Психология эмоций. Я знаю, что ты чувствуешь - Экман Пол - Страница 38
- Предыдущая
- 38/75
- Следующая
Большую часть времени мы не реагируем даже на серьезные провокации, когда испытываем просто раздражение. Однако гнев, иногда даже очень сильный, может возникнуть тогда, когда провоцирующее событие будет казаться окружающим совсем незначительным. Это может быть проявление несогласия, вызов, оскорбление, слабая фрустрация. Иногда мы можем предпочесть не контролировать наш гнев, не заботиться о последствиях или на какое–то мгновение просто о них не думать.
Психолог Кэрол Таврис,[111] написавшая о гневе целую книгу, утверждает, что проявление вашего гнева — к чему призывают другие психологии — обычно делает ситуацию еще хуже. Тщательно проанализировав результаты исследований, она пришла к выводу о том, что подавляемый гнев «не вызывает депрессии, не приводит к появлению язв или гипертонии, не побуждает нас к перееданию и не вызывает инфаркта… Маловероятно, что подавляемый гнев имеет медицинские последствия, если мы контролируем ситуацию, которая его вызвала, если мы интерпретируем гнев как признак наличия повода для недовольства, который должен быть скорректирован, а не как эмоцию, которую необходимо угрюмо сохранять, и если мы чувствуем свои обязательства перед нашей работой и живущими с нами людьми».[112]
Существуют издержки проявления нашего гнева.[113] Гневные действия и гневные слова способны разрушить дружеские отношения, быстро и нередко навсегда, и создать вместо них враждебные отношения. Но даже без гневных действий и гневных слов наше гневное выражение лица и гневный звук нашего голоса будут сигнализировать о нашем состоянии тому, на кого обращен наш гнев. Если этот человек ответит нам с раздражением или презрением, то, возможно, нам будет труднее сохранить контроль за ситуацией и избежать стычки. Ведь разгневанные люди мало кому кажутся симпатичными. Как показали исследования, разгневанные дети теряют расположение других детей,[114] а разгневанные взрослые рассматриваются как социально непривлекательные индивиды.[115]
Я уверен, что обычно мы оказываемся в лучшем положении, когда мы не действуем под влиянием нашего гнева или когда мы заботимся о том, чтобы наши действия имели конструктивный характер, т. е. не предусматривали атаки на человека, на которого мы разгневаны. Разгневанный человек должен рассматривать, хотя он часто этого не делает, действительно ли на то, что вызвало его гнев, лучше всего реагировать проявлением гнева. Хотя иногда это действительно бывает именно так, существуют и многие другие ситуации, исправления которых можно легче добиться в том случае, если обращаться к источнику недовольства после того, как гнев будет подавлен. Однако есть моменты, в которые мы не обращаем внимания на то, что еще больше ухудшаем ситуацию, не заботимся о будущих отношениях с объектом нашего гнева.
При сильном гневе сначала мы можем не знать или даже не хотеть знать, что находимся в разгневанном состоянии. Я не говорю здесь о нашей неспособности быть внимательными к нашим эмоциональным чувствам. Речь не идет о том, что мы не можем отступить назад и подумать, хотим ли мы и дальше действовать под влиянием нашего гнева. Скорее мы просто не знаем о том, что испытываем гнев, даже несмотря на то, что произносим гневные слова и осуществляем гневные действия.
Совершенно не ясно, как или почему это происходит. Может быть, мы не знаем о своем гневе, потому что знать о нем — это все равно что, осуждать самих себя? Могут ли одни разгневанные люди с большей вероятностью не знать о своем гневе, чем другие? Будет ли такая неосведомленность более характерна для гнева, чем для других эмоций? Имеется ли уровень гнева, достижение которого всегда означает, что разгневанный человек обязательно должен узнавать о своем гневе, или это также зависит от особенностей каждого индивида? Когда труднее стать внимательным к нашим эмоциональным чувствам: когда мы испытываем гнев, страх или горе? К сожалению, научных исследований, позволяющих дать ответы на эти вопросы, еще не проводилось.
Главная выгода от осведомленности о чувствах гнева и от внимательности к ним заключается в возможности регулировать или подавлять наши реакции, заново оценивать ситуации и планировать действия, с наибольшей вероятностью способные устранить источник нашего гнева. Если мы не знаем о том, что мы чувствуем, и просто действуем под влиянием наших эмоции, мы не можем достичь ни одного из вышеперечисленных результатов. Не осведомленные о своих чувствах, неспособные хотя бы на мгновение задуматься о том, что мы собираемся сделать или сказать, мы с большей вероятностью станем совершать поступки, о которых позже будем жалеть. Даже если мы знаем о нашем гневе, но не можем быть внимательными к нему, не можем отступить в сторону и задуматься на какое–то время о происходящем, то мы не сможем сами решать, что мы будем делать.
Обычно наше неведение об испытываемом гневе продолжается недолго. Те, кто видят и слышат проявления нашего гнева, могут сообщить нам о них, и мы сами также можем слышать звук нашего голоса или же представить его себе, исходя из того, что мы думаем и что планируем. Такое знание еще не гарантирует установления контроля, но зато делает его возможным. Одним будет полезно следовать старой пословице, советующей, прежде чем что–то делать, сосчитать до десяти, а другим будет лучше хотя бы на короткое время выйти из игры, чтобы подавить свой гнев.
Существует особый способ реагирования на гнев, вызывающий проблемы в отношениях между близкими людьми. Мой коллега Джон Готтман обнаружил так называемый феномен «укрытия за каменной стеной» в ходе своих исследований счастливых и несчастливых браков.[116] Этот феномен, чаще наблюдаемый у мужчин, чем у женщин, заключается в уклонении от взаимодействий и в нежелании реагировать на эмоции супруги. Обычно «укрытие за каменной стеной» — это реакция на гнев или жалобы жены; оно обеспечивает мужу надежное убежище, потому что он чувствует себя неспособным иметь дело со своими чувствами и чувствами своей супруги. Но отношения супругов страдали бы меньше, если бы вместо этого муж согласился выслушать жалобы жены, осознал ее гнев и предложил обсудить проблему позднее, когда он сможет подготовиться к разговору и будет в состоянии лучше себя контролировать.
Ричард Лазарус, занимающийся теорией эмоций, описал очень трудный метод управления гневом, трудный потому, что его цель заключается не просто в контроле гнева, но и в его ослаблении: «Если ваша жена или возлюбленная оскорбила вас словом или делом, то вместо того, чтобы пытаться залечивать ваше пострадавшее самолюбие с помощью актов возмездия, вы могли бы осознать, что, находясь в состоянии сильного стресса, она не может отвечать за свои поступки, что, по сути, она не контролирует себя и что лучше всего было бы признать, что в основе ее намерений не лежала недоброжелательность к вам. Такая переоценка намерений другого человека позволяет проявить сочувствие к его состоянию и извинить вспышку его гнева».[117] Однако Лазарус признает, что это легче сказать, чем сделать.
Его святейшество далай–лама[118] описывал тот же самый подход, требующий видеть различия между оскорбляющими нас действиями и человеком, эти действия совершившим. Мы пытаемся понять, почему человек вел себя агрессивно, и стараемся вызвать у себя сочувствие к нему, обращая особое внимание на то, что могло заставить его испытать гнев. Это не значит, что мы не информируем человека о том, что его действия причинили нам страдание. Но наш гнев направляется не на этого человека, а на его действия. Если мы сможем принять эту схему, то мы не захотим причинять ему боль; мы лишь захотим помочь ему не вести себя таким образом в дальнейшем. Но есть люди, не желающие получать такую помощь. Например, задира и забияка может стремиться к доминированию над окружающими, а жестокий человек может получать удовольствие от причинения страданий другим. Образумить такого человека способен лишь гнев, направленный непосредственно на него самого, а не на его действия.
- Предыдущая
- 38/75
- Следующая