Магия отступника - Хобб Робин - Страница 86

— Но…

— Тихо. Дай мне договорить. — У меня не было времени на его сомнения и возражения — его упущение казалось мне очевидным. — Ты думаешь как солдат или, в лучшем случае, сержант. Ты должен стать генералом, а не прислугой для остальных. Как только ты обретешь полную власть, ни Дэйси, ни Кинроув не смогут отобрать ее обратно. Ты должен добиться от солдат верности и повиновения, если хочешь выжить и вернуть Ликари.

Он возвел было между нами стену упрямства, но сразу же ее опустил.

— Что ты предлагаешь? — сухо спросил он, подчеркивая, что решение остается за ним.

Отлично. Лишь так он сумеет развить в себе подлинную уверенность главнокомандующего.

— Я предлагаю для начала обратиться к собственному клану. Позаботься о них, и они ответят тебе тем же. Отправь Семпайли в главное поселение справиться, кто был призван. Составь список потерь. Пошли кого-нибудь к Фираде, сообщи ей, что Ликари ушел. Попроси ее прийти и утешить сестру. Отправь весточку ее отцу Киликарре. Ему стоит знать, что его внук призван. Пусть твой клан узнает о том, что тебе это небезразлично. Объяви об утрате Ликари, пусть они знают, что ты тоже скорбишь. Общие потери сплотят вас.

Мне самому казалось бездушным вот так использовать несчастье в собственных целях. Когда я успел стать настолько черствым? Но отец, подумал вдруг я, наверняка поступил бы именно так. Мальчик-солдат явно уловил мою мысль и обязательно ею воспользуется. Я хотел лишь уберечь его и Оликею от интриг Дэйси и Кинроува. Он же устремился дальше, и тут только я заметил свою убийственную ошибку.

— Я дам им понять, что скорблю вместе с ними. Но нельзя допустить, чтобы они обратились против Кинроува. Мы будем вместе оплакивать потери, но когда это выльется в ненависть к его магии, я оберну ее против захватчиков. Я скажу моим воинам и моему клану, что существует лишь один способ вернуть наших близких, лишь один путь, ведущий к мирной и спокойной жизни. Чтобы танец Кинроува снова перестал быть необходим, мы должны собрать всех, кто способен держать оружие, вместе обрушиться на Геттис и уничтожить его!

— Нет! — взревел я, злясь не столько на него, сколько на себя.

Он легко смирил мой гнев, а затем принялся яростно спорить со мной, пытаясь заглушить мои мысли собственной логикой отчаяния.

— Совсем не тревожишься о людях, приютивших тебя, когда твой собственный народ пытался тебя убить и тебе пришлось бежать? Почему ты считаешь, что все еще хоть чем-то обязан гернийцам? Разве ты не боишься того, что непременно случится с деревом Лисаны? Ты же понимаешь, почему нужно защитить деревья предков. Ты даже ходил к полковнику Гарену и убеждал его остановить строительство. Или ты забыл его высокомерие и пренебрежение твоими словами? Я понимаю, как тебе трудно, Невар. В каком-то смысле и мне тоже непросто. Но ты не можешь снова стать гернийцем. Даже если бы я уступил тебе тело и ты вернулся в Геттис, тебя бы просто убили. Почему бы не отказаться от глупой верности людям, отвергшим тебя. Давай жить там, где нас любят. Но для этого мы должны защитить тех, кто принял нас и заботится о нас. Народ должен подняться против захватчиков и прогнать их прочь. Другого выхода нет. Многие погибнут, но пусть лучше наше противостояние наконец разрешится, хотя бы такой ценой, чем смерти и сражения будут длиться поколениями. Мне не по душе то, что мы должны сделать, но другого пути к миру нет. Знаю, ты хочешь, чтобы жертв было как можно меньше. Мой способ обеспечит это ради нас обоих. Так что ты должен мне помочь.

— Нет.

Мой отказ прозвучал устало и безнадежно. Я мог отказать ему в помощи, но не помешать ему.

— Ты нужен мне, Невар. Ты необходим народу. Ты знаешь, что мы сражаемся за правое дело. Подумай об Оликее, лишившейся сначала матери, а теперь и сына. И это сделали захватчики. Можем ли мы допустить, чтобы это повторялось снова и снова, поколение за поколением? Мы должны прекратить это.

— Это сделал Кинроув.

— А Кинроува создали захватчики. Если бы не их вторжение, он бы не потребовался магии. Изначально виной всему захватчики. Есть лишь один способ положить этому конец. Мы пытались изгнать их танцем. Они не ушли. Значит, их придется убивать.

— Эпини, — спокойно напомнил я. — Спинк. Сем. Кара. Малютка Диа. Эбрукс. Кеси. Тайбер. — Я вложил в свой шепот чувства, превращая его в мольбу. — Эмзил. Что насчет Эмзил? Я отношусь к ней так же, как ты к Лисане. Ты способен закрыть глаза на мою любовь к ней? Несмотря ни на что, она сказала, что любит меня. Желаешь ли ты смерти Эмзил и ее детям?

— Оликея! — парировал он, — Ликари. — Уравновесив жизни на весах, словно Орандула, он продолжил: — Мы оба любим Лисану. И она любит нас. Если не остановить захватчиков, мы потеряем ее навсегда и само «навсегда» потеряем тоже.

Я понял, что он имел в виду, говоря о потере «навсегда». Если строительство не прекратится, долина деревьев предков будет уничтожена. И ему не найдется дерева, когда умрет тело, а значит, не будет и второй жизни с Лисаной.

— Цена слишком высока, — возразил я.

— Верно, — согласился он. — Неважно, которая сторона ее заплатит — она слишком высока. Но с судьбой не поторгуешься. Только смерти смогут купить мир. Взвесь все, Невар. Недолгая резня, за которой последуют века мира, или долгие годы постепенного умирания вплоть до полного исчезновения народа и мудрости предков. Неужели тебе трудно выбрать? Наше нападение будет подобно хирургической операции, отсечению больной плоти, чтобы здоровая часть организма могла жить дальше. Вот что мы должны сделать.

И он отвернулся от меня. Он не столько затыкал мне рот, сколько не позволял себе слушать. Говорить дальше не имело смысла. Так что я молча наблюдал за его занятиями в тот день. Мой отец мог бы им гордиться. Он действовал разумно и без сожалений. И позволял себе выказывать лишь те чувства, которые могли быть полезны его делу.

Он воспользовался моими предложениями. Я видел, как он приводит свой замысел в исполнение. В тот же день он уже совещался с Семпайли, обращаясь к нему как к заместителю, а не кормильцу. Поначалу того смутили такие перемены, но не успели они обсудить войска, как он уже осмеливался высказывать свое мнение и давать советы. Он куда лучше знал воинов и еще до заката тихо предложил помочь с разделением их на тех, кто искренне стремится уничтожить захватчиков, и тех, кто просто надеется на славу и, возможно, добычу. Мальчик-солдат согласился, а затем поручил Семпайли отобрать дюжину человек для его личной охраны, основываясь исключительно на их умении обращаться с оружием, а не на клановой принадлежности. Также он прислушался к предложению, что разумнее будет обращаться с солдатами как с охотничьими отрядами, а не строевыми войсками. Я изрядно в этом сомневался, поскольку такой подход приведет к появлению множества лидеров вместо командной цепочки, но мальчик-солдат не стал советоваться со мной, а я больше не желал делиться с ним размышлениями. Может, он и предатель, но я не собирался таковым становиться.

Когда он хотел получить от меня какие-то сведения, я отказывал ему, хотя смысла в этом не было. Мне никак не удавалось удерживать воздвигнутые против него стены. Он не мог поглотить меня, но вторгался в мою память, когда хотел, за сведениями, знаниями или военной тактикой. Мне, в свою очередь, удалось кое-что узнать о его силах. Они не особенно впечатляли, но я знал, что их нельзя сбрасывать со счетов. Они будут сражаться не так, как гернийцы или жители равнин. Со временем предложения Семпайли начали приносить плоды. Утомительно было выслушивать отчеты многочисленных командиров, но мальчик-солдат терпеливо это сносил. Он начал устраивать между ними небольшие состязания, чтобы развивать выносливость, хитрость или меткость.

Я с удивлением выяснил, что у него есть небольшой верховой отряд. Я видел лошадей, которыми воспользовалась Дэйси в ночь, когда свергла Кинроува. Теперь мои подозрения подтвердились. Это были кони каваллы, частью выторгованные, но в основном краденые. Многие животные оказались старыми, и все — не в лучшем состоянии. Сбруя обтрепалась и зачастую была плохо починена. Спеки не имели обыкновения держать лошадей, да и корма в лесу оказалось мало, тем более зимой. Мальчик-солдат лично следил за тем, как за ними ухаживают. Именно так я, к своему удивлению, обнаружил среди них Утеса. Видимо, в тот день, когда я отпустил его в лесу, он не нашел дороги домой. Огромный конь сразу же узнал меня и подошел за лаской. Я был рад, что мальчик-солдат не отказал ему, распоряжаясь о том, чтобы всех лошадей перегнали на прибрежные луга, где они смогут пастись, а не искать, что бы такого можно было съесть. Когда мальчик-солдат заявил, что забирает Утеса себе, его нынешний владелец возражать не стал. Я подозревал, что немногим спекам понравилось ездить верхом: густой лес с крутыми холмами не способствует воспитанию всадников. Мальчик-солдат хотел начать тренировки для кавалерии, но возле дома Лисаны не нашлось необходимого открытого пространства. Отыскать подходящие пастбища и то было непросто: на солончаках росла трава, но далеко не лучшая. Нехотя мальчик-солдат отказался от замысла создать верховой отряд, способный наносить быстрые удары.