Чего боятся ангелы - Харрис К. С. - Страница 7

• Предыдущая
• 7/70
• Следующая

Во сне к нему возвращалась война. Гибнущие дети с темными глазами, полными муки, распоротые солдатскими штыками животы беременных женщин. Когда-то для него было отчаянно важно, кому принадлежат эти штыки – французам или англичанам. Тогда он еще не понимал, что все зависит только от времени и места, что все солдаты всех наций так поступают. Некогда он думал, что англичане – нация, избранная Богом, Англия – любимая, благословенная им страна, защищенная свыше, сила добра, побеждающая врагов, которые, следовательно, являются силами зла. В то время он считал, что существует такая вещь, как война за правое дело.

Когда-то.

Себастьян открыл глаза, с трудом восстанавливая хриплое дыхание, его стиснутые руки вспотели. В спальне с тяжелыми бархатными шторами непонятно было, который сейчас час, да он и не сразу понял, где находится и почему. Он не собирался спать, ему просто хотелось отдохнуть. Себастьян медленно зажмурил глаза, затем снова открыл. Но темные, неизбежные и неизгладимые воспоминания никуда не исчезли.

Сэр Генри Лавджой решил взять с собой на Брук-стрит старшего констебля Эдуарда Мэйтланда вместе с еще одним, молодым констеблем по фамилии Симплот. Лавджой не ждал, что человек такого положения в обществе, как Девлин, окажет сопротивление при аресте, но вынужден был признать – довесок в два констебля поможет воспринять ситуацию всерьез. Он слышал байки о виконте, о его непочтительном, неподобающем поведении. Лавджой мог представить, как такой человек рассмеется ему в лицо. Возможно, будь сэр Генри повыше своих четырех футов одиннадцати дюймов на каблуках, он чувствовал бы себя поувереннее. В любом случае, его порадовал тот факт, что Симплот выше Мэйтланда и, соответственно, шире в плечах.

– Ждите нас, – приказал Лавджой вознице, когда они подъехали к резиденции Девлина на Мэйфейр. Особняк был элегантен, с изящным эркером и ионическим портиком прекрасных пропорций, но этот дом ни в какое сравнение не шел с Сен-Сир-хаусом, который однажды перейдет к Девлину вместе с отцовским титулом, поместьями в Девоне и Линкольншире, а также деньгами, вложенными в шахты, морскую торговлю и банки. Лавджой смотрел на опрятный отштукатуренный фасад здания и думал о том, что рассказывали о взаимоотношениях графа Гендона и его единственного сына, из-за которых Девлин решил жить здесь, на Брук-стрит, а не под крышей отцовского дворца.

– Апартаменты в Ньюгейте его милости покажутся по сравнению с этими как небо и земля, – тихо сказал Мэйтланд, когда мажордом с каменным лицом с поклоном проводил их в холл. – Действительно, как небо и земля, – добавил он, вертя белокурой красивой головой по сторонам, стараясь охватить взглядом сверкающий черный и белый мрамор, череду картин в золоченых рамах, тянувшуюся вдоль винтовой лестницы, поднимавшейся на второй этаж.

– Идите первым, констебль, – прошипел Лавджой, когда мажордом тихонько постучал в дверь библиотеки, спрашивая у виконта позволения войти.

– Милорд, – сказал мажордом. – Люди, желавшие вас видеть этим утром, снова пришли. С ними еще один человек.

Виконт Девлин стоял, опираясь на край стола. По его красивому чеканному лицу скользнула тень досады, когда он оторвался от пачки бумаг, которые изучал. Он был высок и гибок, темноволос, на открытом лбу виднелась оставленная чем-то или кем-то уродливая ссадина.

– Да? – спросил он. – В чем дело?

Лавджой подождал, пока мажордом уйдет, затем вежливо поклонился.

– Сэр Генри Лавджой, старший магистрат с Куин-сквер. Милорд, мне приказано взять вас под стражу по обвинению в убийстве Рэйчел Йорк.

Лавджой не мог сказать, какой реакции он ожидал – чувства вины или бурного протеста и заявлений о собственной невиновности. В конце концов, можно было ожидать потрясения и скорби из-за гибели такой красивой женщины, которой Девлин наверняка восхищался. Но лицо молодого человека оставалось бесстрастным. На нем не читалось никаких чувств, если не считать, что оно чуть скривилось, похоже от скуки.

Он отложил бумаги.

– Это что? Розыгрыш?

– Нет, милорд. На вас указывают и обнаруженные на месте убийства мисс Йорк улики, и показания свидетелей.

Виконт скрестил руки на груди и уселся на стол, вытянув длинные ноги.

– Да неужели? Интересно. Что же это за улики? И кто эти свидетели?

Лавджой ответил молодому человеку прямым взглядом. Глаза у виконта были неестественно желтые и яркие, как полуденное солнце. Лавджой вынужден был сделать над собой усилие, чтобы его голос звучал ровно.

– Я должен спросить вас в первую очередь, не можете ли вы сказать, где вы находились между пятью и восьмью часами вчера вечером.

Виконт моргнул.

– Я… выходил.

– Выходили? – сказал Эдуард Мэйтланд, агрессивно выпятив челюсть. – И куда же?

Виконт повернул голову и смерил старшего констебля долгим ледяным взглядом.

– Погулять.

Щеки Мэйтланда побагровели от злости. В конце концов, Лавджой понял, что зря взял с собой констеблей. Мэйтланд был слишком драчлив и агрессивен, слишком резок и вспыльчив, чтобы разговаривать с человеком вроде Девлина. Лавджой посмотрел на своего подчиненного и сказал ровным голосом:

– Не забывайтесь, констебль. – И продолжил: – За вас может кто-нибудь поручиться, милорд?

Виконт снова перевел взгляд на Лавджоя. Какие нечеловеческие глаза! Дикие и смертоносные, смотрящие на тебя словно из волчьего логова.

– Нет.

Лавджой ощутил некое разочарование. Как было бы проще для всех них, если бы виконт провел эти фатальные часы с друзьями или наблюдая боксерский поединок.

– Тогда, боюсь, мне придется попросить вас последовать за нами на Куин-сквер, милорд.

Желтые, лишающие самообладания глаза сузились.

– Могу ли я послать слугу за плащом и прочими теплыми вещами? Я полагаю, что в это время года в… – он смерил Эдуарда Мэйтланда наглым ироническим взглядом, – Ньюгейте, так вы, кажется, сказали, довольно нежарко.

У Лавджоя по спине прошел холодок. Виконт никак не мог услышать сказанных в холле шепотом слов констебля, это было невозможно. И все же… Он припомнил почти легендарные толки, от которых всегда отмахивался, о нечеловеческом слухе и зрении этого молодого человека, о его смертоносной быстроте и кошачьей способности видеть во мраке. Бесценные качества, которые он с такой губительной эффективностью использовал против французов в Испании, прежде чем вернуться домой по причинам, окутанным слухами и намеками.

– Конечно же, вы можете взять с собой необходимые вам предметы, – торопливо согласился Лавджой.

В жутковатых желтых глазах промелькнуло удивление, затем угасло.

– Благодарю вас, – сказал виконт Девлин.

И второй раз за сегодняшний день сэр Генри Лавджой пережил неуютное ощущение, что все не так просто, как кажется.

Через полчаса Себастьян стоял на крыльце, слегка касаясь перил. Температура с приближением вечера быстро падала, туман истончился до отдельных клочьев, жавшихся к мостовой и обвивавшихся вокруг фонарных столбов. Он втянул в себя холодный, резко пахнущий воздух и медленно выдохнул.

Он не особенно волновался. Его знакомство с Рэйчел Йорк было шапочным и определенно невинным. Какая бы там улика ни имелась против него, она наверняка быстро будет устранена, хотя он вовсе не собирался никому рассказывать, где находился между пятью и восьмью на самом деле.

И все же, начав спускаться, Себастьян ощутил странную тревогу. Он остро чувствовал медленные, тяжеловесные движения крупного молодого констебля у себя за спиной и пронзительный, высокий голос магистрата Лавджоя, задержавшегося у открытой двери экипажа и что-то говорившего вознице.

В экипаже, старом ветхом ландо с низкой округлой крышей и провисшими кожаными ремнями, стоял затхлый запах. Старший констебль, тот, по имени Мэйтланд, внезапно обернулся, крепко схватил Себастьяна за запястье и наклонился к нему.

• Предыдущая
• 7/70
• Следующая