Укрощение Зверя (СИ) - Кислюк Лев - Страница 8

• Предыдущая
• 8/74
• Следующая

Оружие и его состояние Муса проверял лично. Кроме копья, лука с полным колчаном стрел, сабли с запасным лезвием, шлема, щита, засапожного ножа, кинжала и кольчуги, каждый воин должен был иметь передний и задний вьюки с уложенными в них запасными сапогами, иголкой, дратвой и ниткой. Обязательно плащ или бурку из тонкого черного войлока, трут, огниво и конечно аркан, который мог быть простой волосяной веревкой с петлей на конце или более сложным устройством.

Аркан Мусы, например, был необычен даже для казар, которые с охотой воспринимали все новое в воинском деле. Длинная веревка из конского волоса на конце была привязана к поперечной, более короткой, концы которой были прочно заправлены в тяжелые стальные шары. Такой аркан должен был только долететь до цели, а стальные шары сами обхватывали её и скручивали веревку с другой стороны. Муса часами мог, со свистом, крутить этот аркан над головой, разбивая шарами, установленные на каменную стенку, полосатые арбузы. Постепенно он добился такого искусства во владении этим необычным оружием, что тушил шарами свечу, даже не покачнув её. А зимой на охоте, сумел отбиться этим арканом от стаи волков. У каждого воина его сотни было какое-то специальное, только им одним изученное, любимое оружие.

Сборы не затянулись и через короткое время сотня построилась перед своим юзбаши [20], сверкая начищенными кольчугами, шлемами и наконечниками копий. Идти предстояло по своей территории, поэтому средствами маскировки можно было почти пренебречь. Все были на месте, только сопровождаемый царевич Касим заставлял себя ждать. Муса использовал эту задержку для того, чтобы напомнить своим воинам о дисциплине в походе и наказании за её нарушение.

Власть командира в походе была почти неограниченна, а подчинение безоговорочным и полным. Десятник был хозяином жизни и смерти каждого бойца в своем десятке, сотник в сотне… Все, как велит Ясса Потрясателя Вселенной Чингизхана.

Наконец показался тысячник Ибрахим с тремя всадниками. Рядом с ним неспешно трусил на мускулистом кауром жеребце молодой парень, одетый и вооруженный на казарский лад, это и был царевич Касим. Веселые карие глаза блестели из-под черной мохнатой шапки с красным верхом. Маленькие усы украшали лицо знатного всадника. На коне он сидел прямо, правая рука упиралась в правое бедро, а левая придерживала уздечку.

– Шалом алехем, Муса! – поздоровался Ибрахим – счастья и удачи тебе и твоим воинам в походе!

– Алехем шалом, атаман! Спасибо на добром слове. Ты пришел нас проводить, это честь для меня и моих людей.

– Вы лучшие в моей тысяче, только ради знатного гостя отпускаю вас. Постарайся Муса, чтобы пылинка с Касима не упала. Передай мой поклон князю Василию Дмитриевичу. Мы вечные его слуги, жизнь свою за князя отдадим, если понадобиться. Вот тебе для него – атаман передал Мусе небольшой кожаный чехол, опечатанный полковой печатью. – Здесь отчет и письмо от меня. Подарки уже погрузили. Если он тебя примет лично, сначала выясни весь порядок, потом иди. Не дай Бог тебе ошибиться, не так ступить не то сказать, князь этого не любит. Если на охоту позовут, то покажи казарскую удаль. Ведь ты у нас богатырь не из последних. Отойдем. Извините мирза [21] – последняя фраза была обращена царевичу Касиму.

– Слушай меня, сынок. Князь Василий конечно князь, сын Дмитрия Ивановича, тот тоже князь был. Но не все решает происхождение. Обрати внимание на митрополита Киприана. Он простого рода, по происхождению болгарин из Тырнова. Прислали его в Москву ещё при жизни Дмитрия Ивановича. Не знаю почему, но невзлюбил его Дмитрий, выгнал из Москвы, а митрополитом сделать решил своего друга детства священника Митяя. Снарядил его в Царьград к Филафею-патриарху на утверждение, умер Митяй в дороге от неизвестной болезни.

– Неизвестной?

– Я вижу, ты меня правильно понимаешь, Муса. Только и на этот раз не захотел Дмитрий поставить Киприана митрополитом. Нет, он митрополитом то стал, князь второй раз ослушаться патриарха не рискнул, иначе во всех церквах его могли бы и анафеме придать, такие случаи на Руси бывали. Но через два года обвинил Дмитрий Киприана в сношениях с государем Литвы Ольгердом и опять выгнал из Москвы.

– Киприан предал Дмитрия?! Заговор готовил?!

– Этого никто доказать не мог! Письма писал, договора готовил, но не во вред Руси, а на только на пользу.

– А что же Дмитрий?

– Киприан обратился в патриарший суд, но Дмитрий уперся и всё! Не пустил Киприана в Москву. Заклинило его! Только после его смерти стал Киприан полноправным митрополитом.

– А, что же он до этого делал?

– В Киеве жил, был митрополитом киевским и литовским. Обрати внимание, сегодня князь Василий ему в рот смотрит. У него своя дружина, посильнее, чем княжеская и вооружена лучше. Тайный приказ полностью в его власти. Так не поверишь, поп ведь, не воин, а разбойников на дорогах по его приказу ловят, по русским законам судят. А сколько книг им написано, не сосчитать. Князь своих детей доверил его заботам, учителя от него приходят. Учат княжеских недорослей языкам, риторике и другим наукам.

– Да, интересный человек.

– Нужный человек. Если обратит на тебя внимание, не уклоняйся. Ты у нас неглуп. Будешь ему полезен, значит и всем казарам тоже.

– Понял атаман.

– Ну, командуй, Муса, увидимся. Разрешаю родным проводить вас до границы города. Вперед!

– До свидания, атаман. Приду обратно, сватов пришлю.

– Буду рад. А пока, думай только о деле.

Сотня медленным шагом пошла до последнего огорода у старого оврага. Там и была граница города. Почти каждого всадника провожала женщина, мать, сестра, жена или невеста. Так, молча, держась за стремя уезжающего воина, они выражали свою печать о близком человеке, которого, может быть, никогда больше не увидят живым. Сразу после старого тына Муса перестроил сотню в походный порядок. Царевича поставил в середине отряда, и конница быстрым шагом двинулась на запад к пределам московского княжества.

Только сотнику позволено было перемещаться вдоль колонны в походному строю, не только позволено, а положено. Командир должен знать все, что происходит в сотне, кто отстал, у кого лошадь расковалась или просто закапризничала, кто заболел. Да мало ли что. Десяток авангарда, примерно, на полкилометра выдвинулся впереди основного отряда. До границы московского княжества Муса запретил громкие разговоры, обычные гиканья и перекрикивания. Территория, конечно, своя, но лучше себя лишний раз не обнаруживать.

Муса подумал и послал ещё один десяток в арьергард. Хотел быть уверенным, что никто за ними не следит. Монотонный стук копыт убаюкивал привыкшего к действию сотника. Легкий ветерок обвевал его лицо, слегка поскрипывала и пахла свежевыделанной кожей конская упряжь. Тулпар шел ровно и красиво, он тоже был сотник среди лошадей. Муса не раз замечал, что человеческие взаимоотношения накладывают отпечаток и на отношения между животными. Лошади в табуне к его коню относились с очень большим уважением, чувствовали в нем лидера. Но скуку нужно было прогнать и Муса подъехал к царевичу Касиму.

– Всё ли у вас в порядке, мирза Касим? Ничего не беспокоит?

– Называй меня просто Касим, в походе не чванятся. Нет, у меня не все в порядке. Ты убил всех моих людей на границе! Зачем? Это были верные, преданные мне воины.

– Вы шли к нам без приглашения, без предварительной договоренности. Тамги и пайцзы у вас не было. Такие отряды мы всегда уничтожаем, а потом разбираемся, кто это был и зачем шел. Очень редко оставляем одного или двух человек «для языка». Тебе просто повезло, что мы именно тебя оставили в живых. Да и нам тоже повезло.

• Предыдущая
• 8/74
• Следующая