Красотка для подиума - Царева Маша - Страница 44
- Предыдущая
- 44/54
- Следующая
В шестнадцать лет любая модель выглядит многообещающе хорошенькой. Блеск юности ненавязчиво обманет самого строгого критика. Она может быть хорошенькой и простой, как девчонка из дома напротив, и эта банальность сойдет ей с рук. Но красота двадцатилетней манекенщицы должна быть особенной. Отточенной, полной изюма, неоспоримой. К двадцати годам в модельном бизнесе выживают и преуспевают только обладательницы такой вот оригинальной внешности.
И вот я смотрела в увеличительное зеркало на свое лицо и грустно констатировала, что юность прошла. Черт с ней, с генетикой, скорее всего, виною тому мой образ жизни. Ночные гулянки, нервозность, наркотики. Попробуйте жить на всю катушку и сохранить при этом ангельский цвет лица – ничего у вас не получится. Я посещала лучших косметологов, я пользовалась дорогими кислородными кремами, но все равно пришла к неутешительному выводу, что юность не законсервируешь.
Меня называют красавицей. Мне вслед оборачиваются встречные прохожие, а женщины в моем присутствии презрительно поджимают губы и принимаются с независимым видом рассуждать о том, что в модельном бизнесе – одни идиотки.
Я красавица, но особенная ли я?
В моем лице нет ничего лишнего – правильные строгие линии, классические пропорции, высокий чистый лоб, четкая линия губ. Моя красота спокойная и ровная, но ослепительной ее не назовешь. Она не бьет под дых, лишая способности думать.
– Ты права, – сказала я в тот день Лизке, – я давно об этом подумала и вот что решила. Я сделаю пластическую операцию.
Легко принять кардинальное решение. Сложно начать медленное поступательное движение в его направлении. Выбрать подходящую клинику, например. Это самое главное. Лицо ведь – не платье, в случае неудачи его не так-то просто будет перекроить.
И я приступила к осторожному сбору информации.
Первым делом я решила опросить всех знакомых женщин. Тактику эту беспроигрышной не назовешь. Я могла только догадываться, что многие из столичных красоток, разменявших третий и четвертый десятки, ложились под скальпель. Но проверить это наверняка не представлялось возможным. Сами рисковые особы, как известно, не любят распространяться о том, что взяли на себя смелость немного подкорректировать природу.
Лизка вызвалась мне помогать, за что я была ей благодарна. Конечно, деликатные расспросы – не ее амплуа, зато у моей загульной подружки было много знакомых, которым она могла «в лоб» задать интересующий меня вопрос.
– Любавина оперировалась, – с авторитетным видом говорила Лиза, называя фамилию одной из известных актрис, – и Шемякина, жена того банкира, с которым я… – Она закашлялась. – Так, кто у нас еще есть?
– Может, старые фотографии посмотрим? – предложила я. – Вдруг кто-нибудь придет на ум?
– Дохлый номер, – зевнула она, – знаешь, я ведь уже кое с кем поговорила. Никто не спешит порадовать тебя телефончиком своего доктора. Боятся огласки, такая реклама у нас престижной не считается.
– Знаешь, а во Франции к этому относятся по-другому. Они считают, что сходить к хирургу – это все равно что сходить к стоматологу. Ничего стыдного в этом нет. Ты бы мне дала телефон своего стоматолога?
– Ну!
– Вот видишь, – вздохнула я, – видимо, в ближайшие несколько недель мне только и придется что обедать с подружками. И пытаться что-нибудь у них разузнать.
– Смотри только, чтобы во время этих обедов твоя диета не полетела ко всем чертям, – усмехнулась Лизка, – а то никакая пластика не поможет!
Юлия Воронина. Тридцать два года, красива, дважды разведена, одинока. В прошлом – манекенщица, сейчас – хозяйка небольшого модельного агентства, специализирующегося на оказании эскорт-услуг. Не процветает, но и не бедствует. Два раза в год отдыхает на море, Рождество привыкла встречать в одной из европейских столиц, в начале каждого сезона обновляет гардероб в Италии.
Та еще штучка. Волосы длинные, светлые, явно наращенные. Губы подозрительно пухлые, лицо слишком свежее для особы с ее репутацией.
Она-то мне и нужна.
Я познакомилась с Ворониной года два назад. Она сама подошла ко мне в каком-то клубе и предложила перейти к ней в агентство. Я вежливо отказалась, она нисколько не обиделась. С тех пор мы иногда перезванивались и пару раз вместе ужинали – от скуки.
Когда я пригласила ее вместе сходить в салон красоты, Воронина как будто даже обрадовалась. Я и не ожидала, что ее реакция будет такой бурной.
– Настена, сколько лет, сколько зим! – воскликнула она. Ее голос был тонким и нежным. – Ты как раз кстати. Я в депрессии.
– Может, расслабимся? – мягко предложила я. – Мне одной наводить красоту скучно. Заодно и посплетничаем.
– Идет, – весело согласилась Юлия, – я как раз рассталась с одним хреном. Потом расскажу. Надо бы почистить перышки перед новыми отношениями.
И вот спустя два дня после этого телефонного разговора мы лежали на соседних кушетках в массажном кабинете дорогого салона красоты. Моя процедура называлась «ароматический точечный массаж» и заключалась в том, что молчаливый юноша явно нетрадиционной сексуальной ориентации обмакивал руки в склянки с вязкими пахучими маслами, а потом тыкал липкими пальцами в мое тело, иногда выбирая самые неожиданные места. Например подмышки – я чуть под потолок не взлетела, когда он довольно резко ткнул в них указательными пальцами, мягко прокомментировав: «Я использую масло сандалового дерева». И это еще называется «расслабляющая процедура».
Юле же пришлось страдать побольше моего – с ее тридцатилетними бедрами сотрудники салона красоты не деликатничали. Сначала нижнюю часть ее тела обмазали какой-то вязкой массой, пахнущей так, что мне пришлось дышать широко раскрытым ртом, чтобы подавить рвотные позывы. Время от времени Воронина восклицала: «Ой, щиплет!» – но мрачная массажистка, похожая на стервозную учительницу физкультуры, не обращала на ее кокетливые повизгивания никакого внимания. Потом ее завернули в несколько толстых шерстяных одеял и на некоторое время оставили в покое. Зато после этого массажистка занялась ногами Юли – она месила ее несуществующий жирок, как сдобное тесто, сильными пальцами щипала и оттягивала кожу, чтобы предотвратить образование целлюлита. А несчастная жертва Юля при всем этом умудрялась поддерживать спокойный вдумчивый разговор. Хотя я на ее месте выла бы от боли.
Когда я восхитилась ее героизмом, Воронина лишь снисходительно улыбнулась.
– Я с детства к этому привыкла, – сказала она, – знаешь, мой отец ведь американец. Мое детство прошло в Калифорнии. А там очень популярны конкурсы красоты среди маленьких девочек. Так вот, мама таскала меня по этим конкурсам с четырех лет. Мне, маленькой, выщипывали брови, красили волосы.
– Жестоко. Моя мама всего лишь заставляла меня учиться, это и казалось экзекуцией.
– В двенадцать лет мне впервые обработали эпилятором руки. Я так рыдала – скорее от обиды, а не от боли, – Юля улыбнулась воспоминаниям. – Но в Калифорнии такие вещи считаются нормальными.
– В чем-то я тебе завидую, – я вздохнула и поморщилась, потому что ароматерапевт ощутимо ткнул меня пальцем в бок, – а мне лишний раз лень сходить на маникюр. Я уже шесть лет работаю моделью и все равно покупаю иногда мороженое и булочки.
– Когда мне было шесть лет, мама объяснила мне, что такое диета. Причем меня не заставляли, нет. Она так все повернула, что мне самой хотелось запивать тушеные овощи соком сельдерея. А шоколадок я до сих пор боюсь. Мама однажды показала мне девочку, у которой все лицо было разворочено маленькими язвочками. Не знаю уж, что это было на самом деле, но мама сказала, что все от шоколада. Я поверила…
«А на самом деле этой бедной маленькой девочке подружка подсыпала в пудреницу стекло», – усмехнулась я, но озвучивать мысль не стала. Не люблю делиться этой историей с посторонними.
И потом, я встретилась с Ворониной не для того, чтобы выслушивать ее сочувственные вздохи. Нет, у меня есть конкретная цель.
- Предыдущая
- 44/54
- Следующая
