Реквием по Германии - Керр Филипп - Страница 30

– Ты уверена в том, что она вернется?

– Помешать ей сюда вернуться может только обвал. Лотта – патриотка Вены, она не умеет жить в другом месте. Думаю, ты хочешь, чтобы я следила за ними в замочную скважину.

– Нечто в этом роде. Я тебе, конечно, заплачу.

Девушка пожала плечами.

– Не нужно, – сказала она и прижалась носом к окну. – Для людей, которые спасают мне жизнь, у меня предусмотрены щедрые скидки.

– Я должен тебя предупредить: это опасно.

– Уж об этом можешь мне не говорить, – произнесла она с холодком в голосе. – Я знаю Кенига. В клубе он такой гладкий и очаровательный, но ему меня не одурачить. Гельмут из тех, кто и на исповедь прихватит кастет.

Когда мы снова очутились на земле, я потратил несколько своих купонов, чтобы купить пакетик лингоса – венгерского блюда из жареного теста, посыпанного чесноком, – который продавался в одном из ларьков рядом с колесом. После такого весьма скромного ленча мы поехали по лилипутской железной дороге к олимпийскому стадиону, а назад шли через лес по главной аллее.

Гораздо позднее, когда мы снова очутились в ее комнате, она спросила:

– Все еще нервничаешь?

Я коснулся ее грудей, похожих на тыквы, и почувствовал, что ее блузка влажна от пота. Она помогла мне разобраться с пуговицами и, пока я наслаждался тяжестью ее грудей, расстегнула юбку. Я отступил, давая Веронике возможность ее снять. Когда она наконец повесила юбку на спинку стула, я взял ее за руку и привлек к себе.

Некоторое время я крепко обнимал ее, ощущая частое хриплое дыхание на своей шее, потом скользнул рукой на ее тугие ягодицы, а затем прикоснулся к мягкой прохладной плоти между подвязками на бедрах. После того как она сняла последнее из того, что на ней было, я поцеловал ее и стал пальцем отважно исследовать ее потайные места.

В постели она улыбалась, когда я принялся медленно погружаться в нее. Заметив ее открытые глаза, в которых сквозила лишь легкая задумчивость, как будто она была безмерно озабочена моей удовлетворенностью и не помышляла о своей собственной, я обнаружил, что слишком возбужден, чтобы волноваться об этом больше, чем того требовали приличия. Когда наконец она почувствовала, что мои движения стали более настойчивыми, подтянула ноги к груди и тыльной стороной ладони раздвинула ягодицы, будто натягивала кусок ткани под иглой швейной машины, и я смог видеть, как периодически вхожу в нее. Мгновением позже я навалился на нее, чувствуя, как моя энергия, вибрируя, выходит наружу независимо от моей воли.

Той ночью шел сильный снег, и в канализации упала температура, заморозив всю Вену, чтобы сохранить ее до лучших времен. Мне снился сон, но не о городе настоящего – о городе, который будет когда-нибудь потом.

– Дата суда над герром Беккером назначена, – сообщил мне Либль, – поэтому нам нужно поторопиться. Надеюсь, вы извините меня, герр Гюнтер, если я еще раз напомню вам: крайне необходимы улики, которые подтвердили бы версию вашего клиента. Я полностью полагаюсь на ваш опыт детектива, но все-таки хотел бы знать в деталях, как далеко вы продвинулись к настоящему моменту. Я должен сообщить герру Беккеру о том, на каких фактах мы собираемся строить его защиту в суде.

Этот разговор произошел через несколько недель после моего прибытия в Вену – причем Либль уже не в первый раз пытался получить от меня хотя бы какие-нибудь свидетельства моих успехов.

Мы сидели в кафе «Шварценберг», ставшем моим своего рода офисом, которого у меня не было с довоенной поры. Кофейня в Вене напоминает клуб джентльменов, за исключением того, что членство в течение дня стоит несколько больше, чем чашка кофе. Зато вы можете находиться здесь столько, сколько захотите, оставлять сообщения у официантов, получать почту, газеты и журналы, заказывать столики для встреч и вообще вести дела в полной секретности от всего мира. Жители Вены уважают уединение так же свято, как американцы почитают древность, и посетитель «Шварценберга» скорее бы стал мешать пальцем в стакане с мочой, чем заглядывать вам через плечо.

Прежде я уже говорил Либлю, что успех в мире частного детектива непредсказуем, это не то дело, которое можно планировать, где легко предугадывать развитие событий и строго соблюдать заранее определенные сроки. Беда с этими адвокатами, они полагают, что весь мир живет по своду законов Наполеона. И тем не менее у меня было что рассказать Либлю.

– Девчонка Кенига, Лотта, появилась в Вене, – сообщил я.

– Она наконец вернулась из лыжного отпуска?

– Похоже на то.

– Но вы ее, как я понимаю, еще не нашли?

– У одной моей знакомой по клубу «Казанова» есть подруга, которая говорила с Лоттой пару дней назад. Она, оказывается, вернулась уже неделю назад или что-то около того.

– Неделю? – переспросил Либль. – Почему же вы так долго это выясняли?

– Всякая информация требует затрат времени, причем немалых. – Я дерзко пожал плечами, так как был уже сыт постоянными допросами Либля и начал получать детское удовольствие, поддразнивая его этакими нарочитыми проявлениями некоторого безразличия.

– Да, – проворчал он, – вы это уже "говорили. Казалось, я его не убедил.

– Эти люди не оставили, заметьте, нам своих визитных карточек, – сказал я. – И в «Казанове» Лотта Хартман не появлялась со времени своего возвращения. Девушка, которая разговаривала с ней, сказала, что Лотта надеется получить небольшую роль в фильме на студии «Зиверинг».

– "Зиверинг"? Да это в девятнадцатом районе. Владелец студии – Карл Хартл, он из Вены и раньше был моим клиентом. Хартл снимал всех звезд первой величины: Пола Негри, Лиа де Путти, Марию Корда, Вильяма Бэнки, Мишан Харви. Вы видели фильм «Цыганский барон»? Ну, так это снимал Хартл.

– Как вы думаете, не мог ли он знать что-нибудь о киностудии, где Беккер нашел тело Линдена?

– О «Дриттеман-фильм»? – Либль с отсутствующим видом помешивал кофе. – Будь это легальная студия, Хартл бы о ней знал: мало что из происходящего в венском кинопроизводстве ускользает от него. Но в данном случае никакой студии не было – лишь название в договоре. Там никогда не работали ни над какими фильмами, вы же сами проверяли, не так ли?

– Да, – сказал я, вспомнив о том бесплодном дне, который я провел там две недели назад. Оказалось, что в конце концов даже договор исчез, и собственность теперь отошла к государству. – Вы правы, Линден был первым и последним, над кем в студии поработали. – Я пожал плечами. – Так, просто предположил.

– Что вы намерены теперь предпринять?

– Постараюсь найти Лотту Хартман в «Зиверинге». Думаю, это достаточно просто сделать. Вы ведь не будете претендовать на роль в фильме, не оставив адреса, по которому с вами можно связаться?

Либль, шумно прихлебывая, допил кофе, а затем изящно промокнул уголки рта носовым платком размером с парус.

– Пожалуйста, не тратьте время на розыски этой женщины, – сказал он. – Мне не хотелось бы подгонять вас, но, пока мы не обнаружим местонахождение герра Кенига, у нас ничего не будет. Его хотя бы можно попытаться заставить появиться в суде в качестве важного свидетеля.

Я покорно кивнул. У меня было и еще кое-что ему сообщить, но его тон раздражал меня, и любые дальнейшие объяснения привели бы к вопросам, на которые я пока не готов был отвечать. Я, например, мог рассказать ему о том, что узнал от Белински за этим же столиком в «Шварценберге» примерно через неделю после того, как он спас мою шкуру, – эти сведения я до сих пор пережевывал и пытался понять. Нет, все далеко не так просто, как Либль себе представляет.

– Прежде всего, – объяснил Белински, – Дрекслеры на самом деле были теми, за кого себя выдавали. Она пережила концлагерь в Маутхаузене, а он прошел через гетто в Лодзи и Аушвице. Встретились в госпитале Красного Креста после войны, некоторое время жили во Франкфурте до переезда в Берлин. Очевидно, они достаточно тесно сотрудничали с людьми из КРОВКАССа и с прокуратурой, собрали много досье на разыскиваемых нацистов, причем занимались несколькими делами одновременно. Поэтому нашим людям в Берлине не удалось определить, какое расследование могло быть связано с их смертью или со смертью капитана Линдена. Местная полиция зашла в тупик – так они, во всяком случае, заявляют. Честно говоря, им, похоже, вообще наплевать, кто убил Дрекслеров, а расследование американской военной полиции, как мне кажется, вряд ли вообще куда-нибудь приведет.