Филипп Стил - Кервуд Джеймс Оливер - Страница 27

• Предыдущая
• 27/30
• Следующая

— Мы поймаем их, Биллингер, — крикнул он. — Клянусь вам, мы поймаем их.

Рукопожатие англичанина было сокрушительно. Зубы его на мгновение сверкнули под усами, он пришпорил лошадь и рысью спустился с холма. Через пять минут холм исчез из их поля зрения. Биллингер внезапно придержал своего коня и указал на свежие отпечатки копыт на мягкой почве прерии. Филипп соскочил с лошади и начал рассматривать следы.

— Их пятеро, Биллингер, — сказал он коротко. — И все неслись галопом, кроме одного. — Он поднял голову и вдруг увидел, что Биллингер свесился с седла и рассматривает какой-то предмет, лежащий у самого копыта его лошади.

— Что это там? — спросил он. — Никак платок?

Филипп поднял маленький платочек из тонкого батиста с кружевами, смятый и испачканный грязью, и расправил его.

— Да, женский платок. Каким образом…

Он внезапно замолчал, увидев, с каким видом Биллингер протянул руку к платку. Квадратные челюсти англичанина были сжаты, как стальные тиски, но руки его почему-то дрожали.

— Женщина в шайке, — рассмеялся он, когда Филипп вскочил в седло.

Они поехали дальше. Биллингер не спускал глаз с кусочка батиста с кружевами. Через несколько минут он отдал его Филиппу, который ехал бок о бок с ним.

— Вчера ночью случилось нечто такое, что я не могу понять, — сказал он, глядя прямо перед собой. — Я ничего не сказал жене. Я никому ничего не говорил. Но вы должны кое-что понимать в этих делах. Чрезвычайно интересное происшествие и сильно подействовавшее мне на нервы. — Он вытер лицо грязной тряпкой, которую извлек из заднего кармана брюк. — Мы работали, как бешеные, стараясь извлечь живых из-под обломков. Мертвых мы временно не трогали. Работая, я залез под обломки спального вагона, мне показалось, что оттуда донесся крик, и я полз, освещая себе дорогу фонарем. Каретка вагона поднялась кверху на четыре-пять футов. Я был без шапки, передвигался на четвереньках. От фонаря было светло, как днем. Сначала я ничего не заметил и начал прислушиваться, как вдруг почувствовал, что меня касается сверху что-то легкое и мягкое. Я поднял голову и… — Биллингер снова отер лицо, по которому расползлись полосы грязи, — … я увидел стиснутую обломками исковерканного железа и дерева женщину, — продолжал он. — В жизни моей я не видел такой красавицы. Ее руки простирались ко мне, ее голова была несколько повернута в сторону, но тем не менее она смотрела на меня.

Волны червонно-золотых волос ниспадали на ее плечи. Я готов был поклясться, что она жива. Ее губы были алы, и одно мгновение я ждал, что она заговорит со мной. Мне даже показалось, что на ее щеках играет румянец, но, по всей вероятности, виной этому был свет моего фонаря, потому что, когда я дотронулся до нее, она была холодна, как лед.

Биллингер невольно содрогнулся и пришпорил лошадь.

— Я вылез из-под вагона и занялся ранеными. Вероятно, прошло уже около двух часов, когда я вернулся, что бы извлечь из-под вагона труп, но его там не оказалось. Сначала я подумал, что его извлекли оттуда мои товарищи, и я стал искать его среди раненых и убитых, но там его тоже не было. Я снова начал искать его, когда рассвело. Тщетно. Никто не видел его. Труп женщины пропал бесследно, а между тем на десять миль вокруг нет ни одного места, кроме моей лачуги, куда бы его могли отнести. Что вы на это скажете, Стил?

Филипп выслушал рассказ Биллингера с напряженным вниманием.

— Может быть, вы во второй раз искали в другом месте, — сказал он. — Тело, возможно, до сих пор находится среди обломков.

Биллингер взглянул на Филиппа и нервно рассмеялся.

— Я искал в том же самом месте, — сказал он. — По-видимому, к моменту катастрофы она еще не спала, она была одета. Когда я вернулся, я нашел в груде обломков лоскут от ее юбки. Прядь ее волос обмоталась вокруг какой-то стальной перекладины и была отрезана. Кто-то был там во время моего отсутствия и унес тело. Я… я почти готов поверить, что я тогда ошибся и что она была жива. Я не нашел ничего, ничего, что свидетельствовало бы о ее смерти.

— Возможно, что… — начал Филипп, разглядывая носовой платок.

Ему незачем было заканчивать фразу, Биллингер понял его и кивнул головой.

— Я тоже так думаю, — сказал он. — Но возможно ли это? Что им могло быть нужно от нее? Разве только…

— Разве только она была жива, — докончил за него Филипп. — Возможно, что кто-нибудь из злоумышленников в поисках ценностей во время суматохи увидел ее и унес с прочей добычей.

Биллингер сунул руку за пазуху и достал небольшой пакетик.

— Не знаю почему, но я сохранил эту прядь, — сказал он. — Посмотрите.

Он повернулся к Филиппу, и с его пальцев пролился изумительный золотой поток. И в этот же миг с губ Филиппа сорвался вопль, какой Биллингеру ни разу не приходилось слышать. И прежде чем англичанин справился со своим изумлением, Филипп нагнулся к нему, вырвал из его рук золотую прядь и уставился на нее, как безумный.

В этот миг странного происшествия, в миг, когда Филипп был твердо уверен, что эта золотая прядь может принадлежать только Изабель, он остановил свою лошадь, и лицо его побелело. Страшным усилием воли он вновь овладел собой и увидел, что Биллингер смотрит на него такими глазами, как если бы солнечный удар лишил его разума… Но золотая прядь все еще колыхалась и блистала перед ним. Только два раза в жизни он видел подобные волосы, этот червонный свет, переливавшийся на солнце. Он видел его у Изабель, когда она сидела у костра в ночном лагере на озере Бен, и он видел его у себя на родине, у той девушки, что прислала ему письмо, надушенное гиацинтами. Он пытался овладеть собой перед вопрошающим взглядом Биллингера. Он рассмеялся, старательно свернул прядь и сунул ее в карман куртки.

— Вы… вы взволновали меня, — сказал он, стараясь говорить спокойно. — Очень хорошо, что вы были так предусмотрительны и сохранили эту прядь. Мне сперва показалось, что я узнал ее, но я, по всей вероятности, ошибся. Если же я все-таки прав, то я знаю эту девушку, которой принадлежит эта прядь. Понимаете, почему я так взволновался? Ну, ладно, Биллингер, поскачем дальше.

Они помчались галопом дальше на север.

Некоторое время следы пяти преступников были так явственно видны, что они скакали со скоростью, утомлявшей лошадей. А потом низкая, высушенная солнцем трава уступила место густым зарослям, в которых время от времени мелькали желтые спины койотов. В этом коричневом море, сидя верхом, невозможно было разглядеть никаких следов, и они спешились. Шаг за шагом шли они по еле заметным следам, в то время как их спины немилосердно пекло знойное солнце, иссушившее эту степь.

Они двигались так медленно, что Биллингер в конце концов не выдержал и с проклятием выпрямился. Пот стекал грязными ручьями с его лица. Еще прежде чем он заговорил, Филипп прочел в его глазах выражение страха и растерянности и сделал над собой усилие, чтобы подавить в своей душе те же самые чувства. В такую жару не следовало бы курить, но он достал из кармана пачку папирос и протянул ее Биллингеру. Агент взял папироску, оба одновременно зажгли спичку и молча поглядели друг на друга.

— Ничего не выйдет, — сказал Биллингер. Он плюнул на свою спичку и бросил ее в траву.

— Нам осталось ехать еще десять миль зарослями. Мы доберемся до места не раньше ночи, если доберемся вообще. Мне пришла в голову идея. Вы более опытный следопыт, чем я, так вы идите дальше по следу, а я сяду на лошадь и посмотрю, нельзя ли как-нибудь да объехать эти заросли по голой степи. Что вы скажете?

— Хорошо, — сказал Филипп. — Поезжайте.

Биллингер вскочил в седло и умчался галопом.

Филипп с нетерпением дожидался его отъезда. Как только англичанин исчез за невысоким холмом, он выхватил из кармана батистовый платок и кольцо золотых волос и поднес их к лицу. Целую минуту он стоял, прижимая их к губам и носу. Когда он первый раз держал платок в руках, ему казалось, что это игра воображения, но теперь он был уверен. От испачканного грязью кусочка батиста струился еле уловимый аромат гиацинта.

• Предыдущая
• 27/30
• Следующая