующая
Физики считали и, звеня вилками о бокалы, прося слова, сообщали результаты. Кое-что было сосчитано, очевидно, еще много раньше. Ученый Бэрбидж уже давно прикидывал, можно ли зажечь звезду, стимулировав в ней ядерный взрыв. Оказывается, поток гамма-излучений через ее поверхность должен достигать 1010 эрг/см2 в секунду. Чтобы «гамма-прожектор», выполняя роль космической спички, решил бы такую задачу, его мощность должна составлять 1012 киловатт. Это в тысячу раз больше всех действующих на Земле энергостанций.
Это была уже, пожалуй, безысходная поэзия!..
Тогда заговорили те, кого я с такой неохотой приглашал на организованный Лиз обед, кто всю жизнь работал на черные грибы водородных бомб, температура в ножке которых достигала сотни миллионов градусов, и кто в душе всегда терзался мыслью, что результаты его работы когда-нибудь используют.
Они подсчитали и сказали: если послать на Юпитер космические ракеты с термоядерными зарядами, если истратить на это все боеголовки, созданные еще недавно для целей уничтожения и бесполезные теперь на Земле, то... можно вызвать на Юпитере инициирующий взрыв, могущий положить начало реакции синтеза гелия из водорода, которую потом регулировать энергетическими пучками лазеров доступной для Земли мощности.
Ученые сказали свое слово.
Теперь нужны были термоядерные головки, все водородные бомбы, которые все еще лежали на складах ядерных держав Земли.
Прямо из Беркли мы с Лиз вылетели в Вашингтон.
Секретарь Белого дома сообщил мне по телефону еще в «Нуклон-отель», что президент примет меня.
Мы прибыли в Вашингтон вечером и остановились в отеле «Лафайет». Расписывались на карточках у портье «Мистер и миссис Бредли»... О'кэй!..
Портье многозначительно сказал, что государственные деятели предпочитают останавливаться у них. В прежние времена он был бы астрологом...
Вечером гуляли по тихому Вашингтону, провинциально чопорному, с белыми домами, черными прохожими и неумеренным числом памятников.
Памятник Аврааму Линкольну, великому человеку, боровшемуся за справедливость, я хотел посетить.
Сне! с мостовых был очищен. Приятно видеть асфальт.
Мраморный президент, худой и нескладный, сидел на мраморном кресле, окруженный колоннами, взятыми взаймы из древнегреческого храма, и думал свою мраморную думу.
Да, много таких дум давит на президентское кресло, завещанное Линкольном. Неимоверна тяжесть ответственности, пугающая тяжесть прав того, кто сидит в нем. Он не только глава государства, он и глава исполнительной власти, премьер-министр и главнокомандующий армии. В виде указов он издает законы и может наложить вето на билли, принятые конгрессом, он вождь правящей партии, ответственный перед великими предками, которых замещает, и перед потомками, для которых должен хотя бы уберечь жизнь на Земле... Один из великих предшественников Линкольна, Томас Джефферсон, говорил, что «...человек должен руководствоваться Разумом и Истиной»...
Я спросил Лиз, удобно ли напомнить завтра президенту об этих словах Джефферсона.
Лиз странно улыбнулась. Я вдруг вспомнил, что где-то видел эту улыбку, эти ставшие вдруг загадочными глаза.
– Боже мой, Лиз! – воскликнул я. – Ведь вы же вылитая Мона Лиза!
Черт меня возьми, мог ли я, любуясь Джокондой, вообразить себе, что могу жениться на самой Моне Лизе! Ведь в ее улыбке – целый мир!
Утром я направился пешком в Белый дом.
Секретарь Белого дома встретил меня в приемной и заговорил о том, что в саду нынче очень поздно расцвели вишни, подаренные когда-то японским императором.
Все-таки расцвели!.. Может быть, было бы лучше, если бы перед окном президента все так же померзло, как в более северных широтах!..
Помощник президента, лощеный молодой человек с угодливой улыбкой и жидким зачесом волос на благоухающей голове, вежливо осведомился о здоровье миссис Елизабет.
Я покраснел, как мальчишка. Так вот чему я обязан столь быстрым согласием президента принять меня. Я вошел в корпорацию шестидесяти семейств Америки, да притом еще в первую их пятерку... Потому, может быть, меня готовы именовать государственным деятелем?
Лиз ждала меня у фонтана, прогуливаясь по широкой, тщательно выметенной аллее. С одной стороны аллеи на деревьях распустились листочки, на противоположной под широко раскинувшимися ветвями елей белели пятна сохранившегося снега.
Я замедлял шаг, а Лиз спешила мне навстречу... Приличнее хотя бы натянуть на лицо непринужденное выражение. Но Лиз было трудно провести.
Она подошла, молча взяла меня за руку, обо всем догадавшись. Нет! Не обо всем. Она не представляла, что сказал мне, прощаясь, президент.
Сколько раз я упрекал себя в малодушии! Вот и сейчас вместо сообщения об отношении президента к проекту я захотел объяснить свой удрученный вид печальным известием, не подумав, каково будет Лиз.
И я сказал ей о бедном Сербурге. Президент только что передал текст для печати. Бедняга Буров приговорен к скорой смерти, у него рак, вызванный облучением. Он искал выхода для человечества. Подумает ли оно сейчас о нём?
Лиз окаменела.
– Какой ужас! – прошептала она. – Ведь это невозможно! Великан Сербург... У него был щит в руке, которым он прикрыл целую страну...
Я старался утешить Лиз. Она отворачивала лицо, чтобы я не видел слез.
Таково уж человеческое существо. О близкой гибели одного человека естественно горевать, плакать... А близкую гибель едва ли не всего человечества просто трудно воспринять.
– Сербург! Бедный Сербург! – твердила тихим голосом моя «Мона Лиза». – Рой, вы должны поднять весь мир! – тряхнула она головой и посмотрела на меня. – Неужели никто ничего не сможет сделать, Рой!..
Я шел с опущенной головой. Я хотел поднять человечество на создание второго Солнца, но...
Надо было как-то отвлечь Лиз. Я не нашел ничего лучшего, как преподнести ей еще более печальную новость: президент не взялся гарантировать мне передачу всех ядерных боеголовок для космической бомбы, могущей поджечь Юпитер. Конгресс не окажет поддержку, поскольку есть сомнения в устойчивости «Б-субстанции». Кто-то высказал предположение, что наша солнечная система проходит сейчас через галактическое протооблако и скоро выйдет из него. Тогда все будет по-прежнему....
Все!.. Я, должно быть, очень выразительно посмотрел на президента, потому что он поспешил добавить, что сам он всецело стоит за мой план, но... И он сослался на изящный французский проект создания вокруг Земли «кольца Сатурна» из заброшенных на орбиту спутника мельчайших частиц, которые бы отражали солнечные лучи, восполняя нехватку тепла на Земле. Этот план тоже не получил поддержки из-за необходимости для этого запустить все баллистические ракеты, которые еще пригодятся, если «все будет по-прежнему». Но президент не рассчитывал на это «по-прежнему». Оказывается, он уже обещал поддержку другому плану спасения Земли, не претендующему на запасы вооружения.
У «Мены Лизы» высохли глаза. Они опять стали загадочными. Нет, скорее... злыми.
– Я ни минуты не сомневалась в этом, – сказала она.
Кажется, я все-таки отвлек ее...
– Итак, мистер Игнес и инженер Герберт Кандербль, строитель Арктического моста...
– Что они придумали?
– Кандербль предложил приблизить Землю к Солнцу, изменить орбиту планеты. Игнес дал деньги. И уже строятся сейчас гигантские всепланетные дюзы, чудовищные реактивные двигатели, которые, используя водород океанов, с помощью тех же термоядерных процессов начнут тормозить Землю, уменьшат ее скорость, с какой она движется вокруг Солнца. Произойдет то же, что и со спутником, тормозящимся атмосферой. Радиус орбиты уменьшится, на Земле станет теплее. Правда, год будет пробегать быстрее, но...
– Какое же «но»?
– В этом надо увидеть трогательную заботу о потомках. Дело в том, что, пока удастся затормозить планету, израсходовав для этого часть океанов, превратив морские порты в горные селения, пройдет слишком много укороченных лет. Едва ли в этих «горных селениях» будущего сохранится население.
- Предыдущая
- 84/105
- Следующая
