Туннель - Келлерман Бернгард - Страница 61

• Предыдущая
• 61/74
• Следующая

– Лайон, кончили, запирай! Теперь пойдем!

Он вышел, даже не оглянувшись в последний раз на свой кабинет.

Коридор был заполнен непроницаемой темной массой едкого дыма. Нельзя было терять ни минуты. Беспрерывно перекликаясь, они достигли узкой железной лестницы и крыши, где с трех сторон, закрывая горизонт, вились вверх серые стены дыма.

Они поднялись как раз в ту минуту, когда рухнул стеклянный фонарь и посреди крыши разверзся кратер, изрыгавший дым, дождь искр, снопы огня и пылающие клочья бумаги. Это зрелище было так ужасно, что Лайон жалобно застонал.

А репортер исчез. Теперь он снимал кратер. Он направлял объектив на Нью-Йорк, вниз, в ущелье улиц, и на группу на крыше. Он снимал с таким остервенением, что офицер был вынужден схватить его за шиворот и потащить к лестнице.

– Stop, you fool![78] – гневно крикнул офицер.

– Что вы сказали – fool? – возмутился репортер. – За это вы ответите. Я могу здесь снимать сколько хочу. Вы не имеете права…

– Now shut up and go on![79]

– Что вы сказали – shut up? За это вы также ответите. Моя фамилия Гаррисон, я из «Гералда». Вы обо мне услышите!

– Господа, есть у вас перчатки? Руки пристанут к железной лестнице.

Офицер приказал репортеру спускаться первым.

Но он как раз хотел сфотографировать спуск с лестницы и запротестовал.

– Вперед! – сказал Аллан. – Уходите с крыши. Не делайте глупостей!

Репортер перекинул ремень через плечо и шагнул за парапет.

– Вы один имеете право согнать меня с вашей крыши, господин Аллан! – обиженно сказал он, медленно спускаясь.

И когда была видна уже только его голова, он добавил:

– Но я сожалею, что вы называете это глупостями, господин Аллан! От вас я этого не ожидал.

За репортером спустился Лайон, боязливо смотревший себе под ноги, потом Штром, за ним Аллан и последним – офицер.

Им надо было спуститься на восемь этажей, около ста ступеней. Дыма здесь было мало, но ближе к концу пути лестница оказалась покрытой таким толстым слоем льда, что на ней трудно было удержаться. Через их головы беспрестанно плескала вода, тотчас же замерзавшая зернами на одежде и на лицах.

Крыши и окна соседних домов были усеяны любопытными, наблюдавшими за спуском, который со стороны казался еще более опасным.

Они благополучно добрались до крыши дома «Меркантайл Сейф Компани», и здесь их уже ждал репортер Гаррисон. Он снимал.

Крыша походила на глетчер, и маленькая остроконечная ледяная гора приближалась к Аллану. Это был брандмейстер Келли. Они были давно знакомы и, встретившись здесь, обменялись следующими словами, в тот же вечер напечатанными во всех газетах:

Этот огромный пожар, один из самых больших в Нью-Йорке, унес, как ни странно, только шесть жертв. Джошуа Джилмор, служитель при кассе, вместе с кассиром Райххардтом и главным кассиром Уэбстером был застигнут пожаром в стальной камере. Предохранительные решетки перепилили, взорвали, Райххардт и Уэбстер были спасены. Когда хотели вытащить Джилмора, лавина мусора и льда засыпала решетку. Джилмор примерз к ней.

Архитекторы Капелли и О'Брайер. Они выбросились с пятнадцатого этажа и разбились о мостовую. Пожарный Ривет, к ногам которого они упали, получил нервный шок и умер три дня спустя.

Пожарный офицер Дэй. Он провалился вместе с полом третьего этажа и был убит обломками.

Китаец Син, грум. При уборке был найден заключенный в глыбе льда. Все были поражены ужасом, когда, разбивая лед, наткнулись на пятнадцатилетнего китайца в красивом голубом фраке и кепи с буквами С.А.Т. на голове.

Геройски вел себя машинист Джим Батлер. Он проник в горящее здание и с полным спокойствием потушил восемь топок паровых котлов, в то время как над ним бушевал огонь. Он предупредил взрыв котлов, который мог оказаться роковым. Джим исполнил свой долг и не требовал похвал. Но он не был так глуп, чтобы отказаться от предложения импресарио, который за две тысячи долларов в месяц таскал его по всей Америке, заставляя выступать на эстрадах.

Три месяца подряд Батлер исполнял каждый вечер свою песенку:

Во всем Нью-Йорке был слышен шум пожара и чувствовался запах дыма.

В то время как дым еще валил по Даунтауну[82] и обугленные обрывки бумаги падали дождем с серого неба, газеты уже помещали изображения горящего здания, сражающихся батальонов Келли, портреты пострадавших, спуск Аллана и его спутников.

Синдикат был приговорен к смерти. Пожар – это была кремация по первому разряду. Убыток, несмотря на большую страховую премию, достигал огромной суммы. Но особенно гибельным был беспорядок, учиненный беснующейся толпой и огнем. Миллионы писем, квитанций и чертежей были уничтожены. По американским законам, генеральные собрания акционеров должны созываться в первый вторник года. Вторник выпал через четыре дня после пожара, и в этот день синдикат объявил себя несостоятельным.

Это был конец.

Уже в день объявления конкурса к вечеру перед зданием отеля «Центральный Парк», где поселился Аллан, собралась орда всякого сброда, свистела и горланила. Управляющий испугался за целость своих окон и показал Аллану письма с угрозой взорвать дом, если Аллан не покинет своего пристанища.

С горькой, презрительной улыбкой Аллан вернул письма:

– Я понимаю!

Под чужой фамилией он перекочевал в отель «Палас». Но на следующий день должен был выехать и оттуда. Три дня спустя ни одна гостиница в Нью-Йорке не принимала его. Отели, которые прежде выкинули бы любого владетельного князя, если бы Аллан пожелал занять его покои, теперь захлопывали перед ним двери.

Аллан вынужден был покинуть Нью-Йорк. В Мак-Сити он не мог поселиться, так как угрожали поджечь Туннельный город, если он только покажется там. И он уехал ночным поездом в Буффало. Стальные заводы Мака Аллана оберегались полицией. Но его присутствие там нельзя было долго скрывать. Угрожали взорвать цехи. Чтобы добыть деньги, Аллан заложил заводы, вплоть до последнего гвоздя, у миссис Браун, той самой ростовщицы. Они больше не принадлежали ему, и он не мог навлечь на них опасность.

Он отправился в Чикаго. Но и здесь были сотни тысяч людей, потерявших деньги на туннельных акциях. Его изгнали отсюда. Ночью в окна гостиницы стреляли.

Аллан был в опале. Еще недавно это был один из самых могущественных людей в мире, всеми государями награжденный знаками отличия, почетный доктор многих университетов, почетный член всех крупнейших академий и научных обществ. В течение многих лет его встречали ликованием, и восхищение принимало иногда формы, напоминавшие культ героев в древности. Если Аллан случай-но входил в зал отеля, обычно тотчас раздавался чей-нибудь восторженный голос:

– Мак Аллан в зале! Three cheers for Mac![83]

Днем и ночью стая репортеров и фотографов следовала за ним по пятам. О каждом его слове, о каждом движении становилось известно всем.

Катастрофу ему простили. Тогда ведь шла речь только о трех тысячах человеческих жизней! Теперь же речь шла о деньгах, общество было задето за живое и показывало ему свои острые зубы.

Аллан украл у народа миллионы и миллиарды! Ради своего безумного проекта Аллан похитил сбережения маленьких людей! Аллан был просто грабитель, highwayrobber.[84] Он и его почтенный С. Вульф! Весь туннельный фарс он инсценировал лишь для того, чтобы обеспечить огромный сбыт своему «алланиту» – ежегодно миллиард долларов чистой прибыли! Вы только взгляните на его стальные заводы в Буффало! Целый город! И наверное Аллан спас свои деньги до краха! Каждый лифтер, каждый вагоновожатый кричал во все горло, что Мак самый отчаянный жулик на свете!

• Предыдущая
• 61/74
• Следующая