Красотка для подиума - Царева Маша - Страница 10

• Предыдущая
• 10/54
• Следующая

Лизка сделала резкий бросок вперед и обеими руками вцепилась в золотое. Я даже позавидовала такой наглости и прыти – мне бы хоть толику ее бойцовского пыла, тогда, может быть, я не стояла бы безмолвно в уголке и не слушала бы, как другие девушки вяло ссорятся, распределяя между собою платья. Между прочим, это были первые звоночки, первые скандальчики в нашем пока безоблачном восхождении на модельный Олимп. Я чувствовала, что с этого дня все изменится.

Лена несильно шлепнула Лизку по затылку:

– Руки вымой, балда.

– Мне нравится лазоревое, – вдруг громко объявила Николь, – оно к моим глазам подойдет.

Все расступились, пропуская ее к вожделенному наряду. Девушки несмело тявкали друг на друга, но вступать в перепалку с Николь побаивались – чувствовали, что она все же находится в другой весовой категории.

А глаза у нее, к слову сказать, были самые обыкновенные, серые. У меня и то ярче.

– Мне тоже. – Я сделала шаг вперед.

Мой голос звенел от волнения, я сама испугалась собственной смелости.

– Вы можете обе его примерить, – разрешила Лена.

Но когда она взглянула на меня, что-то изменилось в ее лице. Может быть, она всего лишь заметила мою нервозность и просто пожалела дурочку, которая так много значения придает неважным мелочам. А может быть, уже в тот момент она разглядела в моих глазах ту жестокую твердость, которую много лет спустя мне многие будут вменять в вину, желчно шепча за моей спиной: эта, мол, чтобы добиться своего, пойдет по трупам.

Во всяком случае, Лена сказала:

– Но первой пусть его наденет Настя.

И вот через несколько минут, справившись с застежками и многослойными нижними юбками, я увидела-таки в зеркале девушку, о существовании которой раньше и не подозревала. Лазоревое платье волшебным образом превратило мои недостатки в достоинства. Вдруг выяснилось, что я не высоченная, а статная. Не тощая, а хрупкая. Не болезненно-бледная, а с аристократическим цветом лица.

Нет, Насте Николаевой с ее цыплячьими бледными плечиками и затравленным взглядом не светило скалить отбеленные зубы с журнальных обложек. Но вот эта красавица в платье цвета сентябрьского моря вполне могла распуститься и в топ-модель.

И я сказала вслух, обращаясь к своей новой второй половинке, которая пока жила только в зеркальной глубине:

– Я хочу выиграть этот чертов конкурс!

Сзади раздалось насмешливое:

– А больше ты ничего не хочешь?

И мне не надо было оборачиваться, чтобы понять, что это злорадничает Снежная королева.

– Хочу, чтобы тебя срезали на выходе в купальниках, – с приветливой улыбкой сказала я, – это бы меня немного развлекло.

Я стояла к ней спиной, но видела ее в зеркале. И с удовлетворением заметила, как перекосилось ее обычно невозмутимое лицо. Ага, я делаю успехи! Мне удалось поддразнить саму Николь Самыкину, возможно, будущую топ-модель и уж точно жабу ядовитую.

Но и я не лыком шита. Я тоже стану моделью под знаком «топ». Во всяком случае, все шансы у меня есть. Я уже отравилась беспечной болтовней девчонок-моделей, которые сплетничали, подражая Николь, главным образом о перспективе поездки в Париж с последующим покорением оного. Я выглядела ничуть не хуже большинства покорительниц. И на мягкость характера не жаловалась – уже тогда я была уверена, что у меня без труда получится соблюдать режим и диету.

– Тебя это платье толстит, – наконец выдала Николь.

Однако выражение ее лица свидетельствовало о том, что она, напротив, находит меня красивой и сама не верит этому только что сделанному открытию. Я хотела было ответить какой-нибудь меткой хамоватой фразой, но ничего более-менее обидного придумать не смогла. И тогда я просто… улыбнулась. Мы, мол, обе понимаем, что ты заблуждаешься.

И улыбка эта отправила зловредную Николь в нокаут. Помявшись возле меня еще несколько минут, она молча отошла.

Наступила пятница. Некие высшие силы благосклонно решили, что свидание с Данилой все же должно состояться: мои родители, ценившие городской комфорт, были в кои-то веки приглашены на дачу к дальним родственникам отца.

Едва они успели отчалить, как я с боевым кличем ринулась к маминому шкафу. Мама у меня субтильная, так что ее вещи мне впору.

Я выбрала голубое легкое платье в едва заметных белых цветочках. Правда, мамины нарядные босоножки оказались малы, но все же мне удалось, подогнув пальцы, втиснуть в них ноги. Как сказал нам однажды преподаватель дефиле Жорик: «Крашшота требует жертв!»

Я накрасила губы и подвела глаза так, чтобы они казались немного раскосыми, как у мультипликационной кошки.

Короче, когда Данила увидел меня, он даже присвистнул. Еще бы – назначил свидание стеснительно сутулящейся девчонке, а явилась томная (правда, слегка прихрамывающая) девушка.

Выяснилось, что у Данилы есть машина – красный потрепанный «фордик».

– Даже неудобно приглашать такую девушку в эту колымагу, – сказал он, открывая передо мной дверцу.

И мне было приятно, оправдывая определение «такая девушка», загадочно улыбаться и лениво щурить глаза.

– Ну, куда едем? – спросил он, барабаня пальцами по рулю.

– Мы же вроде в боулинг собирались, – напомнила я, – но мне все равно.

– Жарковато для спорта. – Он надавил на газ, и машина плавно тронулась с места. – Может, лучше в кабак?

Я неопределенно пожала плечами.

– Ты какие рестораны предпочитаешь? – допытывался Даня. – Итальянские? Мексиканские? Японские?

Я нервно сглотнула. Шутит он, что ли? Да я вообще ни разу в ресторане не была и вершиной гастрономического рая считала мамину ягодную кулебяку.

– Ясно, – усмехнулся он, – тогда я на свой вкус выберу. Думаю, кондитерская с французскими пирожными подойдет.

Еще несколько дней назад я наивно гордилась твердостью характера и была стопроцентно уверена, что легко выдержу любую, даже самую строгую диету. Но я просто не подозревала о существовании таких пирожных. Откуда мне было знать, что ванильное тесто может само собой неспешно таять на языке и что коньячный крем может быть таким одновременно терпким и сладким – мммм… глаза сами собой блаженно зажмуриваются!

Глядя на то, как неуверенно я выбираю десерт, Данила решительно отобрал у меня меню и попросил официантку принести все имеющиеся в наличии сладости. В итоге на нашем столике оказались пятнадцать пирожных, четыре куска торта и две вазочки с тягучей белой субстанцией, на поверку оказавшейся молочным желе.

Энергично пережевывая пятое по счету пирожное, я вдруг запоздало вспомнила о том, что не далее как вчера твердо решила стать знаменитой манекенщицей. Поделилась опасениями с Данилой. А он, мерзавец, вместо того чтобы заботливо предложить мне лекарство от колик в животе, расхохотался.

– Видела бы ты, как моя Лизка жрет! А ведь тоже в звезды метит…

Я с удовольствием подхватила разговор о Даниной сестре, потому что все прочие нейтральные темы (погода, мода, конкурс моделей, его вечно ломающийся автомобиль, наши общие стремительно исчезающие пирожные) мы обсудили. Обычно я не испытываю сложностей в общении, но тут вдруг с ужасом поняла, что представить не могу, чем бы его заинтересовать. Не рассказывать же ему о школьных подругах – этим я еще больше подчеркну разницу в возрасте.

– Я Лизке не сказала, что встречаюсь с тобой. Наверное, это некрасиво, ведь мы подруги…

– Разве обязательно рассказывать подружкам все? – удивился Данила. – Я, наоборот, даже рад, что она не знает.

– Почему?

– Лизка меня пасет, – объяснил он, – она ревниво относится ко всем моим девушкам.

Эта фраза – «мои девушки» – неприятно резанула слух и заставила меня обиженно нахмуриться. Что же это получается? Меня, некоронованную королеву, будущую единоличную обладательницу пока общего лазоревого платья, низвергли с невидимого пьедестала и смешали с серой толпой, носящей обидно-безличное название «мои девушки»!

– Что значит пасет? Разве она не младшая сестра? Это ты ее пасти должен.

• Предыдущая
• 10/54
• Следующая