Что удивительного в благодати? - Янси Филип - Страница 40
- Предыдущая
- 40/62
- Следующая
Павел не желал мириться с подобными извращениями морали. Чтобы навсегда покончить с ними, он прибегает к выразительной аналогии, противопоставляя благодать и грех жизни и смерти. «Мы умерли для греха: как же нам жить в нем?» — спрашивает он изумленно. Ни один христианин, воскресший к новой жизни, не пожелает вернуться в могилу. Грех провонял смертью. С какой стати человек добровольно предпочтет его?!
Однако столь наглядное противопоставление жизни и смерти не вполне разрешает парадокс, ибо наши дурные поступки отнюдь не всегда попахивают смертью. Или мы, падшие люди, не всегда различаем этот запах. Как соблазнительно бывает злоупотребить благодатью! Достаточно пролистать рекламу глянцевого журнала, и всевозможные разновидности похоти, алчности, зависти, гордыни покажутся более чем привлекательными. Мы, как свиньи, не прочь порой хорошенько вываляться в грязи.
Более того, хотя теоретически христиане «умерли для греха», грех то и дело оживает в них. Один мой друг выступал в колледже с проповедью о смерти для греха. После проповеди к нему подошла озадаченная студентка и спросила: «Вот вы говорите, мы умерли для греха. Почему же он занимает столь большое место в моей жизни?» Павел, будучи реалистом, прекрасно осознавал этот факт, потому он и наставляет нас в том же абзаце: «Считайте себя умершими для греха», а также: «Не позволяйте греху царить в смертном теле вашем».
Биолог из Гарварда Эдуард Уилсон ставил довольно занятный эксперимент на муравьях, который в некотором роде дополняет аналогию Павла. Оказывается, когда один из муравьев умирает, другие лишь через несколько дней замечают это. Биолог предположил, что муравьи определяют смерть по запаху, а не по внешнему виду. Когда тело умершего муравья начинает разлагаться, собратья спешат отнести его на «кладбище», прочь из муравейника. После многих опытов Уилсон установил, что «запахом смерти» для них является запах олеиновой кислоты. Почуяв ее, муравьи выносят тело. Любой другой запах оставляет их равнодушными. Этот инстинкт настолько силен, что муравьи уносят на «кладбище» даже кусочки бумаги, смоченные олеиновой кислотой.
Напоследок Уилсон капнул олеиновой кислотой на живых муравьев. Товарищи тут же схватили их и потащили, не обращая внимания на извивающиеся ноги и усики, прямиком к месту вечного упокоения. Там негодующие «живые мертвецы» встряхивались и принимались счищать с себя кислоту. Если хоть малейшие следы запаха оставались на теле живых муравьев, собратья хватали их и возвращали на «кладбище». Запах делал их «официально» живыми или мертвыми. Лишь на этом основании их принимали в муравейник или изгоняли из него.
Образ «мертвых» и при этом вполне живых муравьев вспоминается мне, когда я перечитываю первое сравнение из главы 6 Послания к Римлянам. Грех мертв, но он продолжает упорно возвращаться к жизни.
И вот Павел формулирует проблему несколько иначе: «Станем ли грешить, потому что мы не под законом, а под благодатию?» (6:15). Неужели благодать предполагает вседозволенность, полное игнорирование этики? Я уже говорил об австралийском убийце и американском прелюбодее, которые пришли именно к такому заключению.
«Полагаю, имеет смысл соблюдать правила, пока ты молод… это позволит сохранить силы, чтобы нарушить их все, когда состаришься», — писал Марк Твен, отважно постаравшийся следовать собственному совету. Почему бы и нет, если заведомо уверен в прощении? И вновь Павел негодующе восклицает: «Боже упаси!» Но как ответить человеку, который поставил целью своей жизни испытать благодать «на прочность»? Сможет ли он ощутить благодать?
Вторая аналогия Павла (Римлянам 6:15–23), рабство, показывает еще одну грань проблемы. «Вы были рабами греха», — говорит апостол, проводя весьма уместное сопоставление. Грех — рабовладелец. Он распоряжается нами, хотим мы того или нет. Попытки самостоятельно добиться свободы лишь усугубляют наше состояние: например, если человек настаивает на своем праве взрываться по любому поводу, он становится рабом гнева. В современной жизни есть много способов доказать свою свободу — сигареты, алкоголь, наркотики, порнография. Они порабощают молодежь.
Многие верующие приравнивают грех к рабству или зависимости, выражаясь современным языком. Процесс освобождения от зависимости хорошо известен каждому человеку, пытавшемуся следовать методу двенадцати шагов. Прими твердое решение не поддаваться зависимости, и на какое–то время обретешь свободу. Увы, чрезвычайно часто вслед за кратким освобождением вновь наступает рабство.
Вот точное описание этого парадокса у французского писателя Франсуа Мориака:
Одна за другой пробуждаются страсти. Бродят вокруг, принюхиваясь к объекту своего желания. Они набрасываются сзади на несчастную, нерешительную душу — и с ней покончено. Как часто человек падает в канаву, начинает тонуть в грязи, хватается за край и тянется к свету, но руки срываются, и он вновь падает в темноту. И так до тех пор, пока не подчинится окончательно закону духовной жизни, самому непостижимому и самому мрачному из законов, без которого, однако, не обрести благодать стойкости: нужно отречься себя. Как писал Паскаль, требуется «полное и сладостное отречение, абсолютная покорность Иисусу Христу и своему духовному наставнику».
Пусть люди смеются и дразнят вас, как недостойного звания свободного человека, дивятся тому, что вы склоняетесь перед «начальником»… Это мнимое рабство есть на самом деле дивное освобождение: пока вы были «свободны», вы ежечасно ковали себе цепи, примеряли их, затягивали все туже и туже. Когда вы считали себя «свободным» человеком, вы влачили ярмо бесчисленных наследственных пороков. С момента рождения любой ваш проступок продолжал жить своей жизнью, все более порабощая вас с каждым днем и порождая новые преступления. Но Человек, Которому вы вверяете себя, не желает для вас рабской свободы: Он разрывает цепи и, вопреки вашим придушенным, но все еще тлеющим желаниям, раздувает иной огонь — огонь Благодати.
В третьем сравнении (7:1–6) Павел сопоставляет духовную жизнь с браком. Сама по себе эта аналогия не нова. В Библии Бог часто выступает в роли жениха, преследующего неверную возлюбленную. Страсть, с какой мы любим единственного человека, спутника жизни, отражает страстную любовь Бога к человеку. И Бог ждет от нас взаимности.
Образ брака, более чем образы смерти и рабства, отвечает на поставленный Павлом вопрос: «Зачем стараться быть хорошим?» Сам вопрос сформулирован неправильно. Точнее было бы: «Зачем любить?»
Однажды во время летних каникул мне пришлось зубрить к экзамену немецкий язык. Пропащее лето! Вечерами, когда мои приятели катались на лодке по озеру Мичиган, носились на велосипедах, попивали кофе в открытых кафе, я гнулся над учебником, впихивая в себя неправильные глаголы. По пять вечеров в неделю, по три часа кряду я зубрил слова и грамматику, которые, как я понимал, никогда в жизни мне не пригодятся. Какая пытка! И все ради того, чтобы сдать экзамен и получить аттестат!
Что, если бы школьное начальство посулило мне: «Филип, ты, конечно, должен прилично учиться, освоить азы немецкого языка, сдать экзамен. Но мы заранее обещаем: проходной балл ты получишь. Твой аттестат уже заполнен». Как вы думаете, стал бы я торчать день за днем в душной комнате, вместо того, чтобы наслаждаться летом? Ни за что. Вот она — та богословская дилемма, над которой Павел бьется в Послании к Римлянам.
Зачем учить немецкий? Несомненно, на то есть вполне разумные и возвышенные причины — чем больше языков знаешь, тем лучше постигаешь мир, тем с большим числом людей можешь общаться. Но не эти причины вдохновляли меня на зубрежку. Я занимался по чисто эгоистической причине: чтобы получить аттестат. Лишь страх перед неизбежными последствиями лени заставил меня отказаться от обычных каникулярных планов. Кстати, я почти забыл ту малость, которую мне удалось втиснуть в свою голову. «Прежние пути писанного закона», как называет Павел предписания Ветхого Завета, даже в лучшем случае дают недолговечный результат.
- Предыдущая
- 40/62
- Следующая
