Туннель - Келлерман Бернгард - Страница 57

• Предыдущая
• 57/74
• Следующая

С Баттери видны были три лимонно-желтых рекламных аэроплана, шнырявших один за другим над заливом в погоне за покупателями, находившимися на пути в Нью-Йорк. На желтых крыльях красовалось: «Ваннамекер – распродажа!»

Кому из этих тысяч кишащих вокруг людей придет в голову, что это он двенадцать лет назад изобрел «летающий плакат»?

Он бродил по Нью-Йорку, притягиваемый центростремительной силой этой чудовищной мельницы. Весь день. Он обедал, пил кофе, пропускал то тут, то там рюмку коньяку. Как только он останавливался, его охватывало головокружение, и он шел дальше. В четыре часа он добрался до Центрального парка, одуревший, без единой мысли в голове. Он миновал аэродром компании «Чикаго – Бостон – Нью-Йорк» и шел куда его вели аллеи. Накрапывал дождь, и парк был совершенно пуст. Вульф дремал на ходу, но вдруг сильный испуг заставил его очнуться: он испугался своей походки. Он шел сгорбившись, шаркая ногами, согнув колени. Так волочил ноги старик Вольфзон, приученный судьбой к смирению. И вдруг он ясно услышал, как внутренний голос шепнул: «Сын обмывальщика покойников!»

Испуг разбудил Вульфа. Где он? Центральный парк! Почему он здесь? Почему он не убрался, черт возьми, почему он не удрал? Почему он весь день торчал в Нью-Йорке? Кто его заставил? Он посмотрел на часы. Было уже больше пяти. Еще час был в его распоряжении, – ведь Аллан умел держать слово.

Его голова напряженно заработала. В кармане у него было пять тысяч долларов. Этого достаточно, чтобы скрыться. Он решил бежать. Аллан его не поймает! Он оглянулся – кругом ни души! Значит, ему удалось отделаться от сыщиков Аллана! Этот успех окрылил его, и он начал действовать с молниеносной быстротой. В маленькой парикмахерской он снял бороду, и пока парикмахер работал, обдумал план бегства. Он находился у сквера Колумба. Он решил доехать по подземной дороге до Двухсотой улицы, пройти немного пешком и сесть в какой-нибудь поезд.

Без десяти шесть он вышел из парикмахерской. Он еще успел купить сигары и без семи минут шесть спустился на станцию, подземной дороги.

К своему удивлению, он увидел на перроне станции в толпе ожидающих своего спутника по последнему переезду через океан. Тот даже посмотрел на него, но – как удачно! – он его не узнал. А ведь они каждый день играли в покер в курительном салоне!

По внутренним рельсам молнией промчался экспресс, наполнив станцию шумом и ветром. Вульф начинал терять терпение и взглянул на часы. Еще пять минут!

Внезапно спутник Вульфа исчез из поля его зрения. Оглянувшись, он увидел этого человека за своей спиной углубившимся в чтение «Гералда». У Вульфа онемели руки и ноги. Ужасная мысль зародилась в нем! А вдруг это один из сыщиков Аллана, следивший за ним от самого Шербура?

Без трех минут шесть Вульф отошел на два шага в сторону и украдкой покосился на спутника. Тот спокойно продолжал читать, но в газете было отверстие, и сквозь него пристально следил зоркий глаз!

В глубоком отчаянии С. Вульф заглянул в этот глаз. Кончено! В этот миг вылетел поезд, и, к ужасу ожидающих, С. Вульф прыгнул на рельсы. Чья-то рука с растопыренными пальцами пыталась схватить его.

Без двух минут шесть С. Вульф был раздавлен колесами подземного поезда, а полчаса спустя весь Нью-Йорк уже оглашался взволнованными выкриками:

– Extra! Extra! Here you are! Hya! Hya! All about suicide of Banker Woolf! All about Woolf![76]

Газетчики мчались, как дикие кони, и на улицах, по которым сегодня бродил Вульф, раздавалось его имя:

– Вульф! Вульф! Вульф!

– Вульф разрезан на три части!

– Туннель проглотил Вульфа!

– Вульф! Вульф! Вульф!

Каждый сотни раз видел на Бродвее его пятидесятисильный автомобиль с серебряным драконом, гудевшим, как океанский пароход. Каждый знал его лохматую голову буйвола! С. Вульф был частицей Нью-Йорка, и его не стало! С. Вульф, управляющий самым крупным состоянием, которое когда-либо имели в своем распоряжении люди! Дружественные синдикату газеты писали: «Несчастный случай или самоубийство?» Враждебные: «Раньше Расмуссен – теперь Вульф!»

– Вульф! Вульф! Вульф!

Газетчики выкрикивали это имя и поднимали облака пыли в туманных улицах. Словно хриплый вой волков, терзающих свою добычу.

Аллан узнал об ужасной смерти Вульфа через пять минут после происшествия. Один из сыщиков известил его по телефону.

Расстроенный, не в силах работать, ходил он взад и вперед по своему кабинету. На улицах стоял туман, и только небоскребы высились над этим морем тумана, тускло освещенные солнечным закатом. Нью-Йорк бушевал и выл внизу; скандал разразился! Только некоторое время спустя Аллану удалось посоветоваться с шефом бюро печати и с временным управляющим финансовой частью. Всю ночь его преследовал образ Вульфа, каким он видел его в последний раз: смертельно бледного, задыхающегося в своем кресле…

«Это туннель!» – подумал Аллан. Он задрожал. Будущее было грозно, настоящее – полно несчастий. Он видел приближение безнадежных времен. «Теперь потребуются годы!..» – думал он и бродил, томимый бессонницей, по комнате.

Смерть Вульфа не дала спать в эту ночь тысячам людей. Самоубийство Расмуссена заставило людей нервничать. Смерть Вульфа испугала весь мир. Синдикат пошатнулся! Все большие банки мира вложили миллиарды в сооружение туннеля, миллиарды вложила промышленность, миллиарды дали и все слои народа, вплоть до газетчиков. Волнение распространилось от Сан-Франциско до Петербурга, от Сиднея до Капштадта. Печать всех континентов усугубляла опасения. Акции синдиката не просто падали, а стремительно катились вниз! Смерть Вульфа была началом «великого землетрясения».

Собрание главных акционеров синдиката продолжалось двенадцать часов и походило на ожесточенную, адскую битву, в которой свирепели даже обычно сдержанные люди. Второго января синдикат должен был выплатить сотни миллионов долларов процентов – огромные суммы, для которых не было достаточных ресурсов.

Собрание опубликовало через печать, что финансовое положение в данную минуту не блестяще, но есть основание предполагать, что оно поправится. Это заявление в плохо завуалированной форме высказывало всю роковую правду.

На следующий день десятидолларовые акции можно было купить за один доллар. Бесконечное множество частных лиц, несколько лет назад захваченных общей спекулятивной горячкой, было разорено. Больше десятка жертв унес первый же день. Публика штурмовала банки. И не только те из них, которые известны были своим значительным участием в делах синдиката, но и те, что не имели с ним ничего общего, с утра до вечера были осаждены толпой. Клиенты забирали свои вклады. Целый ряд учреждений вынужден был закрыть кассы, так как не хватало наличных денег. Кризис 1907 года был пустяком в сравнении с этим. Несколько мелких банков было смято уже первым набегом. Но и крупные банки дрогнули от нахлынувшей на них волны. Напрасно пытались они воздействовать на общественное мнение успокоительными сообщениями. «Нью-йоркский городской банк», «Морган и Кь», «Банк Ллойда», «Америкен» выплатили за три дня головокружительные суммы. Телеграфисты валились с ног от усталости. Дворцы банков были ярко освещены всю ночь, директора, кассиры, секретари не раздевались несколько дней подряд. Деньги все дорожали. Если паника 1907 года повысила дневной процент за наличные деньги до восьмидесяти и даже ста тридцати, то сегодня цена поднялась до ста и ста восьмидесяти процентов. Подчас вообще было невозможно занять тысячу долларов. Нью-йоркский городской банк поддерживался Гульдом, банк Ллойда отчаянно защищался сам. «Америкен» получил поддержку от «Английского банка». Если не считать этого банка, от европейских банков нельзя было получить ни цента, – они сами с лихорадочной поспешностью переходили на оборонительные позиции. На биржах Нью-Йорка, Парижа, Лондона, Берлина, Вены была неслыханная депрессия. Множество фирм прекратило платежи. Не проходило дня без банкротств, без жертв. Способ самоубийства, избранный Вульфом, стал эпидемическим: ежедневно разоренные бросались под колеса поездов подземной дороги. Финансовый мир пяти частей света получил зияющую рану, и ему грозила опасность истечь кровью. Торговля, транспорт, промышленность, великая машина современности, отапливаемая миллиардами и выбрасывающая миллиарды, вращалась все медленнее, все с большим трудом, и с часу на час казалось, что вот-вот она совсем остановится.

• Предыдущая
• 57/74
• Следующая