Утренняя песня - Кейтс Кимберли - Страница 22

• Предыдущая
• 22/54
• Следующая

Кто бы мог подумать, что сумасшедший хозяин Рейвенскара ощутит тайное одиночество, царившее в сердце мальчика? Что он может с нежностью касаться золотых локонов Пипа?

Кто он? Загадка, подобная древним кельтским скульптурам, о которых ей рассказывала в детстве няня. Они постоянно меняют свой первоначальный облик.

Разве не существует легенда про сказочного короля, плененного с помощью колдовских заклинаний? Разве он не освободился, когда дама его сердца взглянула ему в глаза и увидела его таким, каким он был на самом деле?

Ханна сжимала булавку так сильно, что укололась, но даже обрадовалась жалящей боли, благодаря которой пришла в себя. Ей нужна была ясная голова, чтобы выполнить свою задачу. Мало ли кто может встретиться ей на пути.

Она вздрогнула, когда сквозняк проник сквозь ночную рубашку. Стала спускаться с лестницы и вдруг остановилась. До нее донеслись тихие звуки. Это была колыбельная, которую она пела Пипу, когда тот задыхался. Кто-то играл на фортепиано.

Перед ее мысленным взором предстал Остен Данте. Одинокий. Всегда одинокий в этом доме, полном людей. Одинокий до того момента, пока не опустился на корточки рядом с задумчивым малышом, державшим в руках щенка.

Она закусила губу. Ангелы небесные! Надо немедленно вернуться к себе. Дождаться, пока он не поднимется в свою в комнату.

Мгновение она колебалась. Что это? Безрассудный риск или первый честный поступок с тех пор, как Остен Данте укрыл ее и Пипа от дождя?

Набрав в грудь воздуха, Ханна спустилась вниз и вошла в музыкальную комнату. В ночной рубашке она очень напоминала привидение.

На рояле горели свечи и лежали письма. Кажется, с тех пор, как она прочитала их мистеру Данте, прошла целая вечность. Пламя свечи падало на его необычайно красивое лицо.

На нем был халат в ярко-синюю и кремовую полоску, темные волосы взъерошены.

До этого ни один мужчина не вызывал в ней желания. Видимо, пришло ее время. Ханну бросило в жар. И не в первый раз Остен Данте наводил ее на греховные мысли. Кровь забурлила в жилах.

Ее сердце упало, когда он исполнил последние аккорды и закрыл лицо рукой. Она с трудом сдержалась, чтобы не дотронуться до темного шелка его волос.

Она потрясла стол, чтобы он услышал шум.

Он повернулся, посмотрел на нее, и ее сердце учащенно забилось.

– Ханна, вы слышали, как я занимаюсь этой нелепицей?

Он вымученно улыбнулся.

– Вы не должны были сюда приходить. Я хотел дать вам хоть немного выспаться. Видит Бог, у вас был такой усталый вид, когда вечером вы пришли к стойлам.

– Я пришла не для того, чтобы записывать музыку, разве что вы сами этого пожелаете.

– Нет. Видите ли, я украл вашу песню. Она звучит гораздо лучше всего, что я пробарабанил на этом инструменте за последние месяцы.

– Пожалуй, это справедливо.

Ханна затаила дыхание, не желая уничтожать возникшее между ними чувство понимания.

Но что общего у нее с Остеном Данте? Практичная женщина с острым языком и независимыми взглядами, смущавшими всех знакомых ей мужчин, и дворянин, необычайно красивый мужчина, обладавший деньгами и властью, впитанной им с молоком матери. Конечно же, она ему не ровня.

– Я не понимаю, – произнес он, вопросительно щурясь.

– Сегодня, когда я пришла за Пипом, я... я уже решила покинуть Рейвенскар. Мои вещи были упакованы и сложены под кустами азалий.

Он заметно побледнел.

– Но я не дал вам ни шиллинга! Где бы вы нашли еду и кров?

– Мне пришлось бы... то есть я взяла кое-какую провизию...

Оказалось труднее, чем она себе представляла, признаться в содеянном под этим гипнотическим взглядом.

– Мистер Данте, я украла у вас вот это.

Она вытянула руку и разжала пальцы, показывая булавку.

Данте медленно перевел взгляд на ее раскрытую ладонь. Он долго молчал. Она терпеливо ждала, когда он заговорит. Потом не выдержала и нарушила молчание:

– Вы снимали шейный платок, положили булавку сверху, вот я и взяла ее, ведь вы отказались мне заплатить за работу.

Она запнулась. Заработала ли? Ее щеки горели от стыда, а ложь жгла язык. Она не заработала ничего, кроме презрения Остена Данте. Она с самого начала лгала ему.

А теперь объясняет, что хотела обокрасть человека, который укрыл их с Пипом от дождя. Она могла дать объяснение всему, чему угодно, но правда по-прежнему была проста, безобразна и лежала в виде булавки на ее протянутой ладони.

– Не важно, почему я это сделала, – призналась она. – Я это сделала. Если вы пожелаете, чтобы я покинула Рейвенскар, я это пойму.

Господи, как долго он будет смотреть на ее руку? Никогда еще Ханна не видела его таким спокойным.

Казалось, прошла целая вечность, прежде чем он накрыл длинными пальцами ее ладонь. Его руки были жесткими, поразительно мозолистыми и такими сильными, что очаровали ее. Они были такими теплыми, что душа затрепетала. Он сомкнул ее пальцы вокруг драгоценности, его голос был низким и хриплым:

– Оставьте это себе.

– Ч... что?

– Тогда, если вы опять решите по глупости сбежать, мне не придется думать о том, достаточно ли у вас с Пипом пищи и есть ли кров над головой.

Ханна ошеломленно смотрела на него. Этот сильный, богатый человек беспокоится о ней и Пипе?

Такое ей просто в голову не приходило. Но, глядя на выражение его лица, не приходилось сомневаться в искренности сказанного.

– Но... но, сэр, вы не понимаете. Я... я украла это у вас.

– Считайте, что это подарок.

– Я не могу это принять, – запинаясь, произнесла она.

Его губы сложились в улыбку, не похожую ни на одну из тех, что она видела прежде, – ироничную и одновременно теплую.

– Вы же хотели это украсть? – мягко поинтересовался он.

– Но... тогда все было по-другому! Должно быть, эта вещь стоит целое состояние!

– Если хотите, будем считать, что этого разговора не было, и вы сможете украсть ее еще раз. Мой слуга снова будет упрекать меня в небрежности, а я пожму плечами и куплю другую булавку. Или, может быть...

Он замолчал, его взгляд становился все напряженнее.

– Может быть, все станет проще, если я попрошу кое-что взамен.

– Да. То есть, нет... я...

Ханна застыла, уверенная в том, что он снова начнет выпытывать у нее то, что его интересует.

– Ничего особенного я не прошу, но, если вы согласитесь, это доставит мне большое удовольствие.

Он все время смотрел на ее руку, и она вдруг осознала, что он держит ее в своей мускулистой, горячей ладони.

– Зовите меня Остеном.

– О... Остеном?

– Очень давно никто не называл меня так.

– Остен.

Ее щеки горели. Рука дрожала. Его имя прозвучало в ее устах совершенно необычно. Как нечто пряное и сладкое, словно расплавленный шоколад.

– Но я не думаю... То есть я хотела сказать, едва ли это соответствует...

– Пожалуйста, Ханна.

Во взгляде его была мольба. Выражение лица смягчилось. Высокомерия как не бывало.

Сейчас самое время признаться, что она не умеет записывать ноты. Но как он отреагирует на ее обман? Потеряна музыка, та самая, которую он с таким трудом сочинял. Которая была для него наваждением и без которой он жить не мог.

Музыкальная комната стала для них обоих тюрьмой. И все же проведенными здесь часами они очень дорожили. Для Ханны Остен Данте все еще оставался загадкой. Он мог приютить путников в непогоду и в то же время игнорировать письма своих близких.

Пламя свечи отразилось в блестящей поверхности фортепиано.

– Остен, можно задать вам вопрос?

– Я задал их вам более чем достаточно. Не скажу, чтобы от этого была какая-то польза. – На его лице отразилось разочарование. – Так что это за загадочный вопрос, мадам?

На губах Ханны появилась слабая улыбка.

– Почему музыка имеет для вас такое большое значение?

Подобного вопроса Остен не ожидал.

– Что вы имеете в виду?

– Почему вы занимаетесь музыкой с такой страстью?

Она поняла, что зря затеяла этот разговор, но уже не могла остановиться.

• Предыдущая
• 22/54
• Следующая