Кое-что о Еве - Кейбелл Джеймс Брэнч - Страница 33

• Предыдущая
• 33/50
• Следующая

Когда пожилой джентльмен сделал паузу в своем задумчивом монологе, Джеральд заметил:

– Насколько я помню, мессир Мерлин, вы испытывали влечение к некой колдунье, которая перехитрила и предала вас.

– Люди, – ответил Мерлин с мрачной улыбкой, – заблуждаются на этот счет. Разве меня можно перехитрить? Нет! Ведь я – Мерлин Амброзий.

И тогда Мерлин рассказал Джеральду о юной Нимюэ, дочери богини Дианы, и о том, как старый, уставший от жизни, ученый Мерлин пришел к ней в обличье молодого дворянина. Он рассказывал о том, как долго они играли со старой магией в весенних лесах у чистого источника, на дне которого галька блестела как начищенное серебро. Чтобы заставить двенадцатилетнюю девочку рассмеяться – а она так восхитительно смеялась, – старый маг поставил все дьявольские приемы на службу шутовству и веселью. В апрельском лесу он сотворил для юной Нимюэ фруктовый сад, где вперемешку и не по сезону одновременно произрастали все самые сладкие и вкусные плоды. Ради этой девчушки, широко раскрывшей глаза от изумления, плясали фантомы в обличье вооруженных рыцарей, архиепископов, принцесс и фавнов с козлиными ногами, и все это было великолепной забавой... Потом Мерлин рассказал Нимюэ – которая, когда капризничала, так смешно надувала губы, – как без камня, дерева или железа построить башню такую прочную, что она простоит столько времени, сколько будет существовать вселенная. А Нимюэ, когда засыпала, положив руку под голову, тихонько повторяла древние руны. Приласкав своего возлюбленного, Нимюэ заключила Мерлина в заколдованной башне, которую она построила из апрельского воздуха над цветущим белым цветом кустом боярышника, чтобы такой удивительный, мудрый и милый возлюбленный полностью принадлежал ей одной.

– И там я очень долго был счастлив, – сказал Мерлин. – Мои игрушки, когда я перестал с ними играть, принялись уничтожать друг друга. Среди них возникли раздоры, ревность и ненависть. Они забыли прекрасную идею, которую я подбросил им для игры. Страна больше не была благоустроенным государством. Мои игрушки сражались на опустошенных полях и коварно устраивали друг другу засады в древних лесах. Артур принял смерть от рук своего собственного незаконнорожденного сына, зачатого в кровосмесительном союзе. Для прямого наследника Небес это был ужасный конец. Круглый Стол перестал существовать. Страна была поражена голодом, болезнями, страхом.

Мерлин, старый поэт, который больше не играл в куклы, умолк. Он сидел, устремив в никуда задумчивый взгляд своих спокойных, утомленных глаз. Потом он сказал:

– Я слышал об этом. Но это неважно. Я был счастлив. Да, полагаю, я был счастлив. Я стал домоседом, и это продолжалось довольно долго... Не было никакого разнообразия. В этом маленьком раю, который был создан ребенком из волшебного апрельского воздуха, не было никакого разнообразия. Не было ни врага, ни противника, которого я мог бы победить каким-нибудь хитроумным приемом. Было только счастье... Нимюэ всегда оставалась юной, доброй и довольной просто потому, что я был там. Дитя любило меня. Но не было никакого разнообразия. Ни один сын моего отца не остается навечно домашним животным. И в конце концов я, Мерлин Амброзий, понял, что мои желания не ограничивались этой башней из апрельского воздуха. Там был только рай. Там было только вечное и неизменное счастье, о котором я когда-то рассказывал глазастому безбородому мальчишке и его неотесанным друзьям.

– Но как же вы могли сбежать от блаженства счастливой семейной жизни, мессир Мерлин, если башня была и в самом деле заколдована?

– С моей стороны было бы неблагоразумно открывать тебе все секреты, – сухо ответил Мерлин, – так же как неблагоразумно было для сына моего отца открывать все тайны Нимюэ. Но дитя любило меня всем сердцем. И я ее любил. Да, я любил Нимюэ как ни одно другое существо на земле. Казалось, она не хотела уходить... Но я был Мерлин Амброзий. Поэтому в конце концов я оставил мою юную повелительницу. Я покинул маленький рай, созданный бедным воображением ребенка. И я отправился в Антан, чтобы, может быть, получить то, чего я хочу.

Когда маги закончили свои истории, наступила тишина.

Джеральд кивнул головой.

– Вы, джентльмены, говорили с похвальной искренностью. Вы с чистосердечной прямотой выразили свои мысли в ясных, кратких суждениях. Вы привели веские доводы. Вы показали, что ни жена, ни возлюбленная, ни даже целый гарем не могут удержать мудреца от путешествия к цели всех богов. Я, однако же, прихожу к выводу, что семейная жизнь у вас всех в то время складывалась не лучшим образом. Да, такое, к сожалению, случается чаще, чем хотелось бы, даже в Личфилде, и именно по этой причине я сам отправился в Антан. Я остановился здесь только на выходные. Но я по-прежнему не понимаю, джентльмены, чего же вы, собственно, хотите.

– Что до меня, то в этом мире мне ничего не нужно, – ответил Одиссей.

– Да, но ответьте мне только на этот простой вопрос! Что вы трое рассчитываете найти в Антане? Потому как я могу вас заверить, господа, что после того как в правительстве Антана будут произведены необходимые изменения Князем Третьей Истины, – божеством, обладающим несколькими весьма любопытными ипостасями, божеством, на которого, могу без преувеличения заявить, я имею большое влияние, – так вот, как только все будет приведено в порядок, мне доставит огромное удовольствие, господа, оказать вам любую возможную услугу.

Но на трех магов его слова не произвели никакого впечатления.

– Я был мудр, – сказал Соломон. – Я знал все, за исключением только одной вещи. Я не знал слова, которое было в начале, и которое будет существовать, когда все остальное погибнет. А это слово не может знать ни одно божество, пока не услышит его из уст Магистра Филологии.

– Я желал, – сказал Мерлин, – только Нимюэ и только любви моей юной повелительницы. Когда я имел то, чего хотел, это не удовлетворяло меня. Поэтому я иду в Антан, чтобы найти, возможно, нечто, чего я мог бы желать. Но сыну моего отца не пристало искать покровительства у какого бы то ни было божества.

Тогда Джеральд сказал:

– Однако вы, три мага, прошедшие через предместья Антана, где правят только две истины и господствует только одно учение – что мы совокупляемся и умираем, – не рассчитываете ли вы там, куда стремятся все боги, найти некую третью истину?

Ему показалось, что выражение лиц всех троих стало более хитрым и осторожным.

Но они только строго отвечали:

– Мудрец знает, что его верования и его надежды не влияют ни на какую истину. Мудрец принимает всякую истину такой, какова она есть. Мудрец ничем не рискует, предполагая существование любой истины.

– Однако, джентльмены, вы говорите загадками! Это не ясный ответ на ясный вопрос, и мне ваши изречения непонятны.

– А тебе и не нужно их понимать, – ответили они.

Затем они величаво отправились в сторону заходящего солнца. А Джеральд, глядя им вслед, еще раз тряхнул своей рыжей головой. Ему казалось, что эти мудрецы на ложном пути. Трудно было бы удовлетворить более выдающихся мудрецов, которые могут оказаться среди его подданных, поскольку казалось, что даже эти трое, при всей своей мудрости, никогда не поймут, чего же они хотят.

Джеральд пожал плечами. Он, во всяком случае, совершенно отчетливо знал, какое желание вызывает у него этот бодрящий деревенский воздух. И Джеральд тотчас же пошел ужинать к Майе, которая на свой лад была отличной поварихой.

– Что тебе еще нужно, – спросила Майя, – чтобы провести последний вечер со мной как можно приятнее?

Ибо это снова был последний день, который Джеральд собирался провести в этом уютном бревенчатом и оштукатуренном домике. Майя без обиняков заявила, что он весело провел время, готовясь к совершению в том малопочтенном месте всяких глупостей, которые он вбил себе в голову, а то, что постоянно откладывал свое путешествие, выглядело как уловки. Что до нее, то она вообще не понимала, почему он до сих пор не покончил с этим ерундовым делом...

• Предыдущая
• 33/50
• Следующая