Последнее искушение Христа - Казандзакис Никос - Страница 58
- Предыдущая
- 58/118
- Следующая
Креститель схватил его за руки, словно вкладывая в них тяжелую секиру. Иисус отпрянул в ужасе.
— Потерпи еще немного, прошу тебя, — сказал он. — Не торопись. Я пойду говорить с Богом в пустыню: там глас Его слышен яснее.
— Как яснее слышен там и глас Искушения, запомни это. Сатана подстерегает тебя, выстраивает свои рати, ибо ему хорошо известно, что ты для него — жизнь или смерть. И потому он обрушится на тебя со всей своей яростью и нежностью. Запомни это. Пустыня полна нежных голосов и смерти.
— Нежные голоса и смерть не смущают меня, друг. Верь мне.
— Верю. Горе мне, если бы я не верил! Ступай, поговори с Сатаной, поговори с Богом и решай. Если ты Тот, Кого я ожидал, Бог уже принял решение за тебя и нет тебе спасения. А если ты — не Тот, что мне до того, если ты пропадешь? Ступай, а там видно будет. Но торопись: я не желаю бросать людей без присмотра.
— Что сказал дикий голубь, бивший крыльями над моей головой, когда я принимал крещение?
— Это был не дикий голубь. Придет день, и ты услышишь слова, изреченные им. А до той поры они, словно меч, будут висеть над тобой.
Иисус встал, поднял руку. Голос его дрожал.
— Прощай, дорогой Предтеча. Быть может, навсегда. Креститель прильнул устами к устам Иисуса и долго оставался так. Уста его были уголь пылающий, и губы Иисуса горели.
— Теперь вручаю тебе душу мою, — сказал Креститель, крепко пожав мягкую руку. — Если ты — Тот, Кого я ожидал, выслушай последние мои наставления, потому как, думаю, никогда больше не увижу я тебя на этой земле.
— Я слушаю, — с содроганием прошептал Иисус. — Каковы твои наставления?
— Лицо твое изменилось, руки стали сильнее, сердце укрепилось. Тяжела жизнь твоя, кровь и тернии вижу я на челе твоем — мужайся, старший брат мой! Два пути открываются пред тобою: проторенный путь человеческий и круто идущий вверх путь Божий. Стань на путь, который труднее, и прощай! Не печалься о расставании: твой долг — не рыдать, но наносить удары, так бей же! Да не дрогнет рука твоя! Таков твой путь. И запомни навсегда: два чада у Бога, но первым родился Огонь, а второй уже — Любовь. Потому начнем с Огня. В добрый путь!
Солнце уже поднялось высоко, показались караваны, идущие из Аравийской пустыни, прибыли новые паломники в цветастых тюрбанах поверх бритых голов. С шеи у них свисали амулеты, у одних — полумесяцы из белых кабаньих клыков, у других — крохотные бронзовые статуэтки богинь, тела которых казались состоящими из одних только бедер, у третьих — ожерелья из вражеских зубов. Восточные звери, прибывшие принимать крещение. Креститель увидел их, издал пронзительный крик и соскользнул со скалы. Верблюды опустились на колени в тину Иордана, раздался безжалостный глас пустыни:
«Покайтесь! Покайтесь! Грядет день Господень!»
Между тем Иисус нашел своих товарищей, которые в отчаяньи и печали ожидали его, сидя на берегу реки. Он не появлялся вот уже три дня и три ночи. Вот уже три дня и три ночи провел с ним в беседах Креститель, перестав совершать обряд крещения. Креститель все говорил и говорил, а Иисус слушал его, опустив голову. Что он говорил, набросившись на Сына Марии, словно хищная птица с небесных высот? И почему один из них был гневен, а другой печален?
Иуда ходил взад-вперед, гневно вбирая в себя воздух полной грудью, а с наступлением ночи он тайком подкрался к скале подслушать.
Они беседовали, вплотную — щека к щеке — придвинувшись друг к другу. Иуда напрягал слух, но только шепот, словно стремительно бегущая вода, долетал до него, шепот, и ничего больше. Казалось, один из них источал, а другой вбирал в себя воду и наполнялся ею. Сын Марии был словно кувшин, подставленный под струю. Рыжебородый соскользнул со скалы и снова принялся гневно ходить в темноте.
«Позор мне! Позор! — глухо бормотал он. — Они совещаются о судьбе Израиля, а меня там нет! Мне должен был доверить свою тайну Креститель. Мне должен был вручить секиру, потому как я, а не он умею обращаться с ней. Потому как только я болею душой об Израиле, а он, помешанный, болтает без зазрения совести, что все мы — братья: обидчики и обиженные, израильтяне и римляне с длинами, да будут они прокляты!»
Он прилег у подножия горы, подальше от прочих товарищей, видеть которых ему не хотелось. Сон мгновенно овладел Иудой, и приснилось ему, будто слышит он, как голос Крестителя произносит отдельные, не связанные друг с другом слова: «Огонь! Содом и Гоморра! Руби!» Иуда вскочил на ноги, но, проснувшись, не слышал больше ничего, кроме ночных птиц, шакалов да плеска Иордана в зарослях камышей… Он спустился к реке и погрузил распаленную голову в воду, чтобы остудить ее: «Так и не спустится со скалы? — пробормотал Иуда. — Только бы спустился, и тогда я узнаю все, желает он того или нет!»
И вот он увидел приближающегося Иисуса и вскочил.
Радостно вскочили и другие товарищи и бросились навстречу. Они обнимали Сына Марии, ласково касаясь его спины и плеч. Глаза Иоанна наполнились слезами, он все глядел и не мог наглядеться на лицо погруженного в глубокие раздумья Иисуса, посреди лба которого пролегала теперь глубокая морщина.
— Учитель, о чем говорил с тобой дни и ночи напролет Креститель? — не удержался от вопроса Петр. — Чем он огорчил тебя? Ты изменился в лице.
— Ему остались уже считанные дни, — ответил Иисус.
— Останьтесь с ним, примите крещение. А я пойду.
— Куда ты пойдешь, Учитель? — воскликнул младший сын Зеведеев, хватая его за одежду. — Мы все пойдем вместе с тобой.
— Я пойду в пустыню. Один. Пустыня требует одиночества. Пойду говорить с Богом.
— С Богом? — спросил Петр, закрывая лицо руками.
— Но тогда ты уже больше не вернешься!
— Вернусь, — ответил со вздохом Иисус. — Должен вернуться. Судьба мира висит на волоске. Бог наставит меня, и я вернусь!
— Когда? На сколько дней ты покидаешь нас снова? Где ты оставляешь нас? — восклицали все наперебой, стараясь удержать его.
И только Иуда молча стоял в стороне, слушал и презрительно поглядывал на них. «Овцы… Овцы… Слава Богу Израиля, что сотворил меня волком!»
— Я вернусь, когда Бог того пожелает, братья. Будьте здоровы! Оставайтесь здесь и ждите меня. До встречи!
Все стояли, словно окаменев, и смотрели, как он медленно направляется в сторону пустыни. Он шел уже не как прежде, легко касаясь земли, — поступь его стала тяжелой, задумчивой. Сломав тростниковый стебель и опираясь на него, как на дорожный посох, он поднялся на изогнутый дутой мост и, остановившись на его вершине, посмотрел вниз. Вся река была полна погрузившихся в ее мутные воды паломников, и их загорелые на солнце лица сияли от счастья. А чуть поодаль, на берегу, другие паломники все еще били себя в грудь и громко каялись в содеянных грехах. Горящими глазами следили они за Крестителем, ожидая его знака, чтобы погрузиться в святые воды. А суровый пустынник, стоя по пояс в Иордане, крестил сгрудившееся в кучу человеческое стадо и без любви, но с гневом гнал его на берег, и все новые человеческие стада приходили на освободившееся место. Его заостренная, очень черная борода и всклокоченные волосы, которых никогда не касалась бритва, блестели на солнце, а постоянно открытый огромный рог издавал крики.
Иисус окинул взглядом реку, людей, видневшееся вдали Мертвое море, Аравийские горы, пустыню. Нагнувшись, он увидел, как его тень устремляется вместе с водой к Мертвому морю.
«Какое счастье сидеть на берегу реки, смотреть, как она катится к морю и вместе с ней катятся отраженные в водах деревья, птицы и облака, а ночью — звезды, и самому катиться вместе с ней! И чтобы не снедала меня забота о людях…» — подумал он.
Но тут Сын Марии встрепенулся, прогнал искушение, быстрым шагом спустился с моста и исчез за одиноко стоящими скалами.
Рыжебородый стоял на берегу, не спуская с него глаз. Увидев, что Иисус удаляется, он испугался, как бы тот не пропал из виду, и поспешно пустился следом за ним. Он догнал Иисуса, когда тот уже собрался было войти в безбрежное море песка.
- Предыдущая
- 58/118
- Следующая
