Черные небеса - Тепляков Андрей Владимирович - Страница 18

• Предыдущая
• 18/84
• Следующая

— Ты только посмотри, как он к тебе тянется!

— Удивительно, — сказала молодая мамаша и взяла малыша на руки. — Вообще-то, он не любит чужих.

Опровергая ее слова, ребенок вытянул ручки к Ною и разревелся.

— Пойдем, — сказала Мамочка. — Нам пора.

Ной встал.

— Его зовут Яфет.

Он обернулся. Молодая женщина прижимала ребенка к груди.

— Яфет, — повторила она.

Пробираясь вслед за Мамочкой по запруженным людьми коридорам, Ной думал о том, какие удивительные совпадения встречаются в жизни. Назвала ли его Мамочка по имени перед этой женщиной? Он не мог вспомнить. Наверное, нет. Верно говорят — неисповедимы пути Господни.

Они встали в очередь возле тяжелой железной двери в самом конце здания. Очередь была небольшая и двигалась быстро; уже через пятнадцать минут они вошли в огромный темный зал, заставленный бесконечными рядами стеллажей. Возле двери за столом сидела старая женщина в телогрейке и в жиденьком свете настольной лампы что-то писала в толстой амбарной книге. Мамочка подошла и положила перед ней бумажку. Старушка подняла голову и улыбнулась беззубой улыбкой.

— Храни вас Бог.

Она взяла бумажку, внимательно прочитала и принялась листать книгу, водя по страницам длинным узловатым пальцем. Скрипнула дверь. Ной обернулся. На пороге стояла Лайла.

— Ной?

Она замолчала. Он тоже не отвечал, смущенный, словно его застигли врасплох за чем-то непристойным. Девушка нахмурилась.

— Храни тебя Бог, Ной.

Она посмотрела на Мамочку.

— Это… — начал Ной, но осекся.

Он понял, что не знает имени Мамочки, а представлять ее прозвищем здесь, в этом доме, перед Лайлой показалось ему неуместным.

— Мы вместе работаем, — сказал он.

— Понятно.

Старушка оторвалась от книги и с любопытством разглядывала молодых людей. Лайла стояла прямая, элегантная, пожав губы. Мамочка растеряно переводила взгляд с нее на Ноя и молчала. Ной краснел и нервничал. Пауза становилась гнетущей. Наконец, Лайла закончила осмотр Мамочки и повернулась к старушке. Та сразу оживилась.

— Вот ваш номер — нашла! Сто двадцать один. Вон тот стеллаж, ближе к стене, в самом конце. Возьмете, а потом ко мне — в книге распишетесь.

— Я провожу вас, — сказала Лайла. — Идите за мной.

Они пошли по темной аллейке между полками. Лайла впереди, Ной и Мамочка в паре шагов за ней.

— Ты будешь вечером на собрании группы? — не оборачиваясь, спросила Лайла.

Не желая говорить с ее спиной, Ной прибавил шаг. Ему хотелось оправдываться.

— Буду, — сказал он.

— Ты давно не появляешься, это неправильно. Тебе непременно нужно быть. Пойми, это важно!

— Да, я понимаю.

Они подошли к нужной полке. Лайла показала на одну из коробок.

— Вот ее вещи.

Коробка оказалось не тяжелой, зато громоздкой и без ручек. Ной прижал ее к животу и повернулся.

— Спасибо, — сказала Мамочка.

— Помогать тем, кто нуждается — долг моей совести, — спокойно и холодно ответила Лайла.

— Счастлива поспособствовать ее очистке.

Лайла не удостоила ее ответом и посмотрела на Ноя.

— Идемте. Вам нужно расписаться.

— Вот тут, — старушка ткнула в лист книги.

Мамочка наклонилась и двумя быстрыми движениями вывела красивую, ажурную подпись-виньетку.

— Спасибо! — сказала она.

— На здоровье! Дома посмотри повнимательнее, деточка. Там, наверное, кое-что починить нужно. Но вещи хорошие, не сомневайся. Чистые и еще крепкие.

— Заштопаю.

Мамочка улыбнулась старушке и пошла к двери. Остановившись возле нее, он повернулась к Лайле и сказала:

— До свидания.

— Храни вас Бог.

Ной поднял коробку.

— Храни тебя Бог, Лайла.

— Храни тебя Бог. Ной, сегодня, на собрании группы — не забудь.

— Не забуду. Обязательно приду.

Ной нес коробку на вытянутых руках, то и дело поворачивая ее, чтобы посмотреть на дорогу.

— Тебе не тяжело? — спросила Мамочка.

— Нет.

— Что это за девушка?

— Мы с ней в одной исповедальной группе.

— Понятно. Она красивая.

— Да.

— Вы давно знакомы?

— Да нет. Не очень. Она у нас новенькая.

— Новенькая, но шустрая. — Мамочка улыбнулась. — Лапки на тебя положила.

— Ты о чем?

— Да так, ни о чем. Она работает в Центре?

— Не совсем. Она еще учится. В Центре на общественных началах.

— А. Волонтер. Помогает таким, как я. Это похвально. Она тоже из Квартала?

— Нет. Она живет на улице Десяти Заповедей. Обычный дом.

— Воображаю…

— Она тебе не нравится?

— Нет. Почему? Она очень милая. Наверное, умная. С ней тебе будет хорошо. Наверное.

— Не уверен, что у нас с ней что-то будет, — пыхтя, сказал Ной.

— О, у вас будет все, что нужно! Такие добычу из рук не выпускают.

Ной не ответил. Мамочка задела его. Он не понимал, откуда вдруг взялся весь этот сарказм. Да, Лайла была не очень-то приветлива, но она вела себя вполне прилично. И, во всяком случае, никого не хотела обидеть. Просто ее застали врасплох. Неудобно получилось. А Мамочка реагирует слишком резко. При том, что сама, мягко говоря, не обладает таким безупречным моральным обликом, как Лайла.

Дальнейший путь они проделали в молчании. Коробка вдруг показалась Ною ужасно тяжелой. Она давила на руки, будто была сделана из свинца, и не нужно напрягать воображение, чтобы представить, где он был выплавлен.

Давным-давно, когда у Ноя впервые возникли вопросы о мальчиках и девочках, мама рассказала ему о хороших и плохих женщинах. Хорошие жили скромно и честно, берегли себя для будущего мужа, заботились о здоровье и рожали детей в браке. Они не имели тайн и не могли их иметь, потому что любая тайна — от Лукавого.

Плохие женщины — это бездны скверны. Плохие женщины не имели стыда. Они приходили к мужчинам и оставались с ними без обязательств. Они ломали жизнь наивным мальчикам, и могли даже заразить опасной и срамной болезнью — печатью позора, от которой потом не отмыться.

Мама пугала Ноя этими женщинами так, как не пугала чертями и бесами, гвоздями вколачивая в его голову простые постулаты, которыми он должен был руководствоваться, когда подрастет. Ей удалось сформировать у него крепкий стереотип падшей женщины, который вызывал у Ноя лишь отвращение и чувство брезгливости.

Но в этот день стройность его понятий нарушилась. Мамочка не была похожа на падшую женщину, порок не сочился сквозь каждую пору на ее коже, глаза не были наполнены похотью, она не была презираемым изгоем. Она нравилась Ною. Это противоречие буквально разрывало его на части, и он не знал, что сказать.

Лайла была не такая. С Лайлой все было просто и правильно.

Мамочка высунула язык, поймала на него большую пушистую снежинку и засмеялась. Она развела руки в стороны и подняла лицо к жиденькому свету далекого солнца.

— Посмотри, Ной — как хорошо!

Она повернулась и заскользила перед ним плавными, летящими шагами. На фоне темно-фиолетовых туч и бордового солнечного нимба на них, она казалась ангелом, парящем в прозрачном неподвижном воздухе. Она шла по яркому белому снегу и смеялась.

Мамочка открыла дверь и зажгла свет.

— Мы тут! — крикнула она.

Ной вошел в тесную захламленную прихожую и поставил коробку на пол. Здесь пахло теплом и чистым бельем. В конце коридора возникла маленькая, сгорбленная старуха и остановилась, внимательно разглядывая гостей.

— Мам, это Ной, — сказала Мамочка. — Я говорила тебе о нем.

Она стянула перчатки и сунула их Ною в карманы.

— Спасибо за лапы! Раздевайся, у нас тепло.

— Ты голодный? — спросила старуха.

Голос у нее был громкий, скрипучий — он плохо вязался с ее тщедушной фигурой. Ной покачал головой.

— Нет.

— Я приготовлю макки. Вам нужно согреться.

Старуха вышла.

— О! Горячая макка! — пропела Мамочка. — Ням-ням! Вешай сюда пальто, и идем.

• Предыдущая
• 18/84
• Следующая