Шагающая смерть - Кейт Уильям - Страница 173

• Предыдущая
• 173/318
• Следующая

– Ничего, всех нас им не удастся ни убить, ни психореконструировать.

– Кого «нас»? Универсалистов?

– Универсалистов! – ответил Рэнди. – И Космическую церковь Христа. И Учеников Дезере. Баптистов. «Зеленых». «Почвенников». Всех. Всех, кто думает не так, как они. Вот, что сейчас заботит и Империю, и Гегемонию. А вы боретесь именно против этого, ведь так?

Дэв прекрасно понимал, что имеет в виду Ллойд. Почти то же самое ему приходилось слышать и из уст генерала Синклера, тогда, на Эриду.

Мы считаем, что различия между культурами, отторгающими друг друга, исключают для любого правительства всякую возможность вникнуть в думы, чаяния, идеалы и цели этих несравнимых между собой миров…

Эти слова, Которые Дэв вызвал из памяти своего цефлинка, были восприняты сейчас им абсолютно по-иному – они ударом отозвались в его разуме, он воспринял их так, будто слышал эту мысль впервые. Человеческая культура представляла собой торжество различий, однако, чем жестче было правительство, тем менее склонно было оно смириться со всякого рода различиями.

Свобода слова, свобода вероисповедания, свобода совести… все эти ценности становились глубоко антипатичными любому правительству, как только оно начинало ощущать собственную значительность, укореняя принцип всезнайства, безгрешности и избранности находившихся под его руководством сограждан.

– Да, именно за это мы и сражаемся, – медленно ответил Дэв. – Но сейчас мне кажется, что, когда на пути в Новую Америку находятся двадцать с чем-то кораблей, боюсь, что борьба эта скоро "закончится. Теперь уже не было смысла скрывать свою географическую принадлежность.

– Значит, вы прибыли все же из Новой Америки! До нас, разумеется, доходили разные слухи и слушки о том, что, мол, бунтовщики устроили там что-то вроде большого схода. – Лицо Ллойда помрачнело. – Дэв, империалы замышляют опрокинуть эту систему и шутить не собираются. На твоем месте я бы не стал туда возвращаться. Это место опасное.

– Катя! – внезапно обожгла его мысль. Страх за Катю, за остальных друзей, за всех тех, кого он оставил там, заставил его вздрогнуть. Как их предупредить? Дьявол, это никак невозможно сделать отсюда, задумай он даже отрядить в Новую Америку хоть сверхбыстрого курьера. Ведь, если эта эскадра стартовала туда восемь дней назад, то никакой курьер не сумеет опередить их.

Пройдя к ближней панели, Дэв возложил руку на интерфейс.

– Симона?

– Я здесь, командир, – ответил синтезированный голос в его мозгу. – Здесь целая куча данных, но чтобы добраться до них, потребуется время. И… я почти уверена, что у них загнан в программу такой цербер, что… нажми я не ту клавишу, и все вмиг будет потеряно…

– Попробуй ввести слово «фугаку».

Не прошло и секунды, как раздался торжествующий крик Симоны.

– Есть! Вошли! – и Дэв тут же почувствовал, как в его разум хлынул поток данных.

Нет! Теперь им уже не помогут никакие секретные коды опознавания и маршруты кораблей противника. Ничего им не поможет, разве что только какое-нибудь внезапное изменение физических законов перехода в гиперпространство и через Божественный океан.

Новая Америка оказалась под угрозой сокрушительного поражения превосходящими силами противника, и в распоряжении Дэва не было средства, способного воспрепятствовать этому.

Было все еще утро, середина его, когда Катя Алессандро, выйдя из магнитохода на одной из станций в самом сердце Джефферсона и, справившись о своем местонахождении по общественной информсети, поспешила через Франклин-парк. Золотистый свет Драконис 26 А коснулся вершин Железных гор, возвышающихся к востоку от города, и дневное светило казалось теперь зажатым между горами и изжелта-бледным серпом Колумбии, огромного естественного спутника Новой Америки, застывшего в неподвижности над городом.

Была середина утра, и утро это будет продолжаться еще много-много часов. Здешний, длившийся примерно восемьдесят три стандартных часа день мало имел общего с обычными и привычными земными циклами смены дня и ночи. Для Кати же именно эти часы были самыми приятными, ей не хотелось спешить, и она вместо того, чтобы отправиться из космопорта на магнитолете, который доставил бы ее в город без единой остановки намного быстрее и удобнее, решила воспользоваться магнитоходом.

Едва она ступила на движущийся асфальт главной аллеи парка, как целая стая пурпурных вьюнков – ипомей – выпорхнула из янтарно-желтой листвы, пронзительно щебеча, – это очень походило на приветствие, а может, их просто рассмешил ее изумленный вид?

Катя и впрямь была изумлена тем, что ей было приятно снова оказаться дома, несмотря на то, что приезд сюда разбередил ее старые раны.

Всего лишь раз она приезжала в Новую Америку за эти прошедшие восемь лет и то ненадолго. А теперь прошло уже почти четыре месяца, как она была здесь, но все это время Кате пришлось так вкалывать, что до сих пор она не могла выкроить хоть немого времени, чтобы навестить родителей или старых знакомых, или даже просто погулять. «Впрочем, может, это и к лучшему», – считала она.

Катя не горела желанием возвратиться в мир, где родилась. Тот день, когда ей удалось освободиться от родительской опеки и покинуть их ферму под Ново-Киевом, запечатлелся в ее памяти как самый счастливый в жизни. Ее решение потратить все свои средства, которые ей еще предстояло зарабатывать добрых лет восемь, на то, чтобы обзавестись трехразъемным вживленным цефлинком и впоследствии загрузить его в Джефферсоне солидной образовательной программой, ее стремление отправиться в космос – все это постепенно обрезало узы, соединявшие ее с домом родителей, старым домом на отшибе украинской колонии Новой Америки. А желание Кати отправиться на службу в армию Гегемонии и последовавший затем искренний порыв встать на сторону восставших, довершили этот непростой процесс расставания с родным домом.

Новая Америка представляла собой пестрый и богатый мир, населенный тремя различными этническими группами населения. Самой крупной и наиболее влиятельной была Новоамериканская колония, называемая еще Новой Америкой, со столицей Джефферсоном, но Кантонская и Украинская колонии, лежавшие в южном полушарии, население которых составляло почти половину всего населения этого мира, точнее говоря – пятьсот миллионов, тоже представляли силу и немалую. Американская колония была в Приграничье самым ярым апологетом обретения независимости от Гегемонии; что же касалось Кантонской колонии, то она могла служить образцом лояльности по отношению к Гегемонии. Украинцы, также активно участвующие в политических баталиях, с упрямым постоянством были расколоты на два приблизительно равных лагеря: оппонентов и верных сатрапов Гегемонии.

Подобный раскол произошел и в семье Кати. Отец ее хоть и был родом из самого Джефферсона, но никогда не разделял новоамериканские идеи самоуправления. В конце концов, именно Гегемония столь щедро осыпала субсидиями его ферму. Что же касалось его жены, тоже украинки, то и она яростно сопротивлялась идее автономии, поскольку, по ее мнению, это было равнозначно бунту, призыву к революции, короче говоря, анархии. Катя не очень любила вспоминать о последнем послании от отца, полученном четыре года назад, в Котором он советовал ей больше не посылать им своих сообщений по ВИР-коммуникации, поскольку они «очень расстраивают мать».

Ну и дьявол с ними со всеми…

Джефферсон был не только столицей планеты, но и главным городом всей только что образовавшейся Конфедерации, и его космопорт, расположенный на полуострове Диксон в двадцати пяти километрах к югу от города, являлся единственным связующим звеном между этим миром и остальным Шикидзу. Джефферсон сейчас переживал свой звездный час, суеты здесь, по сравнению с тем, что было восемь лет назад, прибавилось.

• Предыдущая
• 173/318
• Следующая