Завещание поручика Зайончковского - Чудакова Мариэтта Омаровна - Страница 16

• Предыдущая
• 16/59
• Следующая

Их тоже страшно пытали, требуя признания в том, что все они – шпионы. А потом всех расстреляли.

И через несколько лет, когда Гитлер на нас напал, оказалось, что армией-то руководить некому – старший командный состав или расстрелян, или в концлагерях сидит. Только не в фашистских, а в своих.

…Уже потом, когда Степа всем этим по-настоящему заинтересовался, он узнал, что, например, будущего прославившегося в войну маршала Рокоссовского три года держали в известной петербургской тюрьме «Кресты». Выпустили только в 1940 году, с выбитыми передними зубами. Через год началась война, и он стал одним из главных военачальников. Степкин прадед в его армии воевал.

А когда его еще только арестовали, директор школы, где училась его дочка, пришла в класс и сказала: «Дети, я хочу, чтобы вы все знали, что среди вас находится дочь врага народа. Ада (ее звали Ариадна), встань, чтобы все могли тебя видеть». Степа прямо ненавидел эту директрису. Он бы сумел ей сказать такое, что она потом бы долго кашляла!..

После войны этот самый прославленный маршал-победитель никогда не расставался с револьвером. Когда дочка спросила его – почему? – он ответил: «Если за мной снова придут, живым не дамся». Так не понравилось, значит, маршалу в родной советской тюрьме, где зубы выбивают.

Бабушка рассказывала, что в том году, 1956-м, в университете все бурлило. Студенты только об этом и говорили – об арестах, пытках, расстрелах и лагерях.

Советская власть, например, очень любила объяснять, что «раскулачивание» было необходимо. Потому что «кулаки», мол, такие жадные – прятали «излишки» хлеба, не хотели почему-то отдавать его советской власти задарма – хотели продать и детям своим что-нибудь купить… За это у зажиточных крестьян отбирали дом и все, что в нем было нажито. Так объясняли в то время, когда бабушка и ее ровесники в школе учились.

А Степкин учитель истории – очень, между прочим, хороший – уже совсем по-другому рассказывал. Он читал им, например, такое постановление – «О проведении массовой высылки раскулаченных». Учитель читал вслух, а Степка записал в тетрадку. Там так было сказано:

«В целях полной очистки от кулаков с мая по сентябрь 1931 года намечено провести массовую операцию по кулачеству с высылкой в отдаленные местности Союза со всех областей…». Выселяли нарочно только в «труднодоступные необжитые территории», то есть на болота, в тайгу. Отправляли с малыми детьми и стариками. Семьи тогда были многодетные – получилось высланных больше миллиона. Они умирали и по дороге, и в наскоро выкопанных землянках – в суровую сибирскую зиму. Очень много умерло. И зачем таких крепких, работящих крестьян погубили – Степка так и не понял. Тем более те, кто выселяли, были не лучше их, а хуже. «Раскулачивание» больше было похоже на грабеж – члены сельсовета забирали себе все вещи, даже срывали с веревок сырое белье. Варенье, сметану, масло – часть съедали на месте, часть забирали с собой: это все в документах было описано, когда некоторые честные коммунисты писали своему партийному начальству о том, что делается. Снимали даже с пальцев у женщин обручальные кольца. Одна семья не хотела выходить с детьми из своего дома на мороз. Так секретарь их местной коммунистической организации взял годовалого ребенка, вынес из дома и положил в снег – чтобы родители за ним выбежали. Так всю семью и выставил на холод. А если кто из соседей впустит обогреться – тех тоже «раскулачивали»… Степке потом как-то попалась книжка поэта Твардовского, в ней поэма была – «Страна Муравия». И там про это такие стихи:

Бабушка вспоминала:

– И вот мы узнали, что многие в этом живодерстве тогда участвовали. А потом сами оказались расстреляны. Вроде получалось – попали в ту мясорубку, которую сами же и запустили. И мы уже не понимали, кто прав, кто нет…

Да, тут сильно все запутывалось. Но Степка пришел к такому твердому убеждению – вообще никого не надо выгонять из его дома, мучить, пытать в подвалах и убивать. Тут у них с бабушкой было единое мнение.

Бабушка говорила – она тогда думала, что после всего, что услышала за три часа, ее уже вообще ничем нельзя поразить. Оказалось, что можно – когда прошел, летом примерно 1956 года, слух про шведа, имя которого раньше у нас никто не знал, – Рауля Валленберга.

Оказывается, когда наша армия в начале 1945 года вошла в Европу, этого замечательного молодого шведа арестовали сотрудники страшного советского СМЕРШа. Это такие были особые части во время Великой Отечественной войны;

расшифровывалось как «Смерть шпионам!», но арестовывали-то они по большей части совсем даже не шпионов, а простых солдат и офицеров, на которых кто-нибудь донес. Передал в СМЕРШ, что этот офицер сказал, например, что у немцев техника лучше. И все – минимум десять лет лагерей.

Но швед-то Валленберг вообще не был советским подданным! И ни в каких советских делах замешан не был – ни в революции, ни в раскулачивании… Ничего плохого вообще не совершал – делал одно только самое хорошее, вроде как врачи «Скорой помощи»: спасал людей от смерти. Вообще все очень запутывалось. Ведь его арестовали в дни побед советской армии над Гитлером. Оказывается, под флагом нашей так тяжело нам доставшейся великой Победы творились ужасные дела. Это было очень обидно, но всегда надо знать правду.

В общем, после ареста следы Валленберга затерялись. Разные люди, выпущенные в 1956 году из сталинских лагерей и тюрем, вспоминали, что видели в разных камерах очень грустного, убитого горем молодого шведа… А Швеция сто раз, наверно, обращалась к советским властям – и при Сталине, и после него – с вопросами о его судьбе… Но кремлевская власть отвечала всегда одно – знать не знаем и ведать не ведаем.

Тут, вспоминала бабушка Степки, неожиданно им, студентам, стало ясно, что за молчанием о гибели этого человека, спасшего десятки тысяч евреев, стояла еще одна большая ложь советской власти.

Потому что в СССР никогда не говорилось публично, устно или печатно, о массовом уничтожении гитлеровцами евреев. Сначала такое было распоряжение Сталина, а потом продолжалось и без него. Говорилось только и исключительно об уничтожении вообще «советских людей». Степка не мог этого понять. Что, Гитлера, что ли, жалели?..

В общем, Степка решил собирать все-все про этого человека – Валленберга. Он, во-первых, хотел понять, как получаются такие люди. А во-вторых – очень надеялся что-то выяснить про его таинственную и мрачную судьбу.

А Степа был человек очень целеустремленный. Это значит, он не только ставил перед собой цель, а еще и сразу же начинал к ней изо всех сил стремиться. Поэтому он скоро уже очень неплохо знал биографию Валленберга и поднакопил кое-какие материалы.

Он сначала помещал их в красивые альбомчики. Любил все там размещать, еще и разрисовывать вокруг. Но потом вдруг понял, что все надо делать по-другому – как в музеях. И стал аккуратно развешивать фотографии и копии разных документов в рамочках собственного изготовления на стене.

А на двери своей комнаты повесил небольшую вывеску. Как уже говорилось, на деревянной дощечке он красиво выжег:

И это был, конечно, один такой музей на всю Сибирь. А может быть – Степка точно не знал – и на всю Россию.

Но ребята в селе не больно-то интересовались Степиным музеем. Только один посмотрел на стену минут пять и сказал: «Здоровско!» А другой: «Ну ты даешь!»

Друзья забегaли к нему и, увидев Степу за работой, говорили обычно:

• Предыдущая
• 16/59
• Следующая