Кое-что о Еве - Кейбелл Джеймс Брэнч - Страница 22

• Предыдущая
• 22/50
• Следующая

Джеральд снова умолк. Ибо пока он невольно повторял стародавние способы самоубеждения, испытанные многими поколениями его предков, ему показалось, что он открыл новую грань в бриллианте прекрасной идеи, с которой он играл; и это Джеральда очень порадовало.

– И опять же, – сказал он, – опять же, это широко распространенное ожидание грядущего триумфа – где-то, на розовой арене, – за пределами всех неудобств смерти и невероятно бесстыдного искусства бальзамировщика, – триумфа, который станет вечным торжеством справедливости, разума, доброты и всех прочих канонических добродетелей, это ожидание грядущего торжества частенько побуждает многих людей предусмотрительно практиковать эти, как правило, благодатные добродетели.

Затем Джеральд сказал:

– Во всяком случае, оно способствует душевному благополучию, стабильности и миру на земле. Оно дает людям что-то, чем можно руководствоваться в жизни, поскольку обеспечивает законность и правопорядок во всяком человеческом сообществе. Оно ощутимо ограничивает присущую всем людям алчность и порочность, давая им возможность заниматься тем, что вполне безопасными способами приносит осязаемую выгоду.

И еще Джеральд сказал:

– Да, людям лучше верить в некую третью истину, которая откроется им после их физической смерти; и для меня совершенно очевидно, что всеобщая вера в бессмертие даже обыкновенных Масгрэйвов является, в силу того, что она очень удачно совмещает в себе функции наркотика и полицейского, приемлемым допущением. Наличие такой веры во всех отношениях желательно, вне зависимости от того, имеет ли она под собой какие-либо основания или нет. И если эта искусная живопись представляет всю истину целиком, то это всего лишь еще один довод в пользу того, чтобы не обращать на нее внимания.

Теперь, с таким уважением выслушав аргументы своей железной логики, Джеральд чувствовал себя вполне уверенно.

– По этим причинам, о глупое изображение Двух Истин, я отрицаю твое плотское значение. Будь я бог Солнца, Спаситель или всего лишь еще один тупоголовый Масгрэйв, ты для меня не представляешь никакой истины вообще. Я щелкаю пальцами в ответ на твой материализм, я ворочу свой нос от твоих непристойных анатомических штудий, и своей божественной ногой Князя Третьей Истины топчу твои древние узоры. Я делаю это, дабы провозгласить величие Третьей Истины. И я покидаю этого Петра и его Гробницу, чтобы отправиться на поиски предназначенного мне царства.

Вот так Джеральд снова нанес оскорбление Колеос Колерос и Священному Носу Литрейи.

Джеральд продолжил свой путь верхом на коне Калки, которого Эвайна-Лисица этим утром так и не получила от него в качестве обещанного ей гонорара. И следующим местом, куда он пришел, и где он позавтракал, был Туруан. Это был небольшой вольный город, население которого занималось магией обоих цветов.

Вокруг него жители Туруана предавались своему искусству, и вполне естественно, что Джеральд, в когда-то изучавший магию, с интересом наблюдал за их деятельностью.

Первый повстречавшийся ему колдун лепил фигурку из воска, с которым был смешан елей и пепел освященной облатки. Другой колдун бормотал заклинания над толстой жабой, пойманной в сеть, сплетенную из золотистых волос какой-то несчастной, неотзывчивой женщины, которую вскоре должна была постигнуть весьма незавидная участь после того, как жаба будет погребена под порогом ее дома. Третий колдун склонился над костерком, в котором горели ветки кипариса, сломанные распятия и обломки виселицы. В руке он держал череп, наполненный красным вином, которое было сдобрено коноплей, жиром новорожденной девочки и маковым семенем. Его помощник, в обличье большого черного кота, лакал этот неаппетитный напиток.

Ни один колдун в Туруане не сидел без дела этим прекрасным майским утром. В этом маленьком, вечно-занятом городке, где все здания были изящно разукрашены звездами, пентаграммами, зодиакальными знаками, двумя видами треугольников, и где все уютно заросло жимолостью, аронником, черным маком и беладонной – повсюду в Туруане колдуны занимались всевозможными штудиями.

– Я, – сказал один из них Джеральду, – изучаю тайны, происходящие от Сатурна – этого холодного и одинокого Магистра великих злодеяний. Я обладаю особенной властью над всеми хлеборобами и нищими, над отцами и монахами всех орденов и над служителями Евангелия, над всеми горшечниками, шахтерами, садовниками и пастухами. Я знаю, как сделать людей завистливыми, жадными, мнительными, тупыми и упрямыми. Я могу поразить всякого, кого пожелаю, зубной болью, водянкой, меланхолией, проказой и геморроем по отдельности или одновременно.

Другой сказал:

– Я изучаю, как можно предугадать приближение любого несчастья и сгладить его последствия при помощи дыма, воска, стрел, яиц, мышей и изображений умерших людей; но более всего я преуспел, как вы можете видеть, с ослиной головой в жаровне на тлеющих углях. А мой наставник – не какой-нибудь кривоногий чумазый евнух, а сам Леонард, Великий Магистр Шабаша.

– Я, – сказал третий, – основал в Туруане Большой Балаган, ибо мой наставник – Баалберит. Поэтому я занимаюсь всеми родами неслыханного, тайнами, веселыми розыгрышами, мистификациями и выдумками...

– Но для чего может пригодиться твое знание? – спросил Джеральд.

– С его помощью, сударь, те, кого удостоит своей милостью мой повелитель Баалберит, Магистр Альянсов, могут сделать реальным грех, совершенный во сне; они могут открыть двери любой темницы, спальни или канцелярии; могут поразить мужа постыдной болезнью; могут возбудить в блудницах и женах пламенные страсти; могут увеличить свои естественные размеры на семь мер вот здесь и на три дюйма вот тут; могут сделаться невидимыми и неуязвимыми; могут принимать облик кота, зайца или волка; могут собирать змей и разговаривать с ними; могут... – тут колдун откашлялся, – и могут совершать еще пять полезных, экстравагантных и подлинных чудес.

Но Джеральд пожал плечами.

– Эти науки вполне хороши для колдуна, и я думаю, что любознательный человек мог бы приобрести в Туруане немало полезных сведений. Но я – бог, идущий в предназначенное ему царство, к овладению тайнами, гораздо более насущными, чем любая из этих. Ведь ваше искусство – это черная магия, которая вредит, но не приносит пользы; ваши наставники – демоны, а вы занимаетесь только вредительством и порчей.

– В таком случае, сударь, вам больше придутся по душе заклинатели, которые живут в другом конце города. Ибо у этих заклинателей нет никаких наставников, кроме беспокойства, рухнувших надежд и бессилия. Они не получают прямой поддержки от преисподней, но черпают свои знания из каких-то не столь древних духовных источников. И они творят все свое волшебство, как оно есть, при помощи слов.

– И что дает магия этих самых заклинателей?

– Она дает, сударь, приятное чувство равенства с вышестоящими, как только на то появляется хотя бы малейшее основание.

– Я нахожу ваши слова туманными. Тем не менее я нанесу визит этим заклинателям.

И он продолжил свой путь.

Итак, Джеральд пришел к заклинателям, которые творили все свое волшебство посредством слов. И они встретили его с искренним энтузиазмом, необычным для этих угрюмых, рассеянных, неопрятных существ, которые сидели нахохлившись и закутавшись в одеяла, насквозь промокшие под дождем, с каким-то прокисшим запахом.

Первым заговорил заклинатель, закутанный в фиолетовое одеяло. Он поднялся и со снисходительной дружелюбной улыбкой, сочась повсюду трюмной водой, сказал:

– Вот еще один всадник на серебристом жеребце. Вот еще одна фигурка из папье-маше, которую Горвендил отправил в бессмысленное путешествие.

• Предыдущая
• 22/50
• Следующая