Сто рентген за удачу! - Филоненко Вадим Анатольевич - Страница 21

– Не хотелось бы. С целым миром «голодных» нам вдвоем, пожалуй, не совладать, – хмыкнул Потап. – Вернемся лучше обратно в ущелье.

Мы одновременно оглянулись назад, внезапно испугавшись, что ущелье исчезнет, оставив нас неизвестно где. Но оно было на месте. Потап одним махом закинул Ушастика на плечо и почти бегом рванул к знакомому проходу, видневшемуся между двух каменистых гряд.

Внутри ущелья все осталось по-прежнему – тот же свежий помет рогачей и розоватые пятна растения камнеломки на одном из склонов.

На этот раз мы решили пройти по ущелью до конца. Примерно на середине пути у меня опять возникло ощущение уплотнения воздуха, хотя Потап ничего такого не почувствовал. Впрочем, и у меня это ощущение быстро прошло.

Тропа постепенно вывела нас на лесистое плато. Над головой царило необычно ясное небо, да и температура явно превышала типичные для АТРИ пятнадцать градусов тепла.

– А лесок-то лиственный, – заметил Потап. – В смысле, не из лиственниц, а из дубов, кленов, осин. И подлесок, вон смотри, какой богатый… Это не АТРИ, Бедуин.

В АТРИ и в самом деле совсем другие леса – таежные, хвойные, без кустового подлеска, зато с пышным ковром брусничника.

В здешнем лесу тоже имелись кустики с ягодами, только это была не таежная брусника или голубика, а… земляника – весьма распространенная в Средней полосе. Но в тунгусской тайге земляника не растет.

– Это не АТРИ, – согласился я.

Мы растерянно остановились.

– И куда дальше, Бедуин?

Ответить я не успел – висящий на плече у Потапа секалан постарался поймать мой взгляд.

«Звери… Незнакомые, я такого запаха раньше никогда не встречал… Вон за теми деревьями. Идут сюда. Мы от них против ветра, так что они пока нас не чуют…»

– Потап, – торопливо окликнул я напарника. – Кажется, в той стороне какие-то животные. – Пришлось присвоить себе заслугу рысенка.

– Какие?

– Понятия не имею. Я видел лишь мельком… В любом случае нам с ними лучше не пересекаться. Отступаем.

– Погоди, Бедуин. Глянь-ка там, на опушке, что за кустарничек с фиолетовыми цветками? Не шалфей ли?

– Шалфей, – обрадовался я, но тут же поправился: – Или что-то очень на него похожее…

Растение и впрямь походило на шалфей, хотя было в нем что-то неправильное… как и в окружающих деревьях, траве, землянике… Вроде все то же, да не то…

– Грецкий орех! – внезапно понял я. – Леха, глянь… Вон то дерево рядом с кленом – это грецкий орех. В здешнем лесу растут одновременно и клен, и орех, и земляника, и шалфей. Но такой мешанины в природе не бывает. Грецкий орех – гость с юга, а дикая лесная земляника – ягода Средней полосы… Хотя встречал я горную землянику на чилийском высокогорье, здесь явно не тот случай…

– Ладно, потом разберемся с местной флорой, – прервал Потап. – Давай сперва попытаемся разминуться с фауной. Не стой столбом, рви шалфей.

Сок шалфея отбивает человеческий запах, а точнее, запах пота. Если натереться листьями и соцветиями этого невысокого кустарничка, звери запросто могут не унюхать нас и пройти мимо.

Знать бы еще, что это за звери…

Впрочем, очень скоро мы получили ответ на свой вопрос…

Едва мы с Потапом успели натереться мохнатыми серо-зелеными листьями шалфея, как среди деревьев показался… он.

Я бы принял его за кабана-переростка, если бы не пасть, усеянная почти акульими – треугольными – зубами. Такая пасть не оставляла сомнений – перед нами хищник, вернее, может, он и всеяден, но свежее мясцо явно занимает не последнее место в его рационе. В остальном зверь походил на кабана, точнее, на секача трех-четырех лет – с прямыми острыми клыками, крохотными глазками и мохнатым рылом. Вот только росточек у хряка оказался не кабаньим – в этом смысле он запросто мог бы поспорить с иным зубром. К тому же клыки, как и зубы, были не желтовато-белыми, как у всех известных мне живых существ, а угольно-черными, с антрацитовым блеском.

Мы сразу залегли, благо кустарники шалфея неплохо прятали нас от его – надеюсь, подслеповатых – свинячьих глазок. А вот слух у зверюги наверняка был по-кабаньему отменным. Как и нюх…

Чернозубый секач-переросток шевельнул ушами и повел рылом в нашу сторону.

Мы вжались в землю, стараясь дышать через раз.

Кабан сделал шаг к нам. Остановился. Снова шевельнул мохнатым ухом и втянул ноздрями воздух.

Мой палец замер на спусковом крючке «Грозы». В автомате остался один-единственный патрон…

Тут раздалось визгливое хрюканье, и из кустов выскочили четыре молодых кабаненка – по виду одного-двух лет от роду, если подходить к ним по меркам обычных, «земных» диких свиней. Следом шествовали вразвалочку две самки. Вернее, я решил, что это самки – они были помельче секача, да и черные клыки у них оказались короче, хотя и не менее острые.

При виде кабаних секач моментально забыл про настороживший его звук или запах – уж не знаю, чем мы там привлекли к себе внимание. Теперь зверя полностью занимало собственное стадо, а точнее, одна из самок. Кабан явно примеривался к ней, собираясь немедленно начать производить потомство.

Мы перевели дух в уверенности, что некоторое время животным будет не до нас.

Потап сделал мне знак: «Попробуем уползти?»

Я кивнул. Жестами обговорили направление. Выбора у нас практически не оставалось: либо вернуться обратно в ущелье, либо попробовать двигаться вперед в надежде, что мы рано или поздно минуем странную область измененного пространства и окажемся в привычной АТРИ.

Мы выбрали второе – продолжили путь на север – вверх по пологому склону на каменистую возвышенность.

Потап обхватил рысенка одной рукой, намереваясь тащить за собой, но Ушастик решительно высвободился. Зверенышу стало ощутимо лучше, он уже мог худо-бедно передвигаться самостоятельно.

Стараясь не делать резких движений и производить как можно меньше шума, мы осторожно поползли прочь.

В полный рост поднялись, только добравшись до возвышенности.

Теперь перед нами лежала плоская каменистая пустошь, испятнанная редкими островками невысокого папоротника. Растения выглядели совсем чахлыми, но мы с Потапом обрадовались им, как родным. Без сомнения, мы попали в «родную» АТРИ. Ведь именно этот вид папоротника здесь самый распространенный.

– Ну что, Бедуин? Мы выбрались? Как думаешь? – Потап раздавил между пальцами одну из смоляных желёзок, которые усеивали северную разновидность папоротника, и с удовольствием поднес руку к носу. – Знакомый запах. Значит, мы дома? А, Бедуин?

Я промолчал, пытаясь разобраться в ощущениях. У меня в груди нарастало странное щемящее чувство. Папоротник – это, конечно, хорошо, но… Не нравилось мне здесь. Ох и не нравилось!

Я выжидающе посмотрел на секалана, но тот обессиленно улегся у моих ног и закрыл глаза. Регенерация регенерацией, но нанесенные хуги увечья явно еще давали себя знать. Я повернулся к Потапу:

– Леш, а ты ничего не чуешь?

– Кроме непривычной жары? Ничего. А что?

В ответ я неопределенно повел плечами. Наверное, мне опять мерещится…

– Ладно, Потап, пошли потихоньку.

Солнце продолжало жарить вовсю. Температура подскочила градусов до сорока, не меньше. Пот ручьями стекал по телу и лицу, соленой струйкой заливал глаза. Мы с Потапом то и дело утирали лица рукавами, а Ушастик тяжело дышал, вывалив наружу темный влажный язык.

Я машинально поискал глазами хоть какое-нибудь дерево, желательно раскидистое и тенистое. Но вокруг простиралась все та же каменистая пустошь, и лишь за спиной внизу виднелся заманчиво густой лес. Тот самый, в котором резвились чернозубые хищные кабаны.

Жара становилась почти невыносимой. Уже казалось, что не только солнце, но и каждая травинка излучает тепло. Впереди вполне отчетливо разливалось марево, какое бывает в разгар лета в городе от нагретого асфальта. Но здесь, над землей и камнями, оно выглядело странновато.

– Потап, глянь…

– Ах ты ж, метлу тебе в дупло!

Мы остановились, повинуясь золотому егерскому правилу: «Все, что непонятно, смертельно опасно».