Список Шиндлера - Кенэлли Томас - Страница 32

• Предыдущая
• 32/107
• Следующая

- Шиндлеру? - переспросил офицер. В первый раз он внимательно посмотрел на Оскара. Внешний вид посетителя говорил, что тот достаточно уважаемая личность, на лацкане у него подобающий значок и генерал был членом его семьи.

- И не сомневаюсь, что могу гарантировать вам, герр унтерштурмфюрер, - с угрожающей вежливостью пробурчал Шиндлер, - еще до конца недели вы будете на русском фронте.

Под предводительством эсэсовского унтера Шиндлер и офицер бок о бок двинулись вдоль шеренг заключенных и рядов уже загруженных теплушек. Локомотив исходил паром, и машинист, дожидаясь сигнала к отправлению, высунулся из кабины, вглядываясь в лежащие перед ним пути. Офицер крикнул попавшемуся на платформе железнодорожнику, чтобы задержались с отправлением. Наконец они добрались до одной из последних теплушек. В ней находилась дюжина рабочих, среди которых оказался и Банкер; их погрузили всех вместе, словно они представляли цельную команду. Дверь откатили в сторону и они выпрыгнули наружу - Банкер и Франкель из конторы, Рейх, Лейзер и другие с производства. Они были сдержанны и молчаливы, стараясь, чтобы никто не заметил их счастья - путешествие им больше не грозит. Оставшиеся внутри весело загалдели, как бы радуясь, что на время пути им достанется больше места, пока офицер, подчеркнуто нажимая карандашом, одного за другим вычеркивал рабочих «Эмалии», а затем попросил Оскара расписаться в нижней части каждого из листов.

Когда Оскар, поблагодарив офицера, двинулся со своими рабочими на выход, тот попридержал его за рукав.

- Видите ли, - сказал эсэсовец, - нам это безразлично и вы должны нас понимать. Нас не волнует, будет ли эта дюжина или другая.

Офицер, который встретил Оскара в мрачном настроении, теперь казался спокойным, словно бы наконец нашел смысл в этой ситуации. Вы считаете, что ваши тринадцать жестянщиков так важны? Так мы заменим их тринадцатью другими жестянщиками, и можете цацкаться со своими сантиментами.

- Небольшая неточность в списках, вот и все, - объяснил офицер.

Маленький толстенький Банкер признал, что вся их группа спустя рукава отнеслась к необходимости поставить Blauschein в помещении старого польского Сберегательного Банка. Шиндлер, внезапно вспылив, приказал немедленно получить их. Отрывистая грубоватость его слов объяснялась тревогой и испугом, которые он испытал при виде этих толп на станции; лишившись надежд получить синюю печать, люди ждали появления нового обманчивого символа их жизни - теплушек, в которых они, влекомые могучим локомотивом, исчезнут из поля зрения. Теперь, говорили им теплушки, вы все - не что иное, как рабочий скот.

По лицам своих рабочих Оскар мог догадаться о страданиях, которые они испытывают в гетто. Они жили в постоянном напряжении, не имея возможности ни уединиться, ни собраться в общем кругу отпраздновать семейное торжество. Многие искали убежища и какого-то успокоения в том, чтобы подозревать всех и вся - от людей в том же помещении до еврейских полицейских на улице. Но ныне даже самые здравомыслящие не знали, на кого можно положиться, кому довериться. «Каждый обитатель сего дома, - написал молодой литератор Иосиф Бау о пребывании в гетто - обладал своим собственным миром, полным тайн и загадок». Дети внезапно замолкали, заслышав скрип лестничных ступенек. Взрослые, пробуждаясь от ночных кошмаров, в которых являлись они себе обездоленными и изгнанными, обнаруживали себя наяву обездоленными и изгнанными в переполненных комнатах на Подгоже. Вереница ночных видений, преисполненных страхов, находила продолжение в страхах и ужасах дня. Зловещие слухи непрестанно преследовали их в домах, на улицах, на работе. Спира уже составил очередной список, который был вдвое или втрое длиннее предыдущего. Всех детей отправят в Тарнув, где их расстреляют, или в Штутгоф, где их утопят, или в Бреслау, где над ними проведут операцию промывки мозгов, с корнем вырвав всякие воспоминания о своем происхождении. У вас есть старики-родители? Всех старше пятидесяти лет отправят в Величку на соляные копи. Работать? Нет. Их загонят в отработанные штольни и замуруют там.

Все эти слухи, большая часть которых доходила и до Оскара, базировались на инстинктивном человеческом стремлении избежать зла, назвать его, остановить руку судьбы, дав понять, что вы знаете о ней. Но в этот июнь самые страшные видения и слухи стали обретать конкретные формы и самые непредставимые ужасы начали становиться действительностью.

К югу от гетто, за улицей Рекавка, высились холмистые парковые посадки. Они были полны тишины и уединения, подобно средневековым полотнам, особенно, когда с возвышенности предоставлялась возможность заглянуть за стенку гетто с южной стороны. Во время прогулки верхом по гребню холмов, одна за другой, как на карте, открывались улочки гетто и, минуя их, можно было рассматривать все, что происходило внизу.

Шиндлер пользовался этой возможностью, когда с наступлением весны совершал тут верховые прогулки в компании Ингрид. Потрясенный зрелищем железнодорожной станции, он решил развеяться в седле. На следующее утро после спасения Банкера, он взял лошадей из конюшни в Парке Беднарского. Для прогулки верхом было подобрано безупречное одеяние, для него и для Ингрид, - длинные облегающие амазонки, подшитые кожей верховые брюки и блестящие сапожки. Двое безукоризненных светловолосых Sudeten с высоты могли смотреть на растревоженный муравейник гетто.

Миновав лужайку, они коротким галопом пересекли открытую лужайку. Покачиваясь в седлах, всадники видели теперь всю Вегерскую как на ладони, на углу которой рядом с больницей стояли толпы людей, а группы эсэсовцев в сопровождении рычащих псов, врывались в дома, выгоняя на улицы обитавшие там семьи, которые, несмотря на жару, старались прихватить с собой теплые вещи, предчувствуя, что им нескоро придется вернуться к себе, если вообще придется. Натянув поводья, Оскар и Ингрид остановили коней под тенистыми кронами деревьев. Присмотревшись к открывшейся картине, они стали замечать логику действий. На пару с эсэсовцами трудились и еврейские полицейские, вооруженные дубинками. Некоторые из них проявляли неподдельный энтузиазм, ибо за несколько минут наблюдений с вершины холма, Оскар успел заметить трех упиравшихся женщин, которых они били дубинками по спине. В нем было вспыхнуло наивное возмущение: СС использует евреев, чтобы бить других евреев. Тем не менее, в течение дня стало ясно, что кое-кто из службы порядка пускает в ход дубинки, надеясь спастись от худшей участи. Во всяком случае, служба порядка теперь должна была подчиняться новым правилам: если ты замешкаешься, выгоняя чью-то семью на улицу, такая же судьба постигнет твою собственную.

Шиндлер также заметил, что на Вегерской постоянно формируются две шеренги. Одна стояла неподвижно, а участников другой, по мере того, как их набиралось определенное количество, группами перегоняли за угол Жозефинской, где они и исчезали из виду. Нетрудно было понять, почему их собирают и куда уводят, ибо Шиндлер и Ингрид, стоя в окружении сосен, что росли над гетто, были на расстоянии всего двух или трех кварталов от того места, где разворачивалось Aktion.

После того, как семьи были выкинуты из квартир, их силой, не обращая внимания на просьбы и мольбы, разделяли и выстраивали в две линии. Совершеннолетние девушки, у которых все документы были в порядке, примыкали к стоящей неподвижно шеренге, откуда они перекрикивались со своими матерями, оказавшимися в другой линии. Рабочие ночных смен, мрачные и опухшие из-за прерванного сна, попадали в одну шеренгу, а их жены и дети - в другую. Посредине улицы какой-то молодой мужчина спорил с полицейским из службы порядка.

- Да плевать мне на Blauschein!- говорил он. Я хочу быть вместе с Эвой и ребенком.

Вмешался вооруженный эсэсовец. В беспорядочной массе Ghettomenschen это существо в свежей летней форме особенно выделялось своей сытой уверенностью. Даже с холма был заметен блеск смазки на автоматическом пистолете, что он держал в руках. Эсэсовец ударил еврея в ухо и громким хриплым голосом гаркнул на него. Шиндлер, хотя не разобрал ни слова, не сомневался, что нечто подобное он уже слышал на станции Прокочим. Для меня нет никакой разницы! Если хочешь быть со своей тощей еврейской шлюхой, отправляйся! Человек перебрался из одной группы в другую. Шиндлер увидел, как они с женой обнялись и пока все были заняты лицезрением этого свидетельства супружеской верности, другая женщина, не замеченная эсэсовцами зондеркоманды, скользнула за приоткрытую дверь соседнего дома.

• Предыдущая
• 32/107
• Следующая