Знак Вишну - Черкашин Николай Андреевич - Страница 35
- Предыдущая
- 35/58
- Следующая
Экипаж «Архелона» перебывал на «Иберии» в два потока. Лишь Рейфлинт и Бар-Маттай провели время в своих каютах. Обе смены переправили с лайнера все, что только могло войти в шлюпки и пролезть в люки: ковры, ящики с винами, кадки с пальмами и даже автомат для мороженого. Рейфлинт вызвал к себе старпома.
— Рооп, придется сделать еще один рейс. Я хочу, чтобы вывезли судовую библиотеку.
Шесть ящиков с книгами забили спальню Рейфлинта до подволока.
...Подводная лодка отошла на дистанцию торпедного залпа и, развернувшись к «Иберии» носом, тихо вздрогнула. Стальная сигара неслась почти поверху. Проломив белый борт, торпеда всадила в топливную цистерну стокилограммовый заряд тринитротолуола. Взрыв выбросил лайнер из воды по нижнюю марку ватерлинии и разломил пополам.
Убедившись, что на поверхности не осталось ни людей, ни обломков, «Архелон» погрузился туда, куда только что ушли останки «Иберии»... Так началась новая жизнь отверженной субмарины.
Сообщения о гибели «Архелона» и таинственном исчезновении «Иберии» вышли в газетах почти одновременно. Если как и связывали два этих факта, то только фразой: «Опять эти проклятые Бермуды!» Обе катастрофы произошли вблизи границ Бермудского треугольника.
— Не такой уж он проклятый, — заметил морской министр начальнику генерального штаба. — Теперь по меньшей мере приутихнет пресса и прекратятся эти запросы в парламент.
— Да, все решилось как нельзя лучше, — согласился адмирал. — «Архелон» сделал свое дело, «Архелон» может... Кхм!
— Два года боевого дежурства — это беспрецедентно. Честно говоря, я не думал, что они продержатся так долго...
— Господин министр, я полагаю, что коммодор Рейфлинт достоин ордена «Рыцарь океана» первой степени.
— Несомненно.
А для «погибшей» субмарины наступила пора благоденствия. Кубрики были убраны с дворцовой роскошью; отсеки ломились от изобилия фруктов, вин, изысканных закусок. В офицерской кают-компании играл всемирно известный скрипач, захваченный на одном из трансатлантических теплоходов.
Бар-Маттай настоял, чтобы пленник жил у него, и таким образом в его затворничество вошла музыка.
Командир по-прежнему не появлялся на захваченных судах. То немногое, что составляло его долю добычи, были в основном книги. Он читал ночами напролет, препоручив все корабельные дела старшему помощнику.
Рооп был доволен. Команда заметно подтянулась. И хотя в кормовых отсеках его еще посылали иногда к черту, но вахты неслись исправно, особенно перед атакой очередной жертвы. Единственный, кто по-настоящему отравлял ему жизнь, так это Бахтияр. На захваченных теплоходах стюард шарил по судовым аптекам, добывал морфий и другие наркотики. Его каюта превратилась в подпольный «приют радости». Человек шесть наркоманов ходили за ним по пятам и были готовы выполнить любое желание стюарда. В отсеках поговаривали о нем как о втором командире «Архелона». Рооп хмурился и с некоторых пор стал носить пистолет в потайном кармане.
Каждое утро О'Грегори с замиранием сердца разглядывал свое тело. И каждое утро тихо ликовал: судьба хранила избранника — ни одного бронзового пятнышка, ни одного седого волоска.
— Везет вам, док, — вздохнул Бахтияр, по-свойски примостившийся на краешке стола медицинского блока. Он вертел в пальцах песочные часы. — Неужели от этой дряни нет никакого средства?
— Возможно, есть, — откликнулся О'Грегори.
Стюард взвыл:
— Чтоб он провалился, этот чертов гроб, и никогда не всплыл!
— Но без нас! Провалился без нас... — тихо уточнил О'Грегори.
Бахтияр встрепенулся, сжал пальцы так, что склянка часов хрупнула, просыпался песок. О'Грегори вздохнул:
— Будь мы все поумнее, давно бы затопили эту консервную банку, нашли бы подходящий островок... Солнце, фрукты... Уверен, наши дела пошли бы на лад!
— Да, — вплотную приблизился Бахтияр, — это лучше, чем гнить заживо. Если бы не кэп...
— Все диктаторы кончали одинаково...
— Но есть еще, — понял намек Бахтияр, — вся эта офицерская сволочь... не в обиду вам, док! Оружие выдается лишь в группу захвата... А в ней одни офицеры.
— Есть хороший способ... — замялся О'Грегори, — но он требует надежных людей.
— На верное дело люди найдутся.
Оба замолчали, поглядев друг на друга так, будто встретились впервые.
Поздней осенней ночью «Архелон» пересек на глубине двухсот метров подводный желоб Романш, соединяющий обширную Бразильскую котловину с котловиной Сьерра-Леоне. Черное дирижаблевидное тело плавно пронесло свои куцые крылья над пропастью бездонного разлома океанского ложа, над пиками подводных хребтов, в водной толще которых не вращались винты ни одной субмарины. В вечной тьме глубин вздымались горные замки, слепленные друг с другом игрой первородного хаоса. Никем не виданные, они простирались на сотни миль, подпирая океан зубцами своих диких башен, кровель, пирамид, столпов... Горная готика этого инопланетного мира была столь же девственна, сколь и марсианские цирки, если не считать бутылок и пивных жестянок, нефтяных бочек и прочего хлама, сброшенного с судов и рассеянного по подводным плато, каньонам, седловинам, ущельям...
Справа по борту проплывала вершина подводной горы Мак-хилл, которой не хватило лишь ста метров, чтобы стать островом. На каменистом пятачке Мак-хилла стояла металлическая тренога с яйцевидной стальной капсулой — гидрофон системы подводного прослушивания № 144. Это творение человеческих рук походило на спускаемый аппарат, угнездившийся на чужепланетных скалах. Правда, и тренога, и капсула акустического приемника так густо обросли губками и кораллами, что напоминали древний сосуд, оставшийся от затонувшей цивилизации. Морские звезды «терновый венец» вели у подножия гидрофона свою вековечную войну с мидиями и гребешками.
Толстые наросты «морских желудей» не помешали «подводному уху» уловить свиристенье лодочных винтов. Под обманчиво безжизненным черепом капсулы бесшумно сработала электронная автоматика...
Вахтенный оператор береговой гидроакустической станции «Сан-Педро» лениво подпиливал острые косточки маслин. Он глотал их для пользы пищеварения, ибо был уверен, что маслинные косточки рассасываются в желудке, как пилюли.
На пульте сигнализации уныло тлели синие огоньки молчащих гидрофонов.
В соседней комнате сидел репортер телевизионной компании «Телеандр» Дэвид Эпфель и просматривал то, что ему удалось записать сегодня на видеомагнитофон. Эпфель вглядывался в экран, кривил губы. Он был недоволен материалом. Он вел на «Телеандре» военно-морскую хронику и вот уже целый год безуспешно пытался преподнести зрителям «гвоздь сезона», подобный «Архелону». Сорокалетний и до недавнего времени малозаметный репортер сделал себе имя на «Архелоне» в тот день, когда пощелкал перед микрофоном кнопкой на рукоятке пуска ракет. Это он первый принес на «Телеандр» сенсацию: на борту стратегического атомохода — «суперлепра-ХХ». Это он вел встречи в эфире узников подводного лепрозория с их родственниками. Это он интервьюировал «врача-гуманиста» О'Грегори, бесстрашно отправившегося в подводный аид.
С тех пор как Дэвид Эпфель прочитал телезрителям последнюю радиограмму с «Архелона», интерес миллионов к несчастной субмарине постепенно пропали соответственно уменьшились гонорары «флагманского репортера флота», как любил называть себя Эпфель.
Из аппаратного бокса его позвал вахтенный оператор. На светокарте срединной части Атлантики мигал индикатор гидрофона № 144.
— Кажется, вам повезло! — усмехнулся офицер. — В кои-то веки в нашем районе неопознанный гидросферный объект. Скорее всего иностранная подводная лодка.
— Русская?! — У Эпфеля перехватило дыхание.
— Во всяком случае, наших здесь нет... Поторопитесь! Экипаж самолета — бортовой номер дюжина — занимает свои места.
- Предыдущая
- 35/58
- Следующая
