Тревожная служба. Сборник рассказов - Дикс Эрхард - Страница 1

• 1/71
• Следующая

Пассажирский поезд Эрфурт — Берлин отошел от платформы вокзала точно по расписанию. Тепловоз быстро набрал скорость, и через несколько минут состав, миновав станционное многопутье, вырвался на главную магистраль.

«Так удачно получилось со стрельбами! — подумал я. — На один день раньше убыть в краткосрочный отпуск — это немалый плюс! Завтра же поезд будет набит до отказа, и тогда пришлось бы совершать настоящий подвиг, чтобы в вагоне-ресторане получить бутылку моего любимого радебергского пива...»

Я удобно откинулся на спинку сиденья у окна. Кроме меня в купе находилась пожилая дама. Она углубилась в кроссворд, напечатанный в последнем номере еженедельника «Вохенпост», и задумчиво барабанила шариковой ручкой по откидному столику.

Надеюсь, она не спросит меня о французском химике восемнадцатого века, фамилия которого состоит из шести букв, или о чем-нибудь вроде этого? Я, конечно, не против химии, совсем нет. Но когда солдат едет домой в отпуск, ему хочется немного помечтать. Спокойно помечтать о том, что его ждет, а эти мечты, как правило, связаны с женским именем...

Стало смеркаться. В стороне от железной дороги тянулся лесок, на опушке его виднелось несколько домиков. Ландшафт напоминал наш участок в районе Мертвого Угла. «Мертвый Угол, — пронеслось у меня в голове, — Мертвый Угол...» Это уж так принято: кто-нибудь обязательно окрестит на свой лад тот или иной участок. И получают собственные имена то отдельные деревья, то маленький пруд, то лесок. Новичок, придя в роту, с удивлением слышит, как в разговорах старослужащих мелькают названия: «Медовый Угол», «Щетка из корней» или «Мертвый Угол». Однако скоро он узнает, что с каждым таким названием связано какое-то происшествие, какой-то боевой эпизод.

Мертвый Угол... Это — развилка дорог, в вершине которой находились лес, крестьянский дом и наш хорошо замаскированный наблюдательный пункт.

Кто мог подумать, что этот тихий неприметный участок получит столь мрачное название? Оно непроизвольно рождало в воображении всякие страшные картины. Если честно признаться, в первые дни пребывания в роте моя голова была забита приключенческими представлениями о жизни на границе. Сейчас, конечно, я думаю по-другому.

Пожалуй, я мог считать себя уже старым пограничным волком. Двенадцать недель, да, ровно двенадцать недель минуло с того дня, когда я впервые заступил в наряд по охране государственной границы. Конечно, это чертовски короткий срок, но все-таки... Каждый читал, наверное, захватывающие рассказы о преследовании нарушителей, о полной риска охоте за диверсантами и тому подобном. В действительности же на границе все обстоит иначе — без надуманной романтики и все же не без романтики. Знаете, испытываешь какое-то особое чувство, когда стоишь с автоматом на самом краю родной земли, а все, кого ты знаешь и о ком думаешь, — далеко за тобой. Непросто рассказать об этом чувстве...

Мой первый наряд выпал на хмурое воскресное утро. Старшим дозора был фельдфебель Хоппе. Когда утренняя дымка рассеялась и видимость улучшилась, мы заняли наблюдательный пункт. Земля была сырая, и я продрог, хотя день и не был холодным.

Часы на колокольне кирхи пробили семь. Фельдфебель взглянул на свои наручные часы и что-то проворчал. Что именно? То ли «уже семь», то ли «только семь», то ли еще что-нибудь в этом роде. Мы вели наблюдение за тем, что происходит по ту сторону границы.

А там повозка, нагруженная бидонами с молоком, медленно тащилась к разгрузочной площадке в деревне. За нашей спиной давно уже гудели трактора в поле, по светло-голубому небу плыли редкие растрепанные облака. Тихая, мирная картина.

Фельдфебель Хоппе служил в роте уже несколько лет. Когда нас, новичков, зачислили в его команду, ротный командир сказал:

— Начальник вашей команды — лучший следопыт в роте. У него вы быстро станете настоящими пограничниками. Старайтесь, ребята!

Все молча уставились на фельдфебеля, и лишь один я бодро прокричал:

— Так точно, товарищ капитан!

Видимо, мой голос прозвучал слишком громко. Не знаю, обратил ли фельдфебель на это внимание, но, во всяком случае, он взял меня с собой на границу первым.

— Займем наблюдательный пункт у Мертвого Угла, — сказал он, когда мы, поднявшись на склон холма, зашагали по тропинке, ведущей к лесу.

...Пробило девять. Я напряженно наблюдал в бинокль за всем, что происходило по ту сторону границы. Повозка с молочными бидонами уже уехала. Из труб деревенских домов поднимался дым. Свежий утренний ветер закручивал его штопором и гнал в нашу сторону.

— Товарищ фельдфебель, — тихо спросил я, — почему это место называют Мертвым Углом? Ведь все здесь выглядит так мирно и спокойно...

Фельдфебель Хоппе вытащил сигарету из кармана полевого комбинезона, потом положил мне руку на плечо.

— Внимательно наблюдайте за просекой у домика путевого обходчика. — Он немного помолчал, а затем спросил: — Нашли?

— Нашел, — ответил я.

— Добро! Если что-нибудь обнаружите, дайте мне знак.

«Прекрасно, — подумал я. — Вот тебе и ответ на твой вопрос. Но все же лучше, чем ничего!..» Тем не менее я был глубоко разочарован.

Хоппе затянулся сигаретой и выпустил дым сквозь губы, сложенные трубочкой.

— Почему это место называют Мертвым Углом? — вернулся он к моему вопросу. — Это, в сущности, совсем простая история. Я тогда только начинал службу на границе. Вроде как ты сейчас. Однажды я был в патруле вместе со штабс-ефрейтором Шнайдером, старым пограничным волком.

Он снова затянулся сигаретой и как бы про себя улыбнулся:

— Я не особенно хорошо вел себя тогда.

Фельдфебель Хоппе тщательно затушил окурок сигареты в бруствер окопа, который мы занимали, и носком сапога забросал его свежей землей. Потом не спеша продолжил:

— Шнайдер теперь, кажется, инженер-химик. Тогда на этом участке долгое время ничего особенного не случалось. Но в тот раз, когда я был с Шнайдером, неожиданно позади нас выскочил человек. Он был от нас в каких-нибудь двух десятках шагов. Шнайдер быстро скомандовал: «Стой! Пограничный патруль!» Однако нарушитель и не подумал выполнить приказ. Он бросился от нас в сторону, пытаясь скрыться в зарослях. Но это ему не удалось: кустарник там рос низкий и густые ветки переплелись у самой земли. Я потом покажу это место...

Шнайдер крикнул мне: «Хоппе! Предупредительный выстрел! Я отрежу ему дорогу к границе!..»

Фельдфебель Хоппе поправил лежащий перед ним автомат, будто он мог ему вот-вот понадобиться, а затем продолжал:

— Я сделал предупредительный выстрел. Точнее, это был не выстрел. Из моего автомата вылетела целая очередь, так как я забыл поставить автомат на одиночный огонь. Впрочем, это не имело значения. Человек этот вдруг закричал: «Не стреляй! Я же инвалид!» Шнайдер между тем отбежал уже метров на сорок — пятьдесят от нас. Я видел, как он мелькал между деревьями. Нарушитель неожиданно остановился и поднял одну руку вверх. Я видел, что он поднял только одну руку, и тем не менее направился к нему... — Фельдфебель опять замолчал, как бы вновь осознавая ту ошибку, которую тогда совершил, а затем тихо промолвил: — Шнайдер в этот момент выстрелил...

• 1/71
• Следующая