Частное расследование - Екимов Борис Петрович - Страница 16

• Предыдущая
• 16/22
• Следующая

- Чего хорошего, - сказал Лаптев. - Озимые-то пропадут.

- Виновата, виновата,- тотчас согласилась учительница.- Мы, грешным делом, забываем всегда про хлеб. Абы нос не мерз, и ладно... Познакомьтесь, Семен Алексеевич, это наш местком, Зоя Михайловна, моя бывшая ученица. Я вам про нее говорила. Она вам может помочь, кое-что рассказать.

Молодая женщина приветливо улыбалась, но последние слова согнали улыбку с ее лица.

- О чем рассказать? - быстро спросила она. - Опять Балашова?

- Что случилось, Зоя? - удивилась старая учительница. - Разве это надо скрывать?

- Но и не... говорить об этом на каждом перекрестке... Надоело!

- Так это же Семен Алексеевич, он хочет помочь...

- Не буду я ничего рассказывать, - бесстрастно проговорила женщина и замолчала; тонкие морщины протянулись из углов плотно сжатых губ.

- Как же...- недоуменно проговорила старая учительница. - Что ж получается?

- Зоя, это просто нехорошо, - поддержала ее дочь. - Нечестно...

- А-ах, нечестно, - женщина отступила в сторону.- Вам хорошо о честности рассуждать. Вам полгода осталось - и на пенсию, и вы человек свободный. Ты замуж выходишь и за тыщу верст улетишь отсюда. Конечно, на все наплевать. А мне здесь надолго надо рассчитывать, на всю жизнь. И я не хочу, не буду ввязываться, оставьте меня, я хочу спокойно работать. Кто, в конце концов, такая Балашова? Почему я должна из-за нее жизнь себе портить? Почему?!

- Дело не в Балашовой, Зоечка, - спокойно сказала старая учительница.Дело в тебе. Если завтра со мной такое случится, ты так же скажешь, а кто я такая? Скажешь ведь?!

- Ну, это уже демагогия, я и разговаривать больше не желаю, - она повернулась и быстро пошла прочь.

Старая учительница сняла очки, поискав, вынула из сумки платок и, наклоняя голову, принялась протирать стекла. И как-то сразу изменилось ее лицо, будто обрюзгло, постарело. И, теперь уже глуховатым голосом, она принялась выговаривать дочери:

- Вот вы какие, молодые, да ранние... Карьеристки...

- Здравствуй, - со вздохом ответила дочь. - Я-то при чем?

- А при том, что я гляжу... - вызывающе начала мать, но дочь ее перебила:

- Я гляжу, поругаться тебе до смерти хочется, а не с кем. Зойка убежала, так ты на меня кидаешься. Пошли в школу, там какого-нибудь обормота поймаешь и ругай его, отводи душу.

- Ладно-ладно... Умная... Но все равно, Семен Алексеевич, скажите, как так можно... Нет, бесчувственная пошла молодежь, расчетливая, хитрая. На сто лет вперед прикинет. А на человека наплевать. Где? - вздымая руки, спросила она. Где вот этот молодой петушиный романтизм, безоглядная честность молодости? Когда на все наплевать, на все беды и последствия? Лишь бы честность! И правда! Где это?! Вот у нас в молодости я видела это. Скажите, Семен Алексеевич, голодные в школе работали. За пачку махры или синьки вместо зарплаты. Да еще ликбез, самодеятельность, клуб. И справедливость, правда, честь! Вот что было главным!

- Мама, успокойся, не надо... Тебе будет плохо.

- Спокойные вы больно. Все о здоровье печетесь.

- Ничего, - сказал Лаптев. - Не расстраивайтесь. Невелика беда. Без этой Зои обойдемся. У меня сейчас кое-какие факты есть. Надо только разобраться. Вот сегодня хочу к ученикам вашим пойти, вернее к родителям. Бусько и Демкин... Не знаете таких?

- Как же, это ее, Катины, - показала на дочь старая учительница.

- Мои друзья, мои хулиганы, - засмеялась Катя. - Если хотите, можем вместе пойти.

Лаптев конечно же обрадовался спутнице, и они сговорились встретиться вечером.

Как быстро зимой смеркается, как рано темнеет, особенно в малых селеньях Руси. В городах, в каменном и асфальтовом мире, всемогущее электричество - это новое негаснущее солнце - уже отучило людской глаз от синих сумерек, темных ночей, древнего огня звезд. Отучило, смешав вечное время работ и сна. А по весям, здесь пока, как отроду повелось, ночь - для покоя. Поглядят во тьму теплые огоньки домов и прикроют глаза задолго до полуночи. И теперь лишь какой-нибудь разъединый тусклый фонарь под ржавым колпаком, словно досужий свекор, всю долгую ночь будет беречь свою во тьме потонувшую округу. И только шалый собачий брех да урочный петушиный крик повестят, что не мертвым сном, а живым спит земля.

Был еще ранний час, но Лаптев конечно бы заплутал, не нашел не то что дома нужного, но и переулка. Мудреный был переулок: начинался он узенькой тропкой меж заборов, а потом вдруг раздавался шириной в добрую улицу, сворачивал рукавами вправо и влево - не ночами здесь бродить. Но Катя, спутница Лаптева, шла уверенно и, подойдя ко двору, воротца твердой рукой отперла, а потом постучала без робости в переносье светлого окна.

Им тотчас дверь отворили и встретили радостно. Даже излишне. Причину такой встречи Лаптев понял, когда вошел в дом. В кухне стол был накрыт не для простого ужина: среди тарелок с вареным да соленым бутылки стояли какого-то, видно самодельного, питья. Сидели за столом две женщины да краснолицый сверхсрочник в распоясанной гимнастерке.

Хозяйка, рослая полногрудая баба, суетилась, раздевая пришедших.

- Катерина Петровна, голубка моя, - припевала она, - не осуди и не побрезгуй моим хлебом-солью. Не прибиралась нынче, уж прости, только с работы, - она мыкалась по кухне, одежду принимая, и мимоходом расталкивала по углам какие-то тряпки, посуду.

- Счас мы в горницу перейдем, не будем тесниться. Мы-то свои собрались, по-соседски. А здесь такие гости в кои веки.

- Так уж и в кои? - спросила Катя. - И не беспокойтесь. Никаких горниц не надо. Мы тоже свои.

- Это правильно, по-нашему... Присаживайтесь и выпейте, дорогие гостечки, с морозцу, за именинницу. А потом уж ругайте!

- День рождения? - спросила Катя. - Поздравляю.

- Не рождение, а все же праздник мой. Нынче Анну празднуют, Анна зимняя. Начало зиме. Как раз по-старому девятого, а по-теперешнему нынче.

Из горницы хозяйка красного вина принесла со словами:

- И красненького припасла. Как в воду глядела.

- Ни красного, ни зеленого, - остановила ее Катя.

- Катерина Петровна... - обиженно прогудела хозяйка.

И военный гость ее поддержал:

- За именинницу положено, по уставу.

Лаптев приготовился к долгим отговорам, но Катя действовала решительно:

- Вы, Анна Ивановна, на работе выпиваете? - спросила она.

Хозяйка на мгновение остолбенела, затем принялась отмахиваться.

- Боже сохрани и избавь. . . Да кто вам такую глупость напел... Да никогда и грамма в рот не брала... Да чтобы я на работе. . .

- Ну вот,- спокойно сказала Катя. - Очень хорошо. А я ведь сейчас на работе и за это деньги получаю. Мне еще к другим людям идти.

- Служба есть служба, - строго проговорил сверхсрочник.

Хозяйка и гости ее, вздохнув облегченно, закивали головами, соглашаясь.

- Миша где?

- К соседям ушел. Катания глядеть. Наш телевизор сломался. Позвать его? Либо нашкодил?

- Не надо. Ничего он не натворил, не беспокойтесь. Мы по другому делу. Вот со мной товарищ из родительскою комитета, - кивнула она в сторону Лаптева. Мы по поводу заявления, которое вы подавали директору. Подавали?

- Не отказываюсь, - решительно отчеканила хозяйка.- Воровка она! Бессовестная! Нашла у кого красть! Чтобы ей эта денежка поперек горла встала! Под суд ее, гадину! Сиротскую копейку отымать! - Большие руки хозяйки сжались в кулаки. Могучие плечи и грудь ходуном заходили. Ох, несладко пришлось бы Балашовой, попади она в эти руки! Несладко...

- Анна Ивановна, - остановила ее Катя. - Не волнуйтесь. Никто вас не обидит и детей ваших тоже. Мишино пальто здесь? Вы можете его показать?

- Могу, - сказала женщина уже без прежнего огня. Она, видно, не разумела цель прихода. - Так ведь я справку отдала. Там все написано. Из магазина справка.

- Справка справкой, но мы сами должны посмотреть, убедиться.

- Вот оно... Миша в фуфайке побежал, - хозяйка, откинув занавеску, сняла с вешалки пальто, встряхнула его. - Кого хотела обдурить... Этакую цену назначила. Да я б за такие деньги...

• Предыдущая
• 16/22
• Следующая