Выживает сильнейший - Келлерман Джонатан - Страница 3

• Предыдущая
• 3/97
• Следующая

– На похоронах он плакал. Позже мы с матерью неоднократно пытались успокоить его, утешить, но он вечно замыкался в себе. – На мгновение Хелена смолкла. – Мне очень не хотелось устраивать Нолану пышные похороны, как это принято в полицейском управлении, – с салютом и прочей показухой. Да там никто со мной и не спорил. Похоже, все они даже обрадовались, что можно спихнуть с себя лишние хлопоты. Я кремировала тело. По завещанию, все свое имущество брат оставил мне, как и имущество родителей. Я пережила их всех.

– Что вы можете сказать о вашей матери? – Требовалось отвлечь ее от тяжелых мыслей.

– О, по сравнению с отцом она была куда более открытым человеком. Бодрая, веселая, оптимистичная натура. Наверное, поэтому сердце и не выдержало – все переживания она хранила в себе. – Руки Хелены вновь беспокойно задвигались. – Не хочу, чтобы у вас сложилось неправильное мнение о нашей семье. Мы жили самой нормальной жизнью. И Нолан тоже – ходил на вечеринки, бегал за девушками. Был обычным парнем, только чуть умнее сверстников. Учиться на «отлично» у него получалось без всякого труда.

– Чем он занимался после того, как бросил колледж?

– Валял дурака, сменил несколько рабочих мест. А потом вдруг позвонил мне и заявил, что окончил полицейскую академию. После смерти матери до этого самого дня я о нем ничего и не слышала.

– Когда же это было?

– Года полтора назад. Сказал, что учеба в академии оказалась для него примитивной шуткой, закончил ее лучшим в своей группе, а вообще звонит мне лишь предупредить, чтобы я не удивлялась, если увижу его за рулем патрульной машины.

– Он был сразу же направлен в Голливуд?

– Нет. Сначала нес службу в Вест-сайде. Поэтому и решил, что я встречу его на улице, возле госпиталя, где работаю. Он мог бы даже появиться у меня в реанимации – вместе с жертвой нападения.

Если увижу его за рулем машины. Все, что я до сих пор услышал от Хелены, походило не на историю семьи, а на воспоминания о встречах со случайными людьми. Глядя на горестное выражение ее лица, я подумал, что не мешает несколько сбавить темп.

– И все-таки, что ваш брат делал до своего прихода в Управление полиции Лос-Анджелеса?

– Был строительным рабочим, ремонтировал автомобили, ловил рыбу неподалеку от Санта-Барбары. Я помню, как мать хвасталась рыбиной, которую брат принес ей как-то в подарок. Палтусом. Она очень любила копченого палтуса, вот Нолан и постарался.

– Вы знаете что-нибудь о его взаимоотношениях с женщинами?

– В колледже у него были подружки, а потом – не знаю. Можно мне походить по комнате?

– Конечно.

Хелена поднялась, неуверенно сделала несколько шагов.

– Нолану все давалось без каких-либо усилий. Может, он так и хотел – пройти по жизни, выбирая самые легкие пути. Может, в этом-то и загвоздка. Он просто не был готов к проблемам, которые не умел решить сразу, одним махом.

– Как вы думаете, что это за проблемы?

– Понятия не имею. Так, вспомнила мелочи учебы. Когда я загибалась над задачами по алгебре, он мог танцующей походкой войти в комнату, посмотреть мне через плечо и тут же выдать правильный ответ. В то время ему было лет одиннадцать, если не ошибаюсь, а вот поди ж ты. – Напротив стеллажа с книгами Хелена остановилась. – Когда Рик Силверман назвал мне ваше имя, а затем рассказал о своем друге, у нас зашел разговор о полиции. По мнению Рика, это полувоенная организация. Но Нолану всегда хотелось выделиться из толпы. Что в таком случае привлекло его в столь конформистскую среду?

– Скажем, ему наскучило привлекать к себе внимание.

Она опять уселась.

– Не знаю, вполне вероятно, что меня привело к вам чувство вины за утраченную связь с братом. Но ведь он сам никогда не стремился к сближению.

– Даже если бы вы и были ближе, предотвратить случившееся все равно оказалось бы невозможно.

– Вы хотите сказать, что любая попытка остановить самоубийцу – пустая трата времени?

– Очень важно хотя бы постараться помочь человеку. После этого многим уже никогда не придет в голову мысль испытать судьбу еще раз. Но если принято твердое решение по собственной воле унта из жизни, в конце концов так и произойдет.

– Я не знаю, какое решение принял Нолан. Я вообще его не знаю!

Хелена разразилась рыданиями. Когда они начали стихать, я протянул ей салфетку.

– Ненавижу слезы, – проговорила она, успокаиваясь. – Только не могу сдержаться.

Я промолчал, и после краткой паузы Хелена продолжила:

– Меня можно считать его палачом. После смерти матери юрист, заправлявший родительской недвижимостью, сказал, что каждый из нас должен написать по завещанию. Недвижимость – это слишком громко сказано. Домишко с кучей барахла. Мы с братом отдали его внаем, поделили деньги, а когда после развода я попросила у Нолана разрешения жить там и отсылать половину арендной платы ему, он отказался от денег. Заявил, что не нуждается в них, вообще ни в чем не нуждается. Может, это стало первым предзнаменованием?

Я не успел ответить, как Хелена вновь поднялась:

– Сколько у нас еще времени?

– Двадцать минут.

– Вы не обидитесь, если я уйду раньше?

Машину, коричневый «мустанг», она оставила не доезжая до дома, там, где дорога, широкой змеей спускаясь с Беверли-Глен, делает крутой поворот. В раскаленной утренней дымке плыл освежающий аромат хвои, поднимавшийся от росших в овраге неподалеку сосен.

– Спасибо вам. – Хелена открыла дверцу автомобиля.

– Захотите приехать еще раз?

Она села за руль и опустила боковое стекло. Машина вылизана до блеска и абсолютно пуста, если не считать двух белых медицинских халатов на вешалке у задней дверцы.

– Можно мне связаться с вами чуть позже? Я не помню своего графика дежурств.

Ария «не беспокойтесь, я сам вам позвоню», только исполненная в нарушение всех традиций не врачом, а его пациентом.

– Конечно.

– Еще раз спасибо, доктор Делавэр.

Машина сорвалась с места, а я направился в дом, размышляя над скудной информацией, поступившей в мое распоряжение.

Нолан слишком умен – для полисмена. Но, в конце концов, не один он среди них такой умный. Остальное же: тренированное тело, мужественность, стремление доминировать, интерес к темной стороне жизни – все это отлично вписывается в полицейский стереотип. Несколько лет шатаний, прежде чем осесть на постоянной государственной должности, гарантирующей неплохую пенсию. Отдающие правизной политические взгляды – вот об этом хорошо бы узнать поподробнее.

По словам сестры, одно время в семье имели место довольно серьезные психологические проблемы. Заметим, что брат Хелены среди своих коллег слыл парнем «со странностями».

Подобная оценка могла, по сути, способствовать закреплению чувства отчужденности, выросшего из специфики самой работы.

Сдается, что Нолан всю свою жизнь только тем и занимался, что отчуждал, отгораживал себя от мира.

Поэтому, как бы ни поражена была его родная сестра, ничего удивительного ее информация не содержит.

Равно как и ничего такого, что могло бы пролить хоть какой-то свет на причину, заставившую Нолана сунуть в рот дуло собственного револьвера.

И не похоже, что в ближайшее время мне удастся приблизиться к решению этой загадки. Поспешность, с какой Хелена распрощалась, свидетельствовала: визит ее был первым и последним.

Майло позвонил два дня спустя, в восемь утра.

– Опять мне подсунули висяк, Алекс. Пока я не уверен, что смогу ответить услугой на услугу. Хотя в последнем деле мы заработали с тобой кое-какие очки, может, они нам и зачтутся.

Последним делом было убийство профессора психологии – дамы, забитой ножами в нескольких метрах от ее дома в Вествуде. После нескольких месяцев бесплодных усилий шефы спихнули расследование на Майло – в наказание за то, что в Управлении полиции города Лос-Анджелеса он был единственным детективом, открыто признавшим себя геем. Вдвоем нам удалось раскопать некоторые интересные детали из жизни жертвы, и дело благополучно закрыли.

• Предыдущая
• 3/97
• Следующая