Блокада. Книга 3. Война в зазеркалье - Бенедиктов Кирилл Станиславович - Страница 59

Хитрый Эккарт, слушая их, только посмеивался. Он видел, что Гитлеру не хватает знаний; видел, с какой легкостью Розенберг разбивает его в споре, наблюдал и делал выводы.

Три дня назад Эккарт пригласил их на ужин. Холостяцкое жилище поэта – он недавно развелся со своей богатой женой Розой и теперь наслаждался свободной жизнью – было завалено книгами, рукописями и пустыми бутылками. За аппетитным айсбаном, который превосходно готовила кухарка Эккарта, Дитрих предложил Гитлеру и Розенбергу съездить в Байройт.

– Прекрасное место, и воздух чудесный. К тому же там жил и творил сам великий Вагнер.

– У меня нет времени разъезжать по провинции, – возразил Гитлер. – Дела партии требуют моего ежедневного присутствия в Мюнхене.

– Ничего страшного не случится, если ты немного развеешься, Адольф, – Эккарт говорил добродушным тоном, но что-то в его словах подсказало Гитлеру, что лучше с ним не спорить. – К тому же я оплачу вам дорогу до Байройта и обратно.

– А гостиницу? – тут же спросил практичный Розенберг.

– Она вам не понадобится, – усмехнулся Эккарт. – Не задавайте мне никаких вопросов: вы все узнаете в надлежащий момент.

И вот теперь Гитлер с Розенбергом шли по широким улицам Байройта, любуясь его барочными дворцами и тенистыми парками, разбитыми еще маркграфиней Софией Вильгельминой, сестрой Фридриха Великого.

Инструкции, полученные от Эккарта, предписывали им прийти к дому Вагнера к половине восьмого вечера. Поскольку делать в Байройте им было совершенно нечего, приятели успели погулять по рыночной площади, пройтись по Максимиллианштрассе и не раз отведать сказочно вкусного «Браунбир». Теперь они чувствовали себя веселыми и довольными. Полюбовавшись на великолепный оперный театр, они не спеша направились к дому великого Вагнера.

Дом, окруженный густыми липами, стоял в глубине старого сада. Перед полукруглым фронтоном бил изящный фонтан (в Байройте от фонтанов было никуда не деться), крыльцо утопало в пышных розовых кустах. Чем ближе молодые люди подходили к дому, тем неувереннее чувствовал себя Гитлер. Он всегда тушевался, когда приходилось общаться с людьми из высшего общества – а в этом доме, конечно, могли обитать только аристократы.

– Послушай, – сказал он Розенбергу, проклиная себя за нерешительность, – может быть, уйдем отсюда? Дитрих, верно, пошутил, когда предложил нам эту поездку.

– Дитрих, конечно, любит повеселиться, – согласился Альфред, – но не думаю, что он хотел нас разыграть. Не трусь, Адольф! Или ты вспомнил, что у тебя на носке дыра?

Гитлер надулся. Он никогда не владел искусством остроумно отвечать собеседнику. И носки у него целые, он специально выбрал для поездки новую пару, но не станешь же стаскивать с ноги ботинок, чтобы утереть нос спесивому остзейцу!

– Посмотри, – толкнул его в бок Розенберг, – нас, кажется, ждут!

На ступенях лестницы, ведущей к дверям виллы, стояла молодая женщина в черном платье, выгодно оттенявшем золотой блеск ее волос. Она приветливо улыбалась приятелям, и Гитлеру поневоле пришлось ускорить шаг.

– Добрый вечер, госпожа, – учтиво склонил голову Розенберг, – мы прибыли по просьбе нашего друга Дитриха Эккарта. Мое имя Альфред, а это мой друг Адольф.

– Адольф, – зачем-то повторил Гитлер и покраснел.

– Винифред, – представилась девушка, весело тряхнув своими золотыми кудрями. – Добро пожаловать, господа.

По-немецки она говорила с легким акцентом, и это еще больше смутило Гитлера. Иностранка?

Девушка была привлекательной – даже длинноватый нос ее не портил. Гитлер, не умевший непринужденно общаться с женщинами, отвел глаза в сторону.

– О, – сказал вдруг Альфред, глядя куда-то поверх златокудрой головки Винифред, – какая чудесная роспись!

Над массивными деревянными дверями была изображена высокая фигура в одежде странника. На плечах у странника сидели два больших черных ворона. Чуть поодаль стояли две изящные девушки в древнегреческих одеяниях.

– Да, – улыбнулась Винифред, – это работа знаменитого Крауссе. Вам нравится?

– Прелестно, – ответил Розенберг. – И что же символизирует сия картина?

Как и многие остзейские немцы, жившие в России, он часто выражался слишком напыщенным книжным языком.

– Это ведь Во... Вотан, – неожиданно для себя проговорил Гитлер. – Со своими воронами... Как в опере «Зигфрид».

– Верно, – благожелательно кивнула Винифред. – А вот и сам герой, видите?

Только сейчас Гитлер заметил, что на фреске присутствует еще один персонаж – юный Зигфрид, стремящийся к одной из древнегреческих девушек.

– Это музы, – пояснила Винифред. – Мельпомена и Полигимния. Но прошу вас, господа, заходите в дом!

Внутри вилла была обставлена одновременно и с роскошью, и со вкусом. Севрский фарфор, гобелены на стенах, изящная мебель красного дерева, изготовленная, наверное, еще при Софии Вильгельмине. Гитлер в своем стареньком костюме чувствовал себя нищим, которого для потехи позвали к королевскому двору. Он украдкой глянул на свои ботинки – до блеска начищенные с утра, они порядком запылились во время прогулок по Байройту.

Они прошли в большую гостиную с мраморным камином и великолепным персидским ковром на полу. Навстречу им шагнул высокий седоволосый господин с длинным аристократическим лицом.

– Зигфрид Вагнер, – представился он звучным голосом, – а вы, полагаю, господа Розенберг и Гитлер? Мой друг Эккарт предупредил о вашем приезде. Что ж, друзья Дитриха – мои друзья. Прошу вас, господа, располагайтесь. Быть может, немного вина?

– Было бы неплохо, – скованно проговорил Розенберг. Видимо, богатое убранство виллы произвело впечатление и на него.

– Какое предпочитаете? Рислинг? Может быть, тирольское красное?

– Полагаю, Зигфрид, в этот час джентльмены пьют портвейн, – вмешалась в разговор Винифред. – Я велю Луизе принести три бокала.

– Вот кто истинная хозяйка дома, – добродушно рассмеялся Вагнер, когда девушка вышла из гостиной. – Вини англичанка, ни на шаг не отступает от островных традиций. Что ж, придется нам пить портвейн!

– Ваша жена восхитительна, – льстиво улыбнулся Розенберг, – впрочем, как и дом. Поверьте, мне доводилось бывать во дворцах Санкт-Петербурга, но они уступают в великолепии вашей вилле...

– Это вилла не моя, – поправил его Зигфрид. – Это воплощенная мечта отца, ему она и будет всегда принадлежать, пусть даже он давно умер...

– Рихард Вагнер бессмертен, – хриплым от смущения голосом проговорил Гитлер.

– О, – сказал Зигфрид, внимательно поглядев на него, – полагаю, вы правы.

– Когда я был студентом в Вене, – торопливо заговорил Адольф, – я часто ходил в оперу... я слышал все оперы вашего отца... и считаю его величайшим гением, которого рождала германская нация...

Это было почти правдой. Он действительно обожал Вагнера, но вот студентом никогда не был – в Венскую академию художеств поступить ему так и не удалось. «Вы не художник, молодой человек, – сказал ему старый ректор, – это отчетливо видно по вашим рисункам. Но по тем же рисункам видно, что у вас явный талант к архитектуре. Вы прекрасно чувствуете пропорции зданий, у вас отлично развито пространственное мышление. Ваше будущее – именно в этой области. Идите и добивайтесь успехов на поприще архитектуры!»

Вспоминать обо всем этом было неприятно, и Гитлер, снова смутившись, замолчал.

– Не скрою, – улыбнулся Зигфрид, – мне приятно это слышать. Впрочем, Дитрих говорил, что вы очень талантливый молодой человек.

– Говорил и повторю снова, – донесся откуда-то сзади знакомый веселый голос. Гитлер и Розенберг обернулись одновременно – в дверях стоял Эккарт, держа под мышкой укрытую белой тканью корзину. – Ага, вижу, вы удивлены! Сюрприз, сюрприз!

– Рад вас видеть, Дитрих, – Вагнер совсем не выглядел удивленным. – Как ваша новая поэма?

– А, – Эккарт махнул рукой, – пишется понемногу... Однако последнее время меня больше увлекает пьеса.

– Пьеса? Вот как?

– Да, для кукольного театра. Впрочем, я расскажу тебе об этом позже.