Бледный убийца - Керр Филипп - Страница 41

• Предыдущая
• 41/64
• Следующая

Ганц нахмурился еще сильнее. Он с негодованием покачал головой.

– Не могу понять, почему об этом молчат газеты.

– Чтобы не появились желающие подражать этому убийце. В подобных случаях такое часто случается, – заметил я.

– А не кажется ли вам, что важнее принять все меры для того, чтобы ни одну девушку больше не убили? – Фрау Ганц, смотрела на меня с озлоблением. – Это ведь правда, что убили уже нескольких девушек? Так говорят люди. Вы можете не сообщать об этом в газетах, но вы не можете заставить людей молчать.

– Но ведь проводилась пропагандистская кампания, призывающая девушек быть осторожными, – возразил я.

– Да, но она не принесла никаких плодов, – сказал Ганц. – Лиза была умной девушкой, комиссар. Она не могла сделать какую-нибудь глупость. Значит, убийца тоже не дурак. И, как мне кажется, единственный способ заставить девушек быть действительно осторожными – это опубликовать всю эту историю в газетах, во всем ее ужасе, чтобы напугать их.

– Может быть, вы и правы, господин Ганц, – удрученно произнес я. – Но это не от меня зависит. Я только подчиняюсь приказам. – В те дни это был типично немецкий способ оправдать все и вся, и я почувствовал глубокий стыд, что мне пришлось прибегнуть к нему.

Беккер просунул голову в дверь кухни.

– Могу я попросить вас на пару слов, комиссар?

Теперь наступила моя очередь с облегчением покинуть комнату.

– В чем дело? – сурово спросил я. – Забыли, как вскипятить чайник?

Он протянул мне вырезку из газеты «Беобахтер».

– Взгляните на это, комиссар. Я нашел ее в ящике.

Это было объявление. «Рольф Фогельман, частный сыщик, специализируется на розыске пропавших» – точно такое же объявление, каким в свое время надоедал мне Бруно Штальэкер.

Беккер показал на дату в верхней части вырезки.

– Третье октября, – сказал он. – Через четыре дня после того, как исчезла Лиза Ганц.

– Людям не в первый раз надоедает ждать, пока раскачается полиция, – заметил я. – В конце концов, таким способом и я сравнительно честно зарабатывал себе на жизнь.

Беккер нашел чашки с блюдцами и поставил их на поднос вместе с кофейником.

– Как вы полагаете, они могли обратиться к нему, комиссар?

– Не вижу никакого вреда, если мы их об этом спросим.

Ганц и не думал оправдываться, что обратился к частному сыщику, я сам был бы не прочь иметь такого клиента.

– Как я уже говорил, комиссар, в газетах не было ничего об исчезновении нашей дочери, а ваших сотрудников мы видели у себя только дважды. Время шло, и мы недоумевали – предпринимаются ли вообще какие-нибудь попытки найти нашу дочь? Сильнее всего угнетает неизвестность. Мы подумали, что если мы найдем господина Фогельмана, то по крайней мере будем уверены, что кто-то делает все возможное, чтобы найти ее. Я не хочу быть грубым, комиссар, но я рассказываю, как это было.

Я сделал глоток и покачал головой.

– Очень хорошо вас понимаю. Вероятно, я поступил бы так же. Мне только хотелось бы, чтобы этот Фогельман смог ее найти.

Ими можно только восхищаться, подумал я. У них, наверное, нет особых средств, чтобы прибегать к услугам частного сыщика, и все-таки они на это решились. Должно быть, потратили на оплату его услуг все свои сбережения.

Мы кончили пить кофе и стали прощаться. Я сказал господину Ганцу, что завтра рано утром полицейская машина может заехать за ним и доставить его в Алекс, чтобы он опознал тело.

– Спасибо вам за ваше внимание, комиссар, – сказала фрау Ганц, пытаясь улыбнуться. – Все так добры к нам.

Ее муж кивнул, соглашаясь с ней. Стоя у открытой двери, он, можно не сомневаться, страстно желал поскорее увидеть наши спины.

– Господин Фогельман отказался брать с нас деньги. А теперь вы собираетесь прислать машину за моим мужем. Не знаю, как выразить вам нашу признательность.

Я сочувственно пожал ей руку, и мы ушли.

В аптеке внизу я купил несколько порошков и проглотил один в машине. Беккер посмотрел на меня с отвращением.

– Бог мой, не понимаю, как вы можете их глотать, – сказал он, содрогаясь.

– Так они быстрее действуют. А после того, что мы сейчас пережили, я не могу сказать, чтобы я почувствовал их вкус. Ненавижу сообщать плохие известия. – Я облизал губы языком, чтобы на них не осталось порошка. – Ну? Какое у вас сложилось впечатление? То же самое, что и раньше?

– Да. Он постоянно бросал на нее многозначительные взгляды.

– Для этого я вас и взял с собой, – сказал я, все еще недоумевая.

Беккер широко улыбнулся:

– А она недурна, правда?

– Полагаю, вы хотите рассказать мне, что такая хороша в постели, правильно?

– Я думаю, она больше в вашем вкусе, комиссар.

– Да? Почему это вы так решили?

– По-моему, она относится к тому типу женщин, которые очень чутко реагируют на доброту. – Я засмеялся, несмотря на свою головную боль. – Более чутко, чем на плохие известия. Вдруг появляемся мы, шествуя тяжелой поступью и с мрачными физиономиями, не предвещающими ничего хорошего, а она выглядит так, будто самая большая неприятность у нее – это некоторая слабость по причине менструации.

– Она – медсестра. Ее профессия приучила к плохим известиям.

– Это мне тоже пришло в голову, но, по-моему, она просто успела выплакаться перед нашим приходом. А как вела себя мать Ирмы Ханке? Она плакала?

– О нет. Эта была тверда, как еврейские сладости. Она только немного пошмыгала носом, когда я появился у них в первый раз. Но атмосфера у них была такая же, как и у Ганцев.

Я посмотрел на часы.

– Мне кажется, нам нужно выпить.

Мы подъехали к кафе «Керкау» на Александрплац. В нем стояло шесть бильярдных столов, и оно всегда было заполнено полицейскими из Алекса, которые заходили сюда расслабиться после дежурства.

Я взял две кружки пива и принес их к столу, где Беккер уже сделал несколько ударов.

– Вы играете в бильярд? – спросил он.

– Вы что, смеетесь? Да я здесь раньше дневал и ночевал.

Я взял кий и посмотрел, как Беккер ударил: шар попал в красный, отскочил от бортика и ударил другой белый, шар.

– Как насчет небольшого пари?

– Не после такого удара. Вам надо еще долго учиться, как давать нужные направления. Если бы вы промахнулись...

– Просто удачный удар, – настаивал Беккер.

Он наклонился и ударил по шару. На этот раз он промахнулся на полметра.

Я прищелкнул языком.

– Как вы держите кий! Это же не палка. И не надо меня поддразнивать, хорошо? Ладно, чтобы доставить вам удовольствие, давайте сыграем по пять марок за игру.

Он слегка улыбнулся и согнул плечи.

– Двадцать очков с вас достаточно?

Начинать выпало мне, но я проиграл первый удар. После этого Беккер принялся разделывать меня, как младенца. В детстве он не терял времени в бойскаутах, это уж точно. После четырех игр я бросил двадцать марок на стол и запросил пощады. Беккер швырнул деньги мне назад.

– Не надо, – сказал он. – Вы мне просто поддались.

– Вам нужно будет усвоить еще одну вещь. Пари – это пари. Никогда не предлагайте играть на деньги, если не собираетесь забирать свой выигрыш. Человек, который прощает вам долг, может ожидать того же и от вас. Это только нервирует людей.

– Хороший совет. – Он сунул деньги в карман.

– Это же касается и работы, – продолжал я. – Никогда не работайте даром. Если вы не берете денег за свою работу, значит, она того и не стоит. – Я положил свой кий на полку и допил пиво. – Не доверяйте тому, кто готов работать задаром.

– Вы это поняли, будучи частным сыщиком?

– Нет, я понял это, будучи хорошим предпринимателем. Но поскольку уж вы заговорили об этом, то частный сыщик, который берется за поиски пропавшей девушки, а затем отказывается от вознаграждения, не внушает мне доверия.

– Рольф Фогельман? Так ведь он же ее не нашел.

– Вот что я хочу вам сказать. Сейчас многие люди пропадают в нашем городе, и причин тому много. Когда пропавший находится, это исключение, а не правило. Если бы я возвращал деньги всем клиентам, которым не смог помочь, я бы сейчас работал посудомойщиком. Частный сыщик должен гнать прочь все сантименты. Человеку, который не получает плату за свою работу, нечего будет есть.

• Предыдущая
• 41/64
• Следующая