Метаморфозы власти - Тоффлер Элвин - Страница 14

Эти изменения будут сделаны людьми. Но инструментами выступят сила, богатство, знание и то, во что они преобразуются. Так, внутри делового мира, как и во всем огромном мире за его пределами, сила, богатство и знание, подобно древним мечу, драгоценному камню и зеркалу богини солнца Аматэрасу-омиками, остаются первичными инструментами власти. Если мы не поймем, как они меняются, то отправимся в экономическое забвение.

Но если бы дело было лишь в этом, бизнесмены — и мужчины, и женщины — испытали бы лишь период мучительных затруднений в личном и организационном плане. Но дело-то не только в этом. Метаморфозы власти — это не просто передача власти. Это внезапное, резкое изменение в природе власти и ее составляющих — знаний, богатстве и силе.

Следовательно, дабы предвосхитить удар глубинных изменений, мы должны рассмотреть роль всех этих трех факторов. Прежде всего нам необходимо непредвзято взглянуть на роль насилия в мире коммерции, а затем мы рассмотрим, что же происходит с властью, которая зиждется на богатстве и знании.

Он — знаменитость. Звезда в мировом бизнесе. Его свадьбы вызывают волны слухов. Его имя и пугает, и привлекает финансовое сообщество. Ему еще нет пятидесяти, он самоуверен и дерзок, очарователен и энергичен. Он — заядлый книгочей, который любит инкогнито в простом свитере бродить воскресенья напролет по Верхнему Истсайду в Манхэттене в поисках книжного магазина, в который можно было бы заглянуть. Он сталкивался лбами с некоторыми самыми могущественными вождями корпораций, попадал в передовицы деловых новостей и сам добился успеха, оцениваемого в 500 млн. долл.

Он также — нарушитель закона.

Более того, нарушенный им закон — не незначительное нарушение на фондовом рынке или конторское преступление. Это самый суровый из законов — запрещающий насилие.

Вот коротко его история.

После пожара в одном из компьютерных центров моей компании в близлежащем городе наши следователи пришли к заключению, что огонь возник по вине пьяного служащего. Беда заключалась в том, что у нас не было доказательств, которые удовлетворили бы суд, а местную полицию мы заинтересовать не могли. И даже если бы и могли, то для того чтобы дело сдвинулось с мертвой точки, потребовалась бы вечность.

Поэтому мы снабдили другого служащего скрытым магнитофоном и послали его в бар к подозреваемому. Тот не скрывался. Даже хвастал. Я не собирался рисковать. Сотрудник нашей службы безопасности провел с ним короткую беседу и пригрозил переломать ему ноги (и не только), если он не оставит работу в моей компании и немедленно не уберется из города.

Было ли это противозаконно? Конечно. Сделал бы я так снова? Несомненно! Следующий пожар по его вине мог унести жизни моих служащих. Мне что, ждать полицию и суд, чтобы посмотреть, что получится?

Эта история напоминает нам, что в каждом обществе существует то, что может быть названо «вторичной системой принуждения», которая действует на границах формальной, официальной системы законного принуждения. Но она также говорит нам, что под спокойной поверхностью бизнеса случаются вещи, о которых немногие хотят говорить.

Мы редко размышляем о власти как факторе, влияющем на коммерцию. Большинство из триллионов ежедневно совершаемых коммерческих сделок настолько свободны от всего, предполагающего насилие, настолько миролюбивы на поверхности, что мы нечасто удосуживаемся открыть глаза, чтобы увидеть, что может быть скрыто в глубине.

И все-таки те же три источника власти, которые обнаруживаются в семейной жизни, государстве и любом другом социальном институте, действуют и в бизнесе; и насилие, хотя мы и предпочитаем думать обратное, всегда присутствовало в экономике.

Использовать насилие для обогащения начали в тот самый день, когда первый воитель палеолита обрушил камень на маленькое животное.

Захват предшествовал созиданию.

Возможно, это просто случайность, но в «Тезаурусе Роджета», посвящающем 26 строк синонимам слова «заимствование» и 29 строк слову «одалживание», синонимический ряд слова «захват» занимает 157 строк и включает не только такие понятия, как «похищать», «добиваться принуждением», «насильно увозить», но и «поимка», «колонизировать», «завоевывать», «киднепинг».

Сельскохозяйственная революция, начавшаяся около 10 тыс. лет назад, представляла собой драматический переход от захвата — посредством рыбной ловли, собирательства или охоты — к созданию материальных ценностей. Но даже сельское хозяйство погрязло в насилии.

Кнут и нож, дубинка и арапник были такими же важными частями аграрной экономики, как серп, коса и лопата.

До индустриальной революции, когда наши предки вырвались из рабской зависимости от почвы, весь мир был так же экономически неразвит, как беднейшие, наиболее страдающие от нехватки капитала страны сегодня. Не существовало «развитых» экономических систем, к которым можно было бы обратиться за миллиардными ссудами или помощью. Откуда же тогда пришли удачи, ставшие финансовой основой самых первых отраслей промышленности «фабричных труб»?

Многие из них возникли, прямо или косвенно, из мародерства, грабежа или пиратства... из хлыста рабовладельца... из покорения земель... разбоя... вымогательства... притеснения крестьянина лордом... принудительного труда индейцев на золотых и серебряных рудниках... огромных земельных наделов, розданных благодарными монархами своим воинам и генералам.

Эти кроваво-красные состояния стали розовыми, а позже — белоснежными, по мере перехода от отца к сыну и далее к внуку, через поколения. В конечном счете, на их базе возникли те первые литейные цеха, текстильные мануфактуры, корабельные верфи и часовые заводы, которые начали свой жизненный путь в конце XVI - начале XVII в.

Насилие продолжало иметь значение в производстве материальных ценностей на первых заводах и фабриках, где детей приковывали к станкам и избивали, женщин-рудокопов доводили до животного состояния и насиловали, а мужчинам покорность вбивалась палками.

Применение силы для обогащения не закончилось с эрой парового двигателя. В XX в. насилие использовалось в поистине грандиозных масштабах.

В неизвестных лагерях в Советском Союзе, например в Воркуте, миллионы заключенных использовались как дешевая рабочая сила для заготовок и транспортировки леса, добычи руды. Сначала, пишет советский экономист В. Селюнин, лагеря были средствами подавления политической оппозиции революции 1917 г.; позже они стали «средствами решения чисто экономических задач»[37]. Гитлеровские заводы времен Второй мировой войны обслуживались рабской трудовой силой со всей Европы, производя военное снаряжение, химические вещества — и трупы. Зверское обращение с черным большинством в Южной Африке, против которого применялись полицейские собаки, дубинки и слезоточивый газ, было формой контроля над рабочей силой.

Каким только репрессиям ни подвергалось рабочее движение в Соединенных Штатах и других странах[38]: от М. Макгвайра, пытавшегося организовать угольные битвы в Пенсильвании в 1870 г., до Рыцарей Труда; от бойни в Хеймаркете в 1886 г., ознаменовавшей начало кампании за 8-часовой рабочий день, до великой забастовки текстильщиков в Гастонии, Северная Каролина, в 1929 г. и побоища, состоявшегося в день памяти павших в гражданской войне (30 мая) на «Репаблик Стил» в Чикаго в 1937 г. Работодатели и полиция всегда пытались помешать организации профсоюзов.

Не так давно, в 30-годах, в Соединенных Штатах компании нанимали здоровенных парней для подавления забастовок или запугивания организаторов профсоюзов и их последователей. Гарри Беннет и его безымянные «бригады головорезов» обычно призывались, чтобы остудить головы, когда служащие компании «Форд» просили повышения зарплаты или угрожали организацией забастовки. Частенько мафия помогала работодателям «договориться» с по-боевому настроенными рабочими. Сегодня в Южной Корее многие компании учредили отряды под названием «Спаси компанию» для подавления забастовок и профсоюзного движения. На заводе фирмы «Моторола» в Сеуле насилие достигло такого уровня, что двое рабочих облились бензином и подожгли себя в знак протеста против отказа фирмы признать профсоюз[39].