Любимицы королевы - Холт Виктория - Страница 35

• Предыдущая
• 35/93
• Следующая

— Я просто подумала, мама, что ты, может, захочешь отдать меня на ее попечение.

Герцогиня сверкнула взглядом на дочь.

— И ты, и Эбигейл Хилл останетесь здесь, — холодно сказала она.

Мэри испугалась. Что могло стать известно матери?

До чего хорошо в зеленом кабинете! Эбигейл налила чаю и подала своей госпоже очень спокойно, умело. И сахару положила как раз сколько нужно. Почему у других так не получается? Георг сидит в кресле, весьма довольный — конечно, сейчас его не мучает астма, да и во время приступов он бывает очень терпеливым… безропотным. Милый Георг! Видимо, он нисколько не жалеет, что не стал, как собирался, генералом или флотоводцем. Точно так же смирился с тем, что у них нет детей, чего им обоим очень хотелось. Теперь она мечтает стать великой королевой. И часто говорит с Хилл о своих надеждах, разговаривать с ней — все равно, что размышлять вслух. Хилл никогда не кричит, не возражает, не смеется с издевкой.

— Я люблю подданных, как своих детей, Хилл, детей, которых у меня нет. И вижу себя их матерью, стараюсь делать для них все, что в моих силах, как старалась бы для своих детей, останься они живы.

— Ваше величество, я думаю, подданные отвечают взаимностью и видят в вас свою мать.

— Как считаешь, Хилл, может ли королева — если у нее хорошие министры — быть для подданных большим кумиром, чем король?

— Да, ваше величество. Вспомните королеву Елизавету. Да… именно кумиром.

Анна довольно кивнула.

— Горе мое при этой мысли притупляется.

— Это Божье утешение, — ответила Эбигейл.

Славная Хилл! Такая благомыслящая! Такая набожная!

— И потом еще церковь. Защищать церковь и государство — мой долг.

— О, ваше величество очень, очень добры…

Славная Хилл! Постоянной отрадой служат не только ее дела, но и слова.

Какие счастливые дни! И она стала постигать премудрости государственных дел, принимать здесь, в зеленом кабинете, своих лучших министров. А насколько легче понять ситуацию за чашкой чая, чем на заседании совета! Ей так спокойно, когда на коленях у нее сидят собачки, Георг дремлет в кресле, и Хилл неизменно поблизости.

Сэмюэл Мэшем стал частым гостем, потому что всегда сопровождает принца. Георг, судя по всему, полагается на него, как она на Эбигейл. Но конечно, не в той степени, это было бы немыслимо.

Эбигейл укрыла ее плечи шалью.

— Сегодня холодный ветер, ваше величество.

— А я и не заметила.

Всегда заранее все предвидит. Какое создание!

— Герцогиня, наверно, все еще в Сент-Олбансе?

— Думаю, что да, ваше величество.

Девушка опустила глаза, чтобы скрыть их озорной блеск. Дочери герцогини доставляли ей неприятности. Теперь Мэри захотела выйти за неподходящего, по мнению Сары, молодого человека. Эбигейл надеялась, что это легкое осложнение задержит ее светлость на какое-то время в Сент-Олбансе. При дворе без нее так хорошо, так спокойно.

— Как спокойно! — произнесла королева. — Знаешь, Хилл, с возрастом больше всего хочется покоя. Его высочество наверняка согласится со мной.

— Да, ваше величество.

«Скоро ли она поймет, — подумала Эбигейл, — кто здесь нарушает покой? Долго ли будет позволять герцогине властвовать над собой и распоряжаться своей жизнью?» Иной раз казалось, что так будет всегда. Иной раз она сомневалась в этом.

— Хилл, кто приглашен на сегодня в кабинет?

— Мистер Харли, мадам, и мистер Сент-Джон.

— Ах, да-да. Подопечные Мальборо. Он, кажется, высокого мнения о них, а в уме ему не откажешь. Герцогиня не особенно уверена в обоих. Может, посмотрим сами, а, Хилл?

Посмотрим сами! Иногда Анна возводила ее из горничной в наперсницы, а быть наперсницей королевы — значит, принимать участие в политических делах!

— Хилл, возможно, мистер Харли хочет чаю.

Эбигейл стояла перед ним, по телу ее пробежала дрожь волнения. Странное предчувствие охватило девушку. Глаза Харли, не выдающие никаких чувств, смотрели на нее, словно бы проникая в тайники души. Когда он брал чашку, девушка уловила в его дыхании винный запах. «Он пил перед визитом к королеве! А почему бы нет? — подумала она. — Принц тоже пьет за обедом, потому-то и глаза у него вечно слипаются».

— Спасибо, мисс Хилл, — сказал Харли. Тон его был любезным, но голос грубым.

— А мистер Сент-Джон?

Какой красавец! Он значительно моложе мистера Харли. Сколько ему лет? Может, двадцать? Определенно ученик мистера Харли. И очень самоуверен. Эбигейл слышала от Мэшема, что у него репутация повесы. Он смотрел на девушку оценивающе, однако по-другому, чем мистер Харли. Сент-Джон явно обратил внимание на ее рыжеватые волосы, на веснушки, от которых она никак не могла избавиться, на розовый кончик тонкого несколько длинного носа, на бесцветность небольших глаз. В любовницы он ее бы не взял. Но все же заинтересовался ею. Однако не так, как мистер Харли.

Эбигейл осознала, что она не просто горничная, разливающая чай, подающая королеве шаль, веер или карты. Она видела также, что оба посетителя, которым определенно предстоит играть важную роль в государственных делах, поняли это раньше ее.

Мистер Харли говорил королеве о Даниэле Дефо. Эбигейл села на стул неподалеку от кресла королевы — Анна любила, чтобы она сидела там — и стала слушать. Харли защищал писателя. У него был очень необычный голос, негармоничный, нетвердый, однако мысли свои он высказывал восхитительно ярко и тактично.

— Правление вашего величества запомнится на века, — говорил Харли Анне. Откуда он мог знать, что это самое заветное ее желание? — Завоевания — да, мадам. Они способствуют достижению величия, но существуют более непреходящие ценности: литература, искусство.

— У вас, наверно, замечательная библиотека, мистер Харли.

— Собирание книг — мое увлечение, мадам. Думаю, сейчас наша страна может сделать большой вклад в мировую литературу.

Королева сложила руки. Какой приятный разговор! Какой образованный человек! Да, она слышала об этих людях, и восхитительно, просто восхитительно, что они находят в настоящее время так много тем для вдохновения.

— Иногда оно вдохновляет их не на восторги, — заметил Сент-Джон.

— Неважно, — ответил Харли. — Главное, что вдохновение их посещает.

Мистер Харли умело вел разговор. Он упомянул Джонатана Свифта, Мэтью Прайора, Джозефа Эддисона, Ричарда Стила, Уильяма Конгрива, Джона Драйдена и наконец подошел к цели разговора: творчеству Даниэля Дефо.

— Кажется, он осужден за какой-то проступок, — сказала, нахмурясь, Анна.

— За памфлет, мадам.

Анна содрогнулась.

— Я не могу сравнить подобного человека с мистером Драйденом, от произведений которого я прихожу в восторг. Такие веселые пьесы! Думаю, одну из них нужно будет поставить ко дню моего рождения. Напомни мне, Хилл.

— Слушаюсь, мадам.

— Ваше величество, не будь Дефо столь талантливым писателем, он находился бы сейчас на свободе.

Анна кивнула.

— У Драйдена такие веселые пьесы.

Мистер Харли умел поворачивать разговор в нужное ему русло: он приехал говорить о Даниэле Дефо, которого очень ценил. Эбигейл сразу же поняла, что он добивается освобождения писателя из Ньюгейтской тюрьмы. Но если Харли рассчитывал на то, что королева, найдя его интересным собеседником, не откажет ему в любой просьбе, то заблуждался, он совершенно не знал Анну. Эти люди ее недооценивали. Добиваясь своего, она никому не уступала в решительности. В отличие от многих не бушевала, не выходила из себя. Но что-то решив, упрямо стояла на своем.

Она пригласила Харли и Сент-Джона в уютный зеленый кабинет не для разговора о каком-то писаке, который сдуру полез в политику и оказался из-за этого в Ньюгейтской тюрьме.

Эбигейл подавляла смех. Очень забавно было слушать, как Харли говорит о Дефо, а королева время от времени повторяет: «Какой умный человек мистер Драйден. Хилл, напомни мне. Ко дню моего рождения следует поставить одну из его пьес».

• Предыдущая
• 35/93
• Следующая