Красотка для подиума - Царева Маша - Страница 12
- Предыдущая
- 12/54
- Следующая
Снимков нам не показывали. Лена говорила, что эти фотографии – самая важная часть конкурса. А мы, выходит, даже не знали, на чьей стороне преимущество, кто лучше получается на фото.
Однажды посреди репетиции Лизка вдруг ни с того ни с сего спросила:
– Настя, а правда, что ты с моим братом встречалась?
– А с чего ты взяла? – осторожно поинтересовалась я.
Хотя больше всего на свете мне хотелось поделиться с ней своей маленькой, тщательно припрятанной тоской. После той ночи Данила так и не позвонил. Хотя обещал.
Летели дни, тоска моя разрасталась, как раковая опухоль, дала метастазы и своими мягкими щупальцами проросла в самое сердце.
Ну почему, почему, почему так получилось? С какой стати ему вздумалось обо мне забыть?! Неужели он не понял, что был у меня первым?
В ту ночь я постеснялась акцентировать его внимание на своей невинности. То есть не то чтобы и правда постеснялась… На самом деле мне было бы до замирания сердца приятно прошептать ему в ухо: мол, ты у меня первый. И тогда у той слегка подслащенной дешевым игристым вином ночи был бы совершенно иной колорит. Но я никак не могла дождаться правильного момента, чтобы обрадовать Данилу важной новостью. Я все думала: вот сейчас скажу ему, только дождусь паузы, вот сейчас, сейчас, пусть он только справится наконец с пуговицами моего (то есть маминого) платья, вот только пусть он отвоюет у моей машинально сопротивляющейся руки право на освобождение моего тела от трусов. Сейчас, сейчас. И вдруг выяснилось, что уже поздно. Конечно, я могла сообщить ему об этом и постфактум. Но это уже отдавало какой-то пошлятиной, дешевым психологическим шантажом. Сообщи я ему на десять минут раньше, и у него была бы возможность свести сладко-липкую ночь к исполненной благодарности нежной дружбе.
Но лишение девственности – процесс необратимый. Даниле уже никогда не удалось бы сбросить с себя сомнительно торжественный статус первого.
И я промолчала. Понадеялась, что он и сам все поймет. Достанет же он рано или поздно из багажника одеяло и заметит на нем кровавые пятна. Правда, я вовсе не уверена, что кровь была – доводилось мне слышать истории о страдалицах, чье первое соитие обошлось без этого сентиментального атрибута. И все же я надеялась, что сама отношусь к среднестатистической группе.
Лизка смотрела на меня, подозрительно прищурившись.
– Так было или не было? – допытывалась она.
И, вздохнув, я призналась: было. В конце концов, у Лизы можно выпытать какую-нибудь о нем информацию. Вдруг они меня обсуждали? Я вообще не исключала возможности, что это Даня попросил сестру со мной заговорить.
– Я просто хотела тебя предупредить, – ухмыльнулась она, – Данька тот еще ловелас. Поматросит и бросит.
Я вспомнила, как, накрыв мою ладонь своей, Данила с серьезным лицом пообещал на мне жениться. Но потом с улыбкой добавил, что брачное предложение действительно только в том случае, если я прославлюсь и разбогатею.
– Так что ты, главное, с ним не спи!
– Но мне показалось, что… – Я осеклась.
Сказать или не сказать?
– Или ты уже? – догадалась Лизка.
– Нет! – уверенно соврала я.
Она недоверчиво на меня взглянула.
– Ну ладно… Идем на сцену, там опять репетируют купальники.
В нашем коллективе сформировался даже собственный жаргон. Подиум мы по-свойски называли «языком» – этому научил нас преподаватель дефиле Жорик. А вместо «выход в купальниках» или «выход в вечерних платьях» говорили сокращенно – «купальники», «платья»…
Я уныло поплелась за Лизой на импровизированный подиум. Настроение мое было ниже ноля.
До конкурса оставалось два дня.
Данила так и не позвонил.
Непривычными туфлями на шпильке (которые также раздала нам Лена) я в кровь стерла ноги. Настроение было ужасным, и потому я казалась себе уродиной. Аппетит пропал, и мое лицо немного осунулось. Запали глаза, жестче обозначились скулы, так что в целом у меня был не богемный модельный, а болезненный чахоточный вид. Меня раздражала каждая мелочь – и демонстративная родительская холодность, и напускное веселье так называемых подруг.
Мама сделала первый шаг к примирению – подарила мне рассыпчатую пудру с блестками. Отец был категорически против. Но мама, поразмыслив о моем возможном будущем, проанализировав все вероятные варианты, решила, что не стоит упускать то, что само плывет в руки. Вряд ли ее непутевая дочь, то бишь я, что-нибудь потеряет, если потратит пару лет на модельную карьеру. Если что-то не сложится, образование можно будет продолжить и в семнадцать лет. Для девочки это совсем не катастрофа. А вот свежесть юности уходит быстро, и надо пользоваться моментом, чтобы попытаться ее задорого продать.
Про себя я решила, что это предприимчивая Лена Штиль промыла ей мозги.
В нашей квартире наконец воцарился мир.
Блестящая пудра, которая сыграла роль трубки мира, была упакована в дорогую хрустальную коробочку. Пуховка была похожа на спрессованные клочья розовой ваты. Никогда раньше у меня не было столь изящной вещицы, поэтому я сразу решила, что эта пудреница станет моим талисманом в новой, взрослой и красивой жизни.
Иногда посреди репетиции я уединялась в гримерной под невинным предлогом припудривания носа. Я садилась на корточки, прижималась спиной к прохладной стене, подносила пуховку к лицу и, блаженно зажмурившись, вдыхала ее смутно-сладкий аромат. Потом торопливо пробегала пуховкой по щекам и носу, и мягкие ватные прикосновения казались мне нежнее самого сладкого поцелуя.
Однажды за этим занятием меня застала Лизка.
– Ты чего? – насмешливо приподняла она бежевую бровь.
В последнее время Лиза не без помощи гримеров, стилистов и агрессивного влияния других красавиц изменилась. В ее пятнадцатилетнем смазливом лице появилась некая резкость, пронзительная взрослость, и это ей очень шло. Раньше она была просто мягкой славянской красавицей, теперь же ее красота стала яркой, бесспорной, очевидной и, пожалуй, даже хищной.
В последние дни мы вообще присматривались друг к другу пристальнее, чем обычно. Раньше мы воспринимали других девчонок как «подиумных товарок», с которыми можно было покурить в небольших перерывах, посплетничать и с умным видом обсудить модные тенденции, в которых мы, положа руку на сердце, мало что понимали. Но по мере приближения заветного конкурсного дня каждая подружка становилась конкуренткой.
Я пыталась смотреть на Лизавету как на подругу, но неизменно видела перед собой соперницу. Не могу сказать, чтобы это чувство было приятным.
– Да вот, припудриваюсь, – смущенно ответила я, – мне мама пудру новую подарила, все не могу налюбоваться.
– У тебя такой вид, как будто ты мастурбируешь, – с ядовитым смешком сказала Лиза.
– Да брось. – Я торопливо захлопнула пудреницу и запихнула ее в сумку, тем самым меняя тему. – А ты почему не репетируешь?
– Тебя ищу, – Лиза присела рядом со мной прямо на пол, – поговорить надо. Об одном человеке.
– О чем? – обрадовалась я.
Конечно, она хочет поговорить со мной о Даниле, иначе с чего бы ей так загадочно понижать голос! О ком же еще! Он наконец осознал, какую чудовищную ошибку совершил, ответив на мою доверчивую страсть затяжным молчанием. Но прежде чем исправить положение, решил, что называется, прощупать почву с помощью младшей сестры.
Но рано я радовалась.
– Знаешь, чего сука Николь задумала? – прошептала Лиза.
– Чего? – разочарованно спросила я. Чужие козни меня мало интересовали. На фоне собственных неприятностей хитрые действия Снежной королевы казались просто пустяком.
– Вот и я не знаю, – вздохнула Лизавета, – но тебя она ненавидит, это факт.
– Она всех ненавидит, – хмыкнула я, – такой уж характер у человека.
– Может быть, – серьезно согласилась Лиза, – но тебя больше всех. И она против тебя всех настраивает.
– Да кто ее будет слушать! – махнула рукой я.
– Эта змея умеет прикидываться. Сегодня утром ты опоздала, а вот она пришла вовремя. Собрала вокруг себя девчонок и давай их науськивать! Сначала она говорила, что ты блатная и успела оприходовать каждого члена жюри…
- Предыдущая
- 12/54
- Следующая