Рунная магия - Харрис Джоанн - Страница 66

• Предыдущая
• 66/95
• Следующая

В общем, путь для всех шестерых был долгим и нервным. Хеймдалль упорно твердил, что Один не мог предать их. Фрейя жаловалась на пыль. Браги распевал бодрые песни, которые всех раздражали. Ньёрд был нетерпелив, Фрей подозрителен, а Идун настолько лишена всяческого чувства опасности, что за ней приходилось все время пристально следить, как бы не убрела прочь. И тем не менее они перешли через Стронд не более чем через час после Охотницы, поскольку у Скади хватало своих проблем в виде Ната Парсона и Адама Скаттергуда, которые изрядно замедляли ее продвижение.

На дальней стороне Стронда кто-то еще шел по следу. Это было несложно, если знать, куда смотреть. Капитан скрывал свои цвета, но оставлял крошечные заговоры на каждом повороте, врезая их в стены тоннеля или пряча под камнями, чтобы указать, куда идет.

Впрочем, Сахарок и так не сомневался, куда он идет. Лишь Капитан мог быть достаточно безумен, чтобы верить, будто когда-нибудь сумеет вернуться из подобного места.

Но он был Капитаном, и Сахарок давным-давно уяснил, что его приказы не обсуждаются.

Капитан поймал Сахарка на продуктовых складах, где гоблин как раз собирался познакомиться с молочным поросенком и бочонком эля. Сперва Сахарок не узнал его, одетого в юбки Полоумной Нэн, грязного, загнанного и близкого к истощению, но Локи вскоре привлек его внимание, угрозами и рунами добившись покорности и отдавая приказания торопливым шепотом, словно боясь, что их подслушают.

— Но почему я? — в отчаянии спросил Сахарок.

— Потому что ты здесь, — ответил Локи. — И потому что у меня действительно нет выбора.

Сахарку ужасно хотелось, чтобы его не было здесь. Но приказания Локи были вполне недвусмысленны, и поэтому гоблин отправился по его следу, подбирая по пути использованные заговоры и время от времени касаясь мешочка на шее — мешочка, который ему дал Капитан, велев использовать при необходимости.

Капитан в беде, это несомненно. Сахарку ни к чему были чары, чтобы понять это. В большой беде, которая становится все больше, но все же он жив, хотя Сахарок не знал, много ли ему еще осталось.

Каждые полчаса гоблин касался мешочка. Его содержимое на ощупь казалось обычной галькой, но Сахарок различал в ней руны: Ос, означавшую асов, Беркану и Кен, знак самого Капитана. Обе эти руны, хитроумно переплетенные вместе, составляли печать, принадлежащую, несомненно, Локи.

— Этот рунный камень подскажет тебе, что делать, — объяснил Капитан, запихивая одежду и припасы в мешок. — Иди за мной по пятам и никому не попадайся на глаза.

Идти за ним куда? Сахарок не осмелился уточнить. Вообще-то можно было и не спрашивать — лицо Капитана сказало ему больше, чем хотелось бы знать. Разумеется, Локи шел в Хель — место, о котором Сахарку и рассказы-то слушать было тошно, — и брал Мэдди с собой.

— Если камень покраснеет, — сказал Капитан, — знай, что я в смертельной беде. Если он почернеет, — Локи сжал свои испещренные шрамами губы, — для меня спасения нет.

Сахарку почти хотелось, чтобы камень стал черным. Ему чудилось, что он уже много дней идет по следу; ему хотелось есть, пить, он устал и с каждым шагом тревожился все больше и больше. Глубоко в нижних тоннелях жили крысы и тараканы размером с него самого. Там были ледяные ручьи и невидимые провалы, гейзеры, серные ямы и карстовые[11] воронки. Но Сахарок неуклонно шел по следу, шаг за шагом, хотя не был уверен, что им движет — страх, верность или попросту губительное любопытство.

Камень оставался красным примерно с час. И становился все темнее.

В безмолвном зале, окруженном множеством других безмолвных залов, Рожденная Наполовину Хель продолжала размышлять, что делать. Ничто не происходило в Мире мертвых без ее ведома, и ей не понадобилось много времени, чтобы понять, что пара незваных гостей проникла в ее владения.

В обычной ситуации ей просто было бы все равно. Владения Смерти бесконечны, и большинство нарушителей либо поворачивают назад, либо медленно умирают в пустошах. И то и другое устраивало Хель. Прошли столетия с тех пор, как она в последний раз удостоила аудиенции живое существо, но и тогда ее гость вернулся один. Хель не была великодушна, равно как и подвержена страстям, но сейчас, по мере приближения теплой крови, она ощущала нечто похожее едва ли не на удивление.

Конечно, она заставит себя подождать. Достаточно долго, чтобы немного наказать и немного научить терпению. Время не имеет значения для мертвых. И день, проведенный в Хель, кажется живым неделями. Так что Локи и Мэдди измеряли время в глотках воды, урывках сна и кусках хлеба, таких твердых, что их несложно было принять за камни. А когда их скромные припасы все вышли, они измеряли время в долгих, перекрученных, неровных шагах по бесконечным пескам и в том, сколько раз они падали, вставали, снова падали, гадая, придет ли она вообще.

Хель открыла один глаз и закрыла другой. Ее живой глаз был ярко-зеленым, как у отца, но более холодным в связи с отсутствием выражения, из-за которого даже живая сторона ее лица казалась мертвой. Мертвый глаз видел дальше, хотя был незрячим. Его взгляд напоминал взгляд пустой глазницы черепа.

Ведь Хель была двумя женщинами, слившимися в одну: одна сторона ее лица была гладкой и бледной, другая — изрытой и серой. На одно плечо спускалась прядь черных волос, на другое — желтый завиток. Одна рука была красивой, другая — уродливой клешней. Руна Наудр отмечала ее горло, та же руна красовалась на веревке в ее руке. Из-за иссохшей ноги Хель хромала.

Впрочем, Хель любила гулять, она проводила века в полусне, мертвый глаз разглядывал тысячи душ, что стекались денно и нощно, секунда за секундой, в ее царство.

Среди этих тысяч немногие вызывали ее интерес. «Мертвые знают все, но им наплевать», как говорит пословица, и мертвый принц во всей своей красе не менее мертв, чем мертвый дворник, золотарь или резчик сувенирных ложек. Разнообразие мертвых не слишком велико, и Хель давным-давно научилась не обращать на них внимания.

Но эти были иными. Двое незваных гостей глубоко в ее владениях. Через бескрайнюю равнину ее живой глаз видел их подписи как две колонны цветного дыма. Одного этого хватило, чтобы пробудить ее любопытство. К тому же фиолетовый след казался странно знакомым. Но с ними было что-то еще — что-то, что дразнило ее зрение подобно солнечному лучу на осколке стекла…

Солнечному лучу? Стекла? Да, Хель помнила солнечный свет. Она помнила, как они отняли его у нее, как сослали сюда, где ничто не меняется, не живет, не растет, где день и ночь одинаково никакие в вечном трупном сиянии мертвых.

Но кто они? Асы, разумеется. Асы, Горящие, добрый народец, боги. Они обещали ей царство, достойное королевы, и вот что она получила!

Конечно, с тех пор утекло немало веков, и она считала, что асы давно исчезли.

Но если теплокровное зрение не обмануло ее, выжили по меньшей мере двое. Хель почти пылко вскочила, держа в живой руке веревку из чар, и по единому слову пересекла бескрайнюю пустыню.

Мэдди первой увидела ее. Проснувшись от тревожных снов в своем укрытии между камней, она ощутила чье-то холодящее присутствие и, открыв глаза, увидела женский профиль с зелеными глазами, высокими скулами и волосами, блестящими, как вороново крыло. Она на миг задохнулась от красоты женщины, после чего та повернулась — и иллюзия рассеялась.

Хель заметила выражение лица Мэдди и улыбнулась впервые за пятьсот лет.

— Все правильно, девочка, — мягко сказала она. — У смерти два лика. Один из них вдохновляет поэтов и любовников, воины кладут за него головы… Но есть и другой лик. Могила. Черви. Гниль. — Она насмешливо опустилась в реверансе, припадая на иссохшую ногу. — Добро пожаловать в Хель, девочка.

• Предыдущая
• 66/95
• Следующая