Утренняя песня - Кейтс Кимберли - Страница 53

• Предыдущая
• 53/54
• Следующая

– Остен, – произнес он. – А вы, наверное...

– Ханна. – Ханна подошла к нему, взяла его руки в свои. – Я так долго ждала встречи с вами.

Джозеф Данте с нежностью смотрел на Ханну.

– Я нашел капитана Берка и поговорил с ним на борту его корабля. Берк остался сиротой и воспитывался в Буд-Холле, пока в четырнадцать лет не ушел в море. Он назвал корабль «Избавление». Догадайтесь, почему?

– Нет. Я просто... Пип... Он собирается забрать Пипа?

– Капитан Берк уже подписал документы, передающие право опекунства над ребенком Остену.

– Слава Богу! – выдохнула Ханна.

Остен обнял ее.

– Но почему... как тебе удалось его убедить?

– Буды – дальние родственники капитана Берка, они взяли его на воспитание, когда тот остался круглым сиротой. Будучи ребенком, Берк пережил все те ужасы, которые, должно быть, выпали на долю вашего малыша. Отец сэра Мейсона бил его мать, а маленький Мейсон вымещал ярость на Берке. Капитан назвал корабль «Избавление», потому что море дало ему возможность бежать.

Они с Будом так сильно ненавидели друг друга, что он был потрясен, когда его назначили опекуном Пипа. А когда я рассказал ему о вашей смелости, Ханна, о том, как сильно вы любите мальчика, капитан сказал, что вы заслуживаете того, чтобы ребенок был с вами. Он сказал, что будет вечно благодарить Бога за то, что вы смогли положить конец страданиям Пипа, дорогая моя.

У Ханны текли слезы. Остен подумал, что она никогда не была так прекрасна.

– Как мне отблагодарить вас за все, что вы для нас сделали, мистер Данте?

– Девочка моя, я увидел сына впервые за много лет. Думаю, это ваша заслуга.

– Она не давала мне ни минуты покоя, отец. Даже находясь в моих объятиях, когда я был в ужасе оттого, что она может умереть, она заставила меня обещать, что я встречусь с тобой, что скажу тебе...

Остен замолчал. Ханна поднялась на цыпочки, поцеловала его в щеку, после чего покинула комнату.

– Должно быть, ты презирал меня за то, что я не отвечал на твои письма.

Отец печально улыбнулся.

– Как я мог тебя винить? У меня даже не хватило смелости признаться твоей матери, что я их писал. Я просто надеялся, что однажды ты меня простишь.

– Я не получал этих писем. Аттик их сжигал.

– Я понимаю твою обиду, сын мой. Я часто бывал к тебе несправедлив.

– Но я не поэтому их не читал...

Остен осекся.

– Остен, в чем дело? Ты можешь рассказать мне все?

– Помнишь тот день, когда погиб мой друг Чаффи Уоллис?

– Помню.

– Ты был так зол на меня, так разочарован. Упрекал меня в том, что я пошел на пастбище, зная, что там находится бык. Ты никогда этого не говорил, но я знал, что ты винишь меня в гибели Чаффи.

– Мальчишки делают глупости – пытаются доказать свою смелость совершенно сумасшедшими способами. Так повелось издревле. Я знал, что ты привязан к другу и очень переживаешь случившееся.

– Отец, я не знал, что на пастбище есть бык.

Джозеф Данте изумленно поднял брови.

– Но по всей изгороди были развешаны предупредительные знаки.

– Я не мог их прочитать.

– Хочешь сказать, что не обратил внимания...

– Нет, – перебил его Остен. – Чаффи единственный знал правду. Между нами было заключено соглашение. Я защищал его от обидчиков в Итоне, а он читал мне уроки, чтобы я мог пройти курс. Он знал, что я не умею читать. Я был на полпути к дереву, когда бык погнался за мной, но было уже поздно – он меня увидел. Чаффи выбежал на пастбище и принялся размахивать плащом, пытаясь отвлечь его.

– Но как же так? Ты всегда был самым умным из моих детей.

– Отец, я не умею читать. – Сказав это, Остен почувствовал огромное облегчение, словно раскрыл ужасную тайну. – Я всячески это скрывал, не хотел, чтобы ты считал меня тупицей.

– Тупицей? – ошеломленно переспросил отец. – Да как ты мог такое подумать? Я постоянно удивлялся, что ты создаешь такие удивительные вещи буквально из ничего, а это, оказывается, потому, что ты не мог прочесть, что делали другие! В твоем воображении не существовало границ.

– Но, отец, я...

Невозможность происходящего потрясала – его величайший недостаток мог стать его величайшим даром.

– Это я был тупицей! – перебил его отец. – Как я мог не замечать твоих страданий? Это все моя гордость, я был уверен, что ты забыл меня, отверг ради деда, достойного восхищения мальчишки, – любитель лошадей, охотник, богатый и властный человек, а не тихий музыкант. Ты так редко навещал нас, хотя дома были через дорогу. А когда приходил, избегал меня.

– Я не хотел, чтобы ты увидел... догадался о правде. Деда не интересовали книги и учеба. Он хотел, чтобы я ездил верхом, стрелял и выпивал по три бутылки вина, да так, чтобы после этого не дрожали руки. Я не мог смотреть тебе в глаза, зная всю ту ложь, в которой жил.

– Поэтому ты пинал мою гордость и достоинство, пока между нами не произошел разрыв.

– Я думал, все будет проще, – сознался Остен. – Но это оказалось не так. И все же, пока меня не было, мне не приходилось опасаться, что ты будешь меня стыдиться. Не получив от тебя ни слова, я решил, что ты рад избавиться от меня.

– О, мой дорогой мальчик, как ты мог хотя бы на мгновение подумать...

– Я хотел, чтобы ты понял, как я сожалею обо всем, как мне тебя не хватает. Но не мог написать. Я попытался сделать это одним известным мне способом – сочинять музыку. Но моя музыка не передавала того, что творилось в моем сердце. Я хотел, чтобы музыка была совершенной.

Джозеф Данте подошел к сыну и взял его лицо в ладони.

– Помнишь, как за день до отъезда из Италии ты нашел птичье гнездо? Ты положил в него три гладких камушка и сказал, что это – пресс-папье.

– Оно всегда стояло на твоем столе.

– Оно и по сей день там. Ты подарил его мне, и я им очень дорожу. Иногда я думаю, что это был последний раз, когда я... – Голос отца дрогнул. – Ты получил земли, богатство и почести, когда мы приехали в Англию, твоя мать вновь обрела родной дом и любовь отца, а вот я... я потерял сына.

– Отец...

– Я не потерял его. Нет, просто отдал человеку, который ненавидел меня. Утешив себя тем, что делаю это для твоего же блага. Что он даст тебе то, что не смог дать я. Но это было мое заблуждение. Останься ты со мной, я бы понял, что ты страдаешь. Увидел бы в твоих глазах боль.

– Я не мог допустить, чтобы ты увидел это, отец. – Остен судорожно сглотнул, – Я любил тебя больше всех. И так нуждался в твоей любви!..

Джозеф Данте не сдержал слез и заключил сына в объятия.

– Ты – душа моего сердца. Я полюбил тебя в тот момент, когда твоя мать взяла меня за руку и я понял по ее глазам, что у нас будет ребенок. Мой сын. Думаю, ты нашел такую же любовь, сынок.

– Ханна изменила мою жизнь, отец. Вернула мне родных. Я собираюсь жениться на ней и стать отцом Пипу. Страшно подумать, что я мог ее потерять...

– Но она с тобой, и вы счастливы.

Ханна ходила по саду, восхищаясь голубизной неба, яркими цветами и тенями, в которых больше не было ни тайн, ни страхов.

Остен разговаривал с отцом уже больше часа, и когда она заглянула в глаза Джозефу Данте, то поняла, что все будет в порядке.

Лизи...

Она подняла глаза к небу, облака как будто цеплялись за ветви деревьев, ветер танцевал в листве. Господи, чего бы только она не отдала за возможность, лишь одну-единственную возможность сказать Лиззи, что сдержала слово. Пип в безопасности. Мейсон мертв.

Совсем еще юная, она заботилась о том, чтобы все было сделано, домашние были сыты и находились в безопасности, а ужин был оплачен. А потом увела Пипа и скиталась с ним.

Всю жизнь она убегала от собственной беспомощности, внутренней пустоты и одиночества. О любви и счастье даже не мечтала, пока не пришла в Рейвенскар.

– Ханна?

Она повернулась и увидела Остена. На лице его была радость. Следы муки и многолетних страданий ушли навсегда. Прощение. Ничего не может быть прекраснее.

• Предыдущая
• 53/54
• Следующая